Записки комбата

Свободное время в училище с двадцати до двадцати двух часов, остальное – расписано распорядком дня до минуты. Подъем, зарядка, туалет, утренний осмотр, завтрак, занятия до пятнадцати часов. Обед, самоподготовка до девятнадцати, политико-воспитательная и спортивно-массовая работа, чистка оружия, уборка территории. Ужин в двадцать, в двадцать два тридцать – вечерние прогулка, поверка и отбой, – таков официальный день жизни курсанта. В воскресенье до обеда спортивный праздник, после – свободное время. Данный образ жизни воспитывал в человеке то, что он чувствовал себя маленьким, но необходимым винтиком в огромном механизме под названием Советские Вооруженные Силы. Ты сам себе уже не принадлежал, а являлся частицей коллектива объединенного одной целью – построение счастливого завтра.

5

Курсантскую службу необходимо разделять по годам, точнее по курсам, вот тогда вырисовывается более правдоподобная картина. Когда Сибирцев учился на втором курсе, командир роты, капитан Свитловский Георгий Васильевич (Жора), сказал ему, что пройдет много лет, и он будет вспоминать это время, как лучшие годы жизни, время настоящей мужской армейской дружбы. Серега же, с юношеским максимализмом, сердито отвечал, что если это лучшие годы, то зачем такая жизнь вообще нужна? И только спустя многие десятилетия, с высоты прожитых лет, он с улыбкой вспоминал эти нелепые, с горяча брошенные слова. Как прав был Георгий Васильевич!

Мысли вновь и вновь возвращаются к началу армейской службы, к тому Рубикону, происшедшему в жизни каждого пацана, посвятившему себя армии. Месяц карантина дается неоперившемуся птенцу для того, чтобы он последний раз смог оценить и принять решение, а нужно ли ему все это? В течение месяца ты еще можешь остаться на гражданке, но после принятия присяги, пути обратно отрезаны. В лучшем случае попадешь в прежнюю жизнь, отслужив два года солдатом в войсках. Ломаются жизненные уклады и ценности. Впервые у тебя есть только обязанности и никаких прав, ты становишься на первую ступеньку огромной военной иерархической лестницы, имя тебе – рядовой солдат. Целыми днями ты печатаешь шаги, в раздолбанных кирзовых сапогах по раскаленному асфальту строевого плаца до соли на гимнастерке. Бег в противогазах, марш-бросок на десять километров с полной выкладкой, вдалбливание уставов Вооруженных Сил и снова строевая подготовка и так изо дня в день целый месяц. В течение всего этого времени за тобой следит бдительное око сержантов и старшины. Чувствуешь себя буквально под микроскопом.

Сначала это все ошарашивало, хотелось бежать куда – угодно и только обида и злость на то, что ты окажешься слабаком, заставляли сжимать зубы и постепенно, шаг за шагом, пожинать азы военной службы.

Спасала долгожданная ночь, когда полностью без сил падал на армейскую кровать и, не успевая понежиться, проваливался в глубокий сон.

Команда: «Рота, подъем!» – пружиной подбрасывала тебя с постели.

– Сорок пять секунд! – грозно орал сержант. – Время пошло… Раз, два… – И ты, впрыгивая на ходу в брюки и сапоги, несешься в строй.

– Стой! – все замерли. Как правило, в строй кто-то опаздывал.

– Рота, отбой! – Быстро раздеваешься и в кровать.

– Рота, подъем! – И так до десятка раз. Все зависело от настроения старшины.

Быстро умыться, быстро заправить постель, на завтрак десять минут, команда: «Встать, выходи строиться!» – и не дай Бог, если ты задержишься за обеденным столом или будешь жевать на ходу.

Кормили в карантине, да и на начальных курсах так, что у многих с того времени появились проблемы с желудком. Суп – вода с картошкой, второе – каша перловая, ячневая или пшеничная с куском вареного небритого свиного сала и компот. Постепенно курсанты отсеивались. Никто их не осуждал, каждый на данном этапе был волен поступать так, как считал нужным.

Первый курс – это время становления мужчины – защитника Родины, это основополагающий курс. От его результатов зависит вся дальнейшая служба офицера. Развивается ум, доводятся до совершенства математические, аналитические, общеобразовательные способности, знание иностранного языка. Идет теоретическое изучение общевоинских предметов с практической их отработкой в караулах, нарядах и повседневной жизни.

Основные наряды: внутренний и гарнизонный караулы, наряд по роте, по столовой. Реже попадаешь в штаб, на КПП, в гарнизонный патруль. Большей частью «тянешь лямку» по роте, в карауле и в столовой. В столовой приходилось пахать и за старшие курсы. Исполняли обязанности картофелечистки и посудомоечной машины. Это значит, втроем вручную начистить за ночь две ванны картошки или перемыть посуду и бачки за полутора тысячами курсантов, убрать столы, помыть полы на двух этажах здания, возможно и почистить рыбу. Учитывая трех разовый прием пищи, работы было «мама не горюй!»

Караулы, отдельный вопрос. Это единственное место, где находишься с оружием, в магазинах которого боевые патроны. Первое время, заинструктированный до одурения, стоишь на посту, как будто вышел на тропу войны и уверен в том, что вот за тем углом спрятался враг и ждет момента, когда ты отвлечешься, чтобы совершить диверсию. Тихонько, пригнувшись, крадешься по посту. Надо первым обнаружить его. Автомат в положении на грудь. Бывает, если от ветра где-то что-то загремит, испуганно загоняешь патрон в патронник и прячешься возле «тревожной» кнопки, чтобы успеть сообщить в караульное помещение. Десятки раз прокручиваешь в голове кадры, как ты геройски захватываешь банду нарушителей, и тебя награждают боевым орденом. Из нас действительно растили идейно убежденных защитников Отечества.

Первый курс можно сравнить с зоной общего режима. Жили так же за колючей проволокой. Выхода в город практически не было. Это время жесткой, даже жестокой дисциплины. «Я начальник, – ты дурак, ты начальник, – я дурак», – это про нас. Командир отделения, младший сержант, не говоря о вышестоящем командовании, был для тебя царь и бог, от него зависело твое существование. Захочет, неделями не будешь вылезать из нарядов, запустишь учебу и в результате – прощай училище, здравствуй армия.

Итоги прошедшего дня подводят на вечерней поверке. После переклички, проведенной по книге вечерней поверки, старшина командует: «Замкомвзвода, сделать объявления». Вдоль строя роты слышится: «Курсант Кушаков… курсант Чаплыгин… курсант Какалашвили…». Это сержанты раздают нам «подарки»…

– Курсант Сибирцев! – командует сержант.

– Я!

– Выйти из строя!

– Есть!

Два строевых шага вперед и разворот кругом к строю. Чтобы в глаза смотрел своим товарищам и сгорал от стыда и срама за содеянное!

– За неудовлетворительную подготовку к утреннему осмотру объявляю три наряда на службу! – с чувством выполненного долга, торжественно произносит сержант.

– Есть, три наряда на службу!

– Встать в строй!

– Есть!

Четким строевым шагом возвращаешься в строй.

На душе кошки скребут, взгляд потуплен ниц. На полном серьезе думаешь: «Сегодня ты не подшил свежий подворотничок, а завтра возможно Родину предашь?!»

И не важно, что сержант не имел права на такое взыскание. Все идет от лица старшины, а то и ротного.

Уместно вспомнить и утренний осмотр. На первом курсе он превращается в какую-то экзекуцию.

В семь двадцать дневальный командует: «Рота строится на утренний осмотр!»

Все бегут в строй.

– Равняйсь! Смирно! Первая шеренга шаг вперед, шагом марш! Кру-гом! – командует «комод». – Подворотнички к осмотру.

Качество белизны «подшивки» зависит от настроения сержанта. А если он увидит «вшивник» под расстегнутой пуговицей, считай выговор, как минимум, ты уже заработал.

– Правую ногу на носок ставь! – от зоркого ока начальника не ускользнет сбитая подкова и стоптанный скос каблука.

– Выложить все из карманов!

В пилотку складываешь наличность карманов. Их шесть с пистоном, а должно в них быть: военный и комсомольский билеты, расческа и свежий носовой платок. Все! Остальное – конфискат.

Не переживай, что не успел переложить «трояк» в тумбочку, сейчас и их проверят и все изымут. Личные вещи должны храниться в каптерке у старшины! А лучше, когда их вообще нет.

Бляхи к осмотру… Надписи хлоркой на обмундировании… (Излишний наклон букв может подпортить бравый настрой сержанта и тогда…)

Сзади чувствуешь щипок головы. Пальцы отца-командира скользнули по «ежику» и сорвались… Сегодня пронесло, – вздохнул с облегчением, – стричься еще рано.

Блеск сапог… острие стрелок на брюках… длина нитки в иголке, (черной и белой) … Утренний осмотр продолжается…

Многие будут со мной спорить, но на тот момент был только один выход – смириться и ждать, когда-то это должно закончиться.

Запомнились и интересные моменты. Несколько раз водили в оперу и на балет, в училищном клубе так же давали концерты музыканты и певцы. Девчата из балетных школ учили нас классическим танцам.

Основное время уходило на занятия: лекции, самоподготовки и семинары сменяли друг друга. По напряженности обучения, первый курс перекрывал любой следующий. Каждый день в двадцать один час рассаживались в ленинской комнате для просмотра программы «Время». Это войдет в привычку на всю жизнь.

Выживать помогали письма с родины, особенно письма от девчат. Письма Любаши Сергей зачитывал до дыр, помнил их наизусть. Это была единственная тайная часть его жизни. Любимый почерк, родные обороты речи уносили Серегу в уже далекие времена детства и юности, где он был так безмерно счастлив. Сразу же становилось легче и казалось, что пройдет и это.

Запомнилось одно событие, характеризующее, на сколько мы были запуганы и зажаты в тисках военной дисциплины. Как-то летним теплым вечером после отбоя к Сереге подошел Граф (Славка Урин).

– Серый, пойдем, прогуляемся вдоль забора. Так хочется на волю.

Серега уже спал, куда-то идти было просто лень, да он и не понял со сна, куда его зовут. Он отказался.

Тогда Славик, Олег Тыренков (Сын) и еще двое курсантов, предупредив дневального, выскочили из казармы, перелезли через забор и прогулялись по автовокзалу, расположенному возле училища, подышали воздухом свободы и незаметно вернулись в расположение.