Записки комбата

– Прямо, красная девица какая-то, а не будущий офицер. Ну, хорошо, завтра разберемся, иди.

И взяв сына под руку, направился в сторону КПП.

Переэкзаменовку Володе назначили на понедельник. Два дня ждать его было просто невыносимо. Всеми мыслями Сергей был уже дома, среди друзей и родных. Поэтому, получив отпускной билет, он сразу же рванул на вокзал. Февраль месяц, на железной дороге затишье. Новогодние праздники закончились, а до лета еще далеко. Билеты в кассе продавали свободно. Купив его, с пятидесяти процентной скидкой, как курсант, Серега через час уже ехал на Москву. Затем три часа из Домодедово на Як-40, и он дома! Летя в самолете, Сергей с ностальгией вслушивался в родной окающий говорок пассажиров, Да и сам рейс Москва – Вытегра – Ленинград, возносил небольшой провинциальный городок на уровень мегаполисов. Как говорится: «Мы тоже не лыком шиты!». А дома – «И дым отечества нам сладок и приятен…». Как прав поэт. Дома кажется и воздух чище, хоть ножом нарезай и на хлеб намазывай, и сосны выше и стройнее, и неба такого голубого нигде нет, и холодная синева озер. Как часто все это видел Серега в казарменных снах и вот, эта сказка сбылась, он снова здесь и никаких тревог и подъемов, никаких сержантов. Да, это здорово!

До города добрался на рейсовом автобусе. В дом зашел с черного входа. Постучал в дверь квартиры.

– Сейчас открою, – послышался голос мамы.

Дверь открылась. Перед ним стояла мама, все такая же родная и милая, только чуть прибавилось седины. Она взмахнула руками, сложила их к груди и запричитала;

– Серушенька, милый ты мой, наконец-то, дождалась! Уткнулась лицом в широкую грудь сына и заплакала.

Серега обнял маму, погладил по волосам и попытался успокоить:

– Ну, все, хватит, хватит, я дома и это самое главное.

Выскочила Танюшка, младшая сестра, бросилась на шею, расцеловала, тут же рассказывая все последние новости.

Вечером, отдохнув от дороги и приведя в порядок парадную форму, Серега вышел в город, прогуляться и навестить друзей. Он знал, что Юрку Самутичева перевели киномехаником в далекую деревню Ундозеро. Андрюха Шевчук, после кадетки, стал курсантом ЛВОКУ. Валера Филичев уехал к брату в Новокузнецк. Из близких друзей остались в городе Вовка Старков, который учился в Ленинградском речном училище, но должен быть здесь на каникулах и Сашка Гринягин, учащийся местного лесотехнического техникума. К ним он и направился.

Поверх формы накинул гражданскую курточку отца, так как, раздавшись в плечах за последние полгода, уже не смог влезть ни в одну свою.

Вовка был дома. Обнялись по-братски, тут же сгоняли в магазин за водкой. Родители его накрыли стол и все сели выпить и закусить за встречу. После застолья пошли на танцы в клуб Речников. Возле клуба встретили Сашку Гринягина с компанией ребят.

Сзади Серегу сильно ударили по спине.

– А что тут у нас вояки забыли!? – послышался грозный окрик.

Серега обернулся. Перед ним стояли братья-близнецы Репины, извечные соперники и драчуны с другого края города. Они были уверены в том, что ни Серега, ни остальные пацаны на конфликт с ними не пойдут, так как на сегодня они с компанией считались «королями» города. Но они не учли того, что прошло полгода. Для них, это как две недели, а для Сереги – значительный отрезок уже взрослой военной жизни. Проведя это время в мужском коллективе, он знал, что прав тот, кто сильней и стоит дать слабину, как тебя превратят в лоха. Первый удар был младшему Репину правой в лоб, от которого тот отлетел метра на два, сломал забор и упал в сугроб. Второй – старшему, головой в нос. Брызнула кровь, и он медленно осел на снег. Такого начала никто не ожидал. На мгновение все замерли. Шурик первым оценил ситуацию и закричал: «Бей, леспромхозовских!». Пошла стенка на стенку. Штакетины от забора мгновенно оказались в руках драчунов. Все перемешалось, только мелькали руки и ноги, слышалось пыхтение и крики соперников. Раздался звук сирены, кто-то вызвал ментов. Пацаны бросились врассыпную, осталась только толпа зевак…

Собрались у Сашки дома. На танцы уже не пошли, все с уважением смотрели на Серегу.

– Ну, ты даешь! Ты где так драться научился?

А Серега вдруг понял – вот он авторитет. До этого же, он был равный среди равных. Просто надо в нужный момент не смалодушничать, пересилить себя, пусть даже будет очень больно, и принять правильное решение.

Володя приехал через два дня, пересдав успешно экзамен по математике. Вечером забежал за Серегой, и они пошли прогуляться по городу. После долгой, как им казалось, разлуки с малой Родиной, все вокруг воспринималось как-то глубже и милее. Вспоминались детство и юность, прошедшие в этих дворах и улицах.

Вот с этой горки гоняли пацанами на финских санках.

А по этому замерзшему ручью катались на коньках, подцепив их веревками и палками к валенкам. По весне с ручья вытягивали копьями бревна-топляки, попадавшие сюда от сплава леса по реке. Бревна сушились и шли на дрова.

А здесь, на центральной площади, скоро будет веселый праздник – проводы русской зимы.

– Может, в баню рванем? – прервал приятные воспоминания Володя.

Городская баня является одной из достопримечательностей Вытегры. Построенная в незапамятные времена, топилась исключительно березовыми дровами, вода и камни в печи были с Онежского озера.

– Баня – это святое дело, – ответил Сергей, и друзья пошли домой за бельем и березовыми вениками.

Очереди не было, поэтому сразу же зашли в раздевалку.

– Ну, что отец, пар есть? – спросили они у банщика.

– Есть. Пар хороший, сегодня рано затопили, – ответил дед.

Первый заход пробный – для разогрева. Веники замочены в кипятке, ребята млеют на средней полке. В парной пахнет березой от сохнущих над печкой дров. Дровяной жар, влажный в меру, пробирает до костей, не то, что сухой пар сауны, который только обжигает кожу.

– Ну что, поддать? – слышится голос парильщика сверху.

– Можно, помаленьку. – И первый ковш кипятка летит в жерло духовки на вулканические булыжники. Выхлоп жара вырывается из печи и этого хватает, чтобы парильщики один за другим слетели с полка вниз, остались только самые крепкие деды.

Второй и последующие заходы идут уже с вениками. Кто сам хлопается, а кто – друг друга. Слышны только удары по телу, стоны и вопли: «А ну, поддай еще…, еще…». Все уже поднялись на сам полок. От жара, кажется, кости тают, в голове памороки начинаются, уши трещат и в трубки закручиваются. Руки жжет, а горячий воздух обволакивает все внутренности. Чем себя сильнее хлещешь веником, тем тело просит еще нажать. Самоистязание.

Теперь главное – во время вырваться из этого пекла и бегом под ледяной душ. Затем – в раздевалку на топчан. Именно здесь, с чашкой горячего, крепкого чая в руках, наступает тот момент истины, когда душа и тело отдыхают и находятся в полном согласии.

На утро, решили сходить в лес на лыжах. С городского стадиона идут три круговых лыжни на три, пять и десять километров. Первые две хорошо накатаны, на них проходят уроки физкультуры у школьников, а вот десятка, чуть проваливалась, так как по ней ходят меньше, в основном спортсмены и редкие отдыхающие. Намазанные специальной мазью, лыжи бегут ходко. С кочки на кочку, с горки на горку, сквозь ельник и березняк, укутанные снежным покрывалом и вот мы у цели. Медвежья гора – любимое место зимнего отдыха горожан. Залезть на высокую гору непросто. Где «лесенкой», где «елочкой», где, помогая друг другу палками, в конце концов, достигаешь вершины и с криком: «Лыжню!.. Поберегись!..» – стрелой срываешься вниз. Дух захватывает, поджилки трясутся. Колени чуть согнул, палками притормаживаешь, закусил губу, главное, удержаться на лыжах. А внизу еще трамплин и вот взлет…, а приземление бывает по-разному. Руку, ногу можно подвернуть, лыжу сломать, но обычно, все заканчивалось хорошо, надо только вовремя свернуть и затормозить, чтобы не врезаться в сосны, растущие в конце спуска.

Накатавшись вдоволь с горы, ребята направились в обратный путь. Солнце в зените, белый с синевой снег ярко сверкает тысячами звездочек, легкий морозец приятно щекочет щеки, нос и уши. Пахнет хвоей. Впереди показались две фигуры. Нагнав их, Серега крикнул: «Лыжню!» и пошел на обгон, но, поравнявшись с лыжниками, притормозил. Это были две девчонки, с трудом перебирающие ногами.

– Что случилось, горемыки? – спросил он.

– Да вот, крепление сломалось, замерзли все и, вообще, не знаем – куда идти.

– Отставить слезы, красавицы, сейчас все будет «тип-топ»!

Подбежал Володя. Ребята помогли девчатам освободиться от лыж, растерли им руки и носы, заставили их двигаться, а сами занялись ремонтом лыж.

Девчата оказались местными, Ольга и Лариса. Учились в Ленинградском полиграфическом техникуме. Сейчас были на каникулах. Ребята их не знали, так как они учились в другой школе и младше классами. Дальше шли вчетвером. Перед их домом договорились, что вечером встретятся возле клуба.

Так, день за днем, пролетели зимние каникулы. Надо было возвращаться в училище. С девчатами ребята подружились, ходили с ними в кино, встречались на танцах. Гуляли и провожали их вечерами домой. Договорились, что поедут вместе с ними через Ленинград.

Проводы были, как всегда, как на войну. До Ленинграда ехали двенадцать часов автобусом. Там проводили девчат в общежитие на Васильевском острове, а сами на троллейбусе поехали к Серегиным родственникам на Петроградскую сторону.

До прибытия в училище еще оставалось два дня. Решили провести их в Ленинграде. Днем, пока девчата учились, посещали музеи, смотрели достопримечательности, а после обеда, уже вчетвером, ходили в кино, театры, гуляли по городу. Более близкими отношения так и не стали, может потому, что все мысли у Сергея были о Любаше, с которой он так и не встретился.

4

Начался второй семестр, поползли серые армейские будни, скрашенные редкими увольнениями. Люба писала часто, вернее, старалась отвечать на каждое Серегино письмо, а он писал ежедневно, и эти письма, стали, чуть ли не основной частью его жизни. В них они рассказывали друг другу о том, как прожили очередной день, вспоминали родину и мечтали о возможной скорой встрече. Вообще-то, письма солдату – это очень важная тема и достойна отдельного повествования. Но, то ли звезды не так расположились, то ли судьбой так было уготовлено, но встретиться с Любой не было суждено еще долгие годы.

Первые два года – самые трудные в курсантской жизни, время, когда единственное, что тебе разрешается, – это стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Даже те редкие увольнения, которые выпадали, не приносили облегчения, так как вынужденное шатание по городу в военной форме без наличия вблизи друзей и родных еще больше навевало тоску по дому и вольному житью.

В середине второго курса училище понесло невосполнимую утрату – умер начальник училища, генерал-майор Киселло Юрий Эдуардович. В похоронах принимало участие все училище. Взвод, где учился Юра, сын начальника училища, участвовал непосредственно в погребении. Жалко было Юрку. Все ребята старались его поддержать.

Вспоминается еще несколько вечеров встреч в институтах и техникумах города, но все они были в присутствии, а точнее, под надзором офицеров и проходили скованно, не интересно, по заранее спланированному сценарию. Наверно, все эти ограничения, ущемления, запреты и приводили в дальнейшем к эмоциональным срывам молодых офицеров, выражавшимся в беспробудном пьянстве и гулянках. Однако именно в это время воспитывались стойкость, выносливость, терпимость, коллективизм, сила духа, закалялся характер. Это время получения основных знаний высшей школы, время формирования интеллекта, культуры, физического становления. Вот только форма достижения этих результатов была не самой гуманной.

Что сильно «доставало», так это ранние зимние подъемы, когда на улице минус двадцать, а надо бежать по «третьей форме одежды» на зарядку. Тогда плюешь на все и, полагаясь на «авось», в момент выхода роты из казармы на улицу, улучшив момент, ныряешь в подвал или сушилку, где забиваешься подальше среди труб отопления и не беда, что там пыльно и грязно, а последствия проступка не предсказуемы, зато сейчас так тепло и комфортно, а на улице так мерзопакостно… На душе становится хорошо и уютно и ты проваливаешься в прерванный сон. Похожее было и с баней. Своей бани у училища не было, мыться водили строем поротно раз в неделю в другой конец города. Поднимали в два часа ночи и сонные «коробки» курсантов мрачно брели по спящему городу. Летом, еще, куда ни шло, а зимой – это настоящая пытка, да и какое удовольствие от бани в пять утра? Поэтому, отлынивали от нее, кто как мог.