Три Светланы

В течение последующего после знакомства полугода Семен и Лиза перезванивались друг с другом: благо, такая возможность существовала у обоих. Старшие брат и сестра писали, что свадьбу следовало бы играть по родной традиции – все село в Москву не отправишь, да и старушка-мать никуда из села не двинется, а без ее благословения свадьба – не свадьба! Семен все это понимал, но приехать в родное село в тот момент не мог, ссылаясь на службу. Не мог же он сказать своим родным, что родители невесты против.

Родители Лизочки в тот момент действительно не находили себе места: взрослая дочь вправе сама решать, за кого выходить замуж, да и засиделась она в девках: подружки-одногодки уже давно нянчат собственных детей. Но неизвестный НКВДэшник, пусть даже, по словам Лизочки, и очень добрый и ласковый украинец, любящий детей, уважающий родителей и каждый раз говорящий, что обязательно познакомится с ними, был для них совершенно чужд. К тому же дальние родственники, так, между прочим, стали чаще напоминать им: держат ли они свое слово?

Через полгода Семен и Лиза поженились. Их расписали в Пятигорском ЗАГСе. Свидетелем со стороны жениха был сотрудник из местного управления НКВД. Свидетельницей невесты была сотрудница из крайкома комсомола, с которой Лизочка поддерживала отношения после перевода в крайком партии. До регистрации Семен, как и обещал, пришел с дорогими подарками – помогли друзья из интендантской службы Кремля – знакомиться с родителями Лизы. Лишь после нескольких рюмок столичной водки Капитон Тихонович сказал что-то по-человечески теплое по поводу предстоящего выхода замуж родной дочери. Наталия Дмитриевна, которая спиртное не переносила и на которую московские подарки будущего зятя не произвели никакого воздействия, так и просидела молча за столом. Провожая Семена, Лиза расплакалась, прося прощения за родителей. Бедный Семен, на которого за время службы не действовало никакое количество выпитого спиртного, вдруг впервые почувствовал головокружение и на глазах всех соседей, «случайно» оказавшихся во дворах или глазеющих из окон, крепко обнял своими могучими руками Лизу, отчего у нее сразу высохли глаза, и поцеловал ее. Затем, поправив ремень и портупею, уверенной походкой вышел со двора.

У Лизы была прощальная встреча с музыкантом. Сердце ее разрывалось, когда она глядела на него: он весь сник и осунулся, разговор не поддерживал. Видимо, он уже пережил в себе невозвратность случившегося и ему хотелось поскорее закончить процедуру прощания. Когда Лиза подошла к нему, чтобы поцеловать на прощание, он ее слегка оттолкнул. Ее это оскорбило, и она первой вышла из комнаты. Потом она плакала всю ночь, сидя вместе со своим младшим братом. Он очень любил сестру и был единственным, кто поддерживал ее.

Семен увез Лизу в Москву, и они поселились в красивом здании с почтовым адресом: Москва, Красная площадь, 2. Ему предоставили краткосрочный отпуск, и они поехали на родину Семена – в богатое село в Восточной Украине. Там их радушно ждали и отметили веселую свадьбу – с национальными песнями и плясками, с искренними пожеланиями долгой семейной жизни в любви и согласии, множества детей и всякого добра. Лиза очень быстро сошлась с новыми родственниками, но особо полюбила невестку мать Семена. Позже, приезжая в гости на Украину, Лиза всегда чувствовала доброту и ласку простой крестьянской пожилой женщины, которая недодала эти чувства своему младшему сыну и теперь с избытком отдавала их его жене. Когда они приехали однажды в очередной раз, мать была уже очень больна и ждала приезда Лизы, чтобы умереть на ее руках.

Реже ездили в Пятигорск. Там чувствовался сквозняк в отношениях между зятем и тестем с тещей. Семен это стойко переносил и в каждый приезд просил Лизу не ворошить прошлое. Родственники музыканта как-то пытались «выяснить отношения» с Семеном, но увидев его один раз вблизи, более не появлялись на его пути.

В Москве для Лизы началась столичная жизнь жены сотрудника грозного ведомства по охране государственной безопасности и первых лиц этого государства. У Семена был непредсказуемый график работы, но в свободные дни они вместе окунались в культурную жизнь столицы: ходили в театры – у Семена проблем с билетами не существовало, в музеи, на концерты, ездили за город на Москва-реку …

Однажды брат Лизы сообщил в письме, что друг-музыкант тронулся умом и запил. Через некоторое время он прислал трагическую новость: музыкант попал под электричку – то ли сам бросился, то ли пьяным упал на рельсы. Лиза пошла в церковь и поставила свечку за упокой. Придя домой, она проплакала весь день. После этого она посчитала, что навсегда вычеркнула прошлое из своей памяти и никогда об этом вспоминать не будет и запретила другим в ее присутствии напоминать об этом. Могла ли она тогда подумать, что очень скоро изменит свое мнение!

Лиза просила Семена устроить ее куда-нибудь на работу, но Семен всячески препятствовал этому. Он советовал жене больше отдыхать и бывать на свежем воздухе, и вообще проявлял себя любящим и очень заботливым мужем: они уже знали, что у них скоро будет ребенок.

Родился мальчик, преждевременно и очень слабенький. Прожив всего несколько дней, он умер. Лиза очень переживала. Она считала, что это бог ее наказал за отвергнутую любовь и трагическую смерть музыканта. Семен с трудом успокаивал ее. Видимо, переживания первых дней брака негативно сказались на здоровье будущего ребенка. Но зато вторым ребенком оказалась крупненькая девочка, вся в отца – лицом и телом. Ее назвали Ольгой. Семен был без ума от счастья. К тому же так звали его маму – предложила Лиза. Через два года родился Владимир. Последним ребенком перед войной была вновь девочка Светлана, очень похожая на мать.

Глава четвертая. Всему тому виной – война

В конце 1930-х готов по стране прокатилась волна репрессий и партийных чисток. Они не миновали даже высших военных и партийных чинов. Людей арестовывали и бесследно увозили на работе, дома, на даче, на курорте … На очередном торжественном заседании в Большом театре, посвященном Великой Октябрьской социалистической революции, Семен находился вместе с Молотовым в правительственной ложе. После перерыва, в ожидании концерта, Молотов попросил его заглянуть вниз, в зрительный зал. Зал оказался почти наполовину пустой. Семен с удивлением сообщил об этом Молотову. Вячеслав Михайлович ничего не сказал, но через несколько минут произнес: «Сегодня покос, Ларионыч!»

Несмотря на то, что фашистская Германия взяла курс на войну, Советский Союз продолжал сближение с Германией, надеясь предотвратить беду. Молотов во главе представительной миссии отправился в Берлин на переговоры с Гитлером и министром иностранных дел фон Риббентропом. Это был его первый визит за границу. Семен сопровождал шефа советского внешнеполитического ведомства. В числе обслуживающего персонала были даже личный повар и парикмахер Молотова.

Рейхсканцлер Германии Адольф Гитлер устроил завтрак в честь Наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова. Части германской армии и отряды личной охраны Гитлера, выстроенные у подъезда имперской канцелярии, оказали Молотову воинские почести. Вечером того же дня в полпредстве СССР в Берлине был дан ужин в честь Молотова. На ужине присутствовали члены правительственной делегации, прибывшие вместе с Молотовым и полпред СССР в Германии А.А. Шкварцев. С германской стороны на ужине присутствовали министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп, начальник германской полиции Гиммлер, рейхсминистр Ламмерс, министр вооружений и боеприпасов Тодт.

В ходе визита Молотов имел две продолжительные беседы с Гитлером и дважды встречался с Риббентропом. Однако желаемых результатов переговоры не дали, зато выявили настроения Гитлера, с которыми пришлось считаться. Молотов признал, что Гитлер был с ним вполне корректен, хотя произвел впечатление самодовольного, даже самовлюбленного человека, умного, но ограниченного в силу «нелепости своей изначальной идеи». Отчитываясь о визите в Германию перед Политбюро ВКП(б), нарком заявил, что «затеянная по инициативе фашистской стороны встреча явилась лишь показной демонстрацией».

Прошло несколько недель после «командировки» Семена в Германию, когда его вызвал к себе Власик. Указывая на небольшой деревянный ящик с немецкими надписями, стоящий в углу его кабинета, он сказал, что это подарок Семену из Германии. Долго решали: отдавать или не отдавать? Решили: не выбрасывать же! Семен подумал, что это подвох: проверяют его на вшивость. Но Власик его успокоил: сам Молотов разрешил. Оказалось, что присутствовавший на приеме в советском посольстве начальник охраны министра иностранных дел Германии отличил молодцеватого гиганта-охранника из свиты Молотова и попросил передать подарок для жены охранника к наступающему 1941-му году! Принеся подарок домой, заранее сменив немецкую упаковку на большой картонный ящик, Семен вручил его Лизе, сказав, что «по блату» достал у своих интендантов. Так в семье очутилась немецкая швейная машинка «Singer». На этой машинке Лиза, уже до замужества умеющая хорошо шить, обшивала всех своих детей, мастерила «последний шик» моды себе и своим московским подружкам. В тяжелые годы войны машинка кормила в эвакуации ее детей. Лишь спустя многие годы Лиза узнала правду о приобретении подарка и о том, что Семен незадолго до войны был в Германии.

На последний мирный Новый год наконец-таки после долгих уговоров приехали в Москву родители Лизы. Это была последняя встреча Лизы с живым отцом – ранней весной он умер. Видимо, Капитон Тихонович чувствовал близкую смерть и решил напоследок повидаться с внуками. Совсем семейно-теплой эта встреча не была, но Лиза и Семен, и особенно дети, были очень рады нескольким дням, проведенным вместе около зажженной высокой елки, украшенной замечательными новогодними игрушками. Эти игрушки напоминали потом детям каждый Новый год о приезде бабушки и дедушки к ним в Москву.

Началась война – советские инициативы оттянули ее лишь на- немного. Несмотря на многочисленные предупреждения из различных источников – даже посол Германии в Москве граф Шуленбург называл точную дату начала войны – многие наши войска немцы застали врасплох, поэтому уже в первые месяцы Красная Армия понесла огромные потери убитыми, ранеными, попавшими в плен. Правительство, министерства, дипломатический корпус эвакуировались в Куйбышев. Для Сталина были подготовлены подземные бункеры. Но даже в самые тяжелые для Москвы дни он оставался в Кремле. Молотов тоже не покинул столицу. С ноябрьского парада 1941 года на Красной площади войска направлялись сразу на защиту Москвы. Начальником особого отдела дивизии отправился на фронт и Семен Илларионович. Лиза вместе с тремя детьми уехала к матери в Пятигорск.

В первые месяцы почта с фронта приходила регулярно, и Лиза чувствовала себя спокойно, моля бога лишь о том, чтобы он защитил мужа от смерти. Но позже обстановка на фронтах осложнилась, почта стала доставляться с большим опозданием, и вскоре от Семена несколько месяцев не было ни одной весточки. Лиза не находила себе места. Старалась забыться в домашних делах, в заботе о детях, в шитье… Уже стала почти каждый день ходить в церковь. Доходило до того, что она стала вспоминать музыканта и думать, что это он мстит ей с того света. Наконец кто-то из соседей посоветовал ей посетить знахарку, которая жила в пригороде – в Новопятигорске. Тетка Маруся, оказывается, хорошо знала старшую сестру Лизиной матери Натальи Дмитриевны – Александру Дмитриевну, которая тоже жила в Новопятигорске.

Александра Дмитриевна была замужем за богатым нефтепромышленником из Баку. Семья до революции владела дачей в пригороде города-курорта Пятигорска, известного своими минеральными источниками. Массивный двухэтажный особняк из местного белого туфа со всеми подсобными постройками был обнесен узорчатой кованой оградой и занимал огромную территорию в полквартала. После революции дачу конфисковали. Муж Александры Дмитриевны, отправившись по делам за границу, так и задержался там навсегда. Александре Дмитриевне новая власть огромный особняк обменяла на комнатушку в коммуналке. За годы своего существования дача много раз меняла свое предназначение, пока после войны не стала детским садом. К главному зданию понастроили малые и большие помещения, которые исказили и изуродовали некогда красивый белокаменный особняк. Волею судьбы бабушка Саша, уже будучи в преклонном возрасте, тем не менее, очень подвижной и заботливой, водила в некогда принадлежавший ей дом свою правнучку – дочку Лизиной младшей дочери Светланы – в детский садик. Но все это произойдет после войны. А пока Лиза спешила в Новопятигорск к тетке Марии за помощью.

Возле дома известной на всю округу знахарки толпились люди – почти одни женщины, пожилые и молодые, желавшие от тетки Марии лишь одного: узнать, жив ли их муж, сын, отец, брат? Когда подошла очередь Лизы, она сказала, как ее учила мать, что она – племянница Александры Дмитриевны. Тетка Мария повела ее из «приемной» в другую комнату – чтоб не мешали – и уделила Лизе намного больше внимания, чем обычно другим. Разложив потрепанные карты, она долго их изучала, потом собрала в колоду и вновь разложила, что-то приговаривая. Проделав эти действия с традиционным инструментом классического гадания, тетка Мария убрала карты в сторону, подсела поближе к Лизе и, взяв ее руки в свои, начала рассказывать.

Оказывается, много лет назад она гадала Александре Дмитриевне и предсказала достаточно точно ее судьбу. На Лизу это оказало чрезвычайно большое впечатление, и она с удвоенным вниманием слушала, что «сказали карты» предсказательнице.

Прежде всего она успокоила Лизу: муж жив, но слегка ранен. Не писал, потому что был в окружении. Это – что было. А теперь – что будет? На фронте долго не пробудет – переведут в другое место, далеко, очень хлопотное, и он будет им недоволен. Но зато там будете вместе. Родится еще один ребенок – мальчик. Потом муж изменится – счастья больше не будет! Лиза, радостная настоящим и убитая будущим, вернулась домой, рассказав матери только половину услышанного.

В августе 1942 года в город Пятигорск вошли немцы. До этого наши войска отошли от города, и он был предоставлен сам себе. Народ брал все, что лежало вокруг, конечно, в первую очередь продукты: с мясокомбината – мясо, сало, колбасы из холодильников и складов; с хлебокомбината – муку, соль, сахар; из магазинов – кому что нравилось. Мальчишки натаскали с кондитерской фабрики конфет на год вперед и обменивались друг с другом.

Первыми в город, почему-то не с западной, как ожидали, а с восточной стороны, обогнув возвышающуюся над городом гору Бештау, въехали велосипедисты-румыны, затем – мотоциклисты и только вслед за ними стали появляться грузовики с немецкими солдатами. Завершили въезд несколько легковых автомобилей с офицерами. Оккупанты начали расселяться. Наталья Дмитриевна после смерти мужа продала дом на Красной слободке и купила квартиру в старой части города – на Кабардинке. В квартиру в старинном двухэтажном доме с высокими потолками и окнами сразу же въехал офицер с адъютантом и шофером. Наталья Дмитриевна с сыном, дочерью и внуками переселилась в маленькую каморку. Началась новая, никогда не думанная жизнь под одной крышей с врагом.

В первые же дни немцы переписали всех евреев, дали сутки на сборы, позволив взять с собой по шестнадцать килограммов вещей, и увезли. Накануне соседи-евреи раздаривали свое имущество. Наталье Дмитриевне достался огромный сундук с красивыми замками, изготовленный еще в начале века в Америке. Он был как раз кстати: служил одновременно хранилищем вещей и кроватью в тесном помещении.

Немец-офицер говорил немного по-русски, показывал фотографии жены. Детей, видимо, у него не было. Когда приходили посылки из Германии, он угощал шоколадом. В первую очередь совсем маленькую Светлану. Она была очень хорошенькой с белыми кудряшками и красиво одетая – Лиза для нее особенно старалась. Еще ничего не понимающий ребенок позволял брать себя на руки, играть с ней. Чрезмерное внимание к Светлане настораживало. Опасения оправдались: однажды утром, когда офицер как обычно уехал в штаб, его шофер неожиданно возвратился назад и, увидев Наталью Дмитриевну, с трудом, помогая себе пальцами, объяснил, что его шеф уезжает в Германию и хочет взять с собой маленькую девочку. За несколько минут все быстро собрались, взяли самое необходимое, усадили Светлану в коляску и отправились к Александре Дмитриевне в Новопятигорск. Прошло некоторое время. Младший брат Лизы Юра, несмотря на категорический запрет матери, отправился в город, на квартиру, чтобы взять что-то забытое. Офицер уже уехал, но Юру окликнул кто-то из соседей, вызвав внимание оставшегося адъютанта. Юру арестовали и отправили в лагерь в Минеральные Воды. Уже позже Лиза узнала, что немцам было разрешено с территории оккупированных стран забирать маленьких детей, внешне похожих на арийцев.

В январе 1943 года началось наступление Красной Армии, и Кавминводы были освобождены. Перед отступлением немцы расстреляли почти всех арестованных, в том числе и брата Лизы. Наталья Дмитриевна, дочь и внуки вернулись на квартиру. Все продуктовые запасы кончились. Лизе приходилось ходить вместе с такими же нуждающимися женщинами по окрестным селам менять одежду на продукты, шить на месте, если была машинка, или принимать заказы и шить дома. Когда наступили холода, к проблеме питания добавилась проблема с дровами. Лиза вместе с малолетним Владимиром, вооружившись маленькими пилами, отправлялись к подножию горы Машук, собирали упавшие ветки, распиливали их на месте и вязанками приносили домой. Местный лесник часто приставал к женщинам. Защитить их, к сожалению, было некому.

Когда в Великой Отечественной войне наступил коренной перелом, и врага стали выгонять с территории СССР, Семена Илларионовича отозвали с фронта в Москву. Началась напряженная подготовка к встрече «большой тройки» – лидеров трех стран: Сталина, Рузвельта и Черчилля – в Тегеране. Это была первая за годы Второй мировой войны конференция, на которой была разработана окончательная стратегия борьбы против фашистской Германии и ее союзников, а также намечены контуры послевоенного устройства мира. До самого начала декабря 1943 года Семен Илларионович в составе личной охраны Молотова обеспечивал охрану партийно-правительственной делегации СССР. В целях безопасности президент США Рузвельт остановился не в собственном посольстве, а в советском: американское посольство находилось намного дальше, на окраине города в сомнительном районе. Пребывание «в гостях» американского президента еще более усилило охрану посольства СССР в Тегеране. Дипломатический комплекс окружили тремя кольцами пехоты и танков. В районе, где размещалась советская делегация и где проходила конференция, было сосредоточено 7 полков НКВД и 1500 самых опытных оперативников. В самом дворце заседаний находилось 1000 солдат и 150 оперативных работников советских органов безопасности. На время проведения конференции город был полностью блокирован войсками и спецслужбами. В Тегеране приостановили деятельность всех средств массовой информации: отключили телефон, телеграф и радиосвязь. Даже семьи советских дипломатов были временно «эвакуированы» из зоны предстоящих переговоров.

Гитлеру была известна не только точная дата начала конференции – 28 ноября 1943 года. На его стол легли и фотокопии совершенно секретных материалов, в том числе и переписка Сталина, Рузвельта и Черчилля. Документы, которые хранились в сейфе британского посла в Тегеране, переснял и продал немецкой разведке за двадцать тысяч фунтов стерлингов камердинер посла, правда, немцы расплатились с ним … фальшивыми фунтами. Руководство Третьего рейха поручило Абверу организовать в Тегеране покушение на лидеров СССР, США и Великобритании. Секретную операцию под кодовым наименованием «Длинный прыжок» разработал знаменитый нацистский диверсант, начальник секретной службы СС в отделе главного управления имперской безопасности, оберштурмбанфюрер Отто Скорцени, который был специальным агентом по особым поручениям Гитлера. В свое время он освободил свергнутого итальянского диктатора Бенито Муссолини. Немцы сбросили недалеко от Тегерана группу разведчиков, которые должны были подготовить плацдарм для высадки диверсантов во главе со Скорцени. Однако этим амбициозным планам не суждено было сбыться – немецких разведчиков захватили и заставили работать «под колпаком» советской разведки. Узнав о провале операции, Берлин отказался от своих планов.

Союзники понимали, что победоносное продвижение советской армии на Запад может привести к тому, что СССР в одиночку освободит Германию, да и не только одну Германию – всю порабощенную Западную Европу от фашизма, и остановится на Атлантическом побережье, установив свой протекторат почти над всеми европейскими странами. Американский президент Рузвельт накануне Тегеранской конференции говорил своему сыну, что «если дела в России пойдут и дальше так, как сейчас, то возможно, что второй фронт и не понадобится!» Ход войны, при котором честь почти всех побед на суше принадлежит русским, тревожил англичан в еще большей степени, чем американцев. Если Англия, считали они, «не выйдет из этой войны на равных условиях» с СССР, то ее положение на международной арене может резко измениться, и Россия станет «дипломатическим хозяином мира». Правящие круги союзников считали выходом из такого «опасного положения» не только активизацию военных действий англо-американских вооруженных сил против Германии, но и, прежде всего, пересмотр стратегических планов, принятых с целью отказа или, по меньшей мере, дальнейшей отсрочки второго фронта.

Руководители США и Англии были едины в вопросе о том, что к концу войны необходимо сосредоточить в Европе крупные англо-американские вооруженные силы, чтобы иметь возможность занять господствующее положение в послевоенном мире, распоряжаться судьбами народов Европы по своему усмотрению, подавить в европейских странах национально-освободительное движение, которое в результате поражений, понесенных гитлеровской Германией на советско-германском фронте, значительно усилилось, сохранить в неприкосновенности капиталистические порядки, насадив, по возможности, в этих странах реакционные режимы и послушные им правительства.

Но и после Тегеранской конференции союзники не спешили выполнять свои обязательства и обещания, заняв по-прежнему выжидательную позицию, ожидая, когда на советско-германском фронте обе противоборствующие стороны максимально израсходуют свои силы. Наконец, в Нормандии с большим опозданием был открыт союзнический Второй фронт. Англо-американские войска практически не встретили большого сопротивления немцев, и на Западный фронт Гитлер не перебросил значительные силы, тем самым союзники быстро продвигались вглубь Германии, намереваясь первыми захватить Берлин. Для Советского Союза стало делом чести не допустить этого, закончить войну в Берлине и водрузить знамя Победы над поверженным рейхстагом.

Вернувшись из Тегерана в Москву, Семен поехал в Пятигорск, чтобы забрать Лизу с детьми. Прежде чем отправиться к новому месту службы, он отыскал под Машуком лесника и сделал из негодяя отбивную.

Глава пятая. В местах отдаленных

В начале 1944 года произошло событие, которое на долгие годы омрачило отношения центральной власти с чеченским и ингушским народами: около полумиллиона человек в течение нескольких дней были выселены с родных мест на Северном Кавказе и отправлены в Среднюю Азию и Казахстан.

Решение депортировать чеченцев и ингушей Президиум Верховного Совета СССР мотивировал тем, что «в период Великой Отечественной войны, особенно во время действий немецко-фашистских войск на Кавказе, многие чеченцы и ингуши изменили Родине, переходили на сторону фашистских оккупантов, вступали в ряды диверсантов и разведчиков, забрасываемых немцами в тыл Красной Армии, создавали по указке немцев вооруженные банды для борьбы против советской власти, а также учитывая, что многие чеченцы и ингуши на протяжении ряда лет участвовали в вооруженных выступлениях против советской власти и в течение продолжительного времени, будучи не заняты честным трудом, совершают бандитские налеты на колхозы соседних областей, грабят и убивают советских людей».

Накануне Великой Отечественной войны в Чечено-Ингушской АССР, несмотря на все усилия и репрессии НКВД и регулярной армии, Советской власти так и не удалось «советизировать» или хотя бы установить твердый государственный порядок в чеченских аулах, особенно горных. Население продолжало придерживаться родоплеменного, «тейпового» уклада, находясь под сильным влиянием мусульманского духовенства (шейхов) и законспирированных подпольных националистических организаций, тайно храня большое количество оружия. После образования ЧИАССР на территории произошло несколько крупных повстанческих антисоветских выступлений. Систематический призыв чеченцев и ингушей в Красную Армию в довоенные годы не практиковался.

После начала войны мобилизация чеченцев и ингушей оказалась фактически сорванной. Как говорится в подготовленном международным фондом «Демократия» сборнике документов «Сталинские депортации. 1928-1953», «полагая и надеясь, что СССР войну проиграет, многие муллы и тейповые авторитеты агитировали за уклонение от военной службы или дезертирство».

Из-за массового дезертирства и уклонения от службы весной 1942 года приказом Народного Комиссариата Обороны СССР призыв в армию чеченцев и ингушей был отменен. В 1943 году был разрешен призыв примерно трех тысяч человек, но почти две трети из них дезертировало. Из-за этого не удалось сформировать Чечено-Ингушскую кавалерийскую дивизию, ее пришлось переформировать в полк. После этого дезертирство также носило массовый характер.

Необходимо, однако, отметить, что поведение чеченцев и ингушей, дезертировавших из рядов Красной Армии или даже переходивших на сторону противника, не было чем-то исключительным. В общей сложности от восьмисот тысяч до миллиона советских граждан всех национальностей в годы войны служили немцам с оружием в руках.

С другой стороны, на фронтах Великой Отечественной войны сражались тысячи чеченцев и ингушей – призванных или пошедших на фронт добровольцами. Многие попавшие на фронт вайнахи проявили себя с самой лучшей стороны. За годы войны десять вайнахов стали Героями Советского Союза. На войне погибли более двух тысяч чеченцев и ингушей.

Территория ЧИАССР практически не была под оккупацией, так что обвинить ее народы в прямом предательстве было непросто. Кроме того, депортация состоялась, когда вермахт уже был отброшен на сотни километров от Кавказа, и, следовательно, явилась не военной необходимостью, а откровенно карательным актом.

Вернувшись к концу 1943 года в Москву и встретив Новый год, Лиза сразу же определила старших детей Ольгу и Владимира в школу, а самую младшую трехлетнюю Светлану – в детский сад. Семен после праздников отправился в командировку в Среднюю Азию. Начальство вспомнило его раннюю службу в том регионе и лучшей кандидатуры не нашло. Через несколько недель он возвратился хмурым и уставшим. Лиза, привыкшая не задавать вопросов, касающихся службы, старалась отвлечь мужа семейными новостями и проблемами, планами на выходные дни, но Семен все более и более замыкался в себе. Неожиданно Лиза вспомнила тетку Марию из Новопятигорска, к которой в начале войны ходила гадать, и та предрекла, что переведут мужа в другое место, далеко, очень хлопотное, и будет он им недоволен.

Семена Илларионовича действительно переводили заместителем начальника областного управления НКВД в далекий среднеазиатский округ. Но на самом деле Молотову нужен был свой человек в местах депортации, чтобы быть в курсе реального положения дел в этом вопросе, а не слепо доверять официальным докладным местных начальников. Кроме того, у Семена было тайное задание министра иностранных дел. Через Международный Красный Крест и дипломатические каналы к нему поступали запросы от зарубежных родственников депортированных немцев, а также попавших в советский плен немецких военнослужащих, в основном, высших офицеров, в которых они высказывали готовность оказать материальную помощь своим несчастным соотечественникам. Семену следовало негласно выявить судьбу целого ряда немецких спецпереселенцев и военнопленных и возможности изменить их участь.

Смены столичной службы в парадных коридорах власти на затерянный в казахстанских степях гарнизон Семен не пугался – за прошедшие годы, во времена «покосов и чисток», за первые месяцы войны ему пришлось многое пережить и он радовался каждому дню, в котором оставался живым. Сейчас его беспокоил тот огромный контингент людей, который прибывал в вверенный ему регион и который необходимо было принять, разместить, обеспечить работой и всем необходимым для жизни. Но не только житейские проблемы прибывающих составляли его заботу. По роду службы Семену следовало обеспечить надежную охрану почти полумиллионного людского пополнения, среди которого многие были готовы бежать при каждом удобном случае. Посланный в командировку для принятия полномочий и проверки готовности местных властей к переселению народа, Семен с первых же дней своего пребывания установил, что в большинстве мест к принятию спецпереселенцев абсолютно не готовы. Об этом он сразу же по приезде доложил Молотову. Вячеслава Михайловича это известие нисколько не удивило. Напротив, он был доволен, что получил правдивую информацию.

Лизу очень огорчило, что Семен вновь и надолго покидает дом, хотя в душе была уже готова к сообщению мужа. Она, правда, робко попробовала предложить поехать всем вместе к новому месту службы, на что Семен категорически заявил, что это было бы глупо отправляться в еще неустроенное место, к тому же в холодное время года. Кроме того, пришлось бы отрывать детей от школы. Договорились, что они приедут к Семену на летние каникулы.

Последующие сообщения Семена Илларионовича из Казахстана только сгущали темные краски реальной действительности, которую представлял себе Молотов, являвшийся заместителем Председателя Государственного Комитета Обороны (ГКО), подписавшего Постановление ГКО от 31 января 1944 года, в котором перечислены мероприятия по организации перевозки спецпереселенцев с Северного Кавказа в Казахскую и Киргизскую ССР. В докладных Лаврентия Берии, который лично руководил операцией «Чечевица» по депортации чечено-ингушского народа, картина была в более радужных красках.

Согласно Постановлению, соответствующий Наркомат должен был принять имущество – строения, инвентарь, скот, зерно – от спецпереселенцев, оформив обменные квитанции, по которым по месту прибытия им выдавали адекватное имущество для восстановления хозяйства. Для транспортировки спецпереселенцев должны были предоставляться вагоны-теплушки, оборудованные для длительного пребывания в пути. Для медицинского обслуживания переселяемых выделялся один врач и две медсестры. Для медицинского состава и больных выделялся один вагон. Врач обязан был иметь при себе необходимое количество медикаментов. В случае тяжелого заболевания переселенцев в пути комендант эшелона передавал больных через местные транспортные органы НКВД на излечение в ближайшие пункты здравоохранения. Организация питания переселяемых в пути следования производилась комендантом эшелона в установленных пунктах, а оплата за питание – в установленном порядке. За восемь – десять часов до прибытия эшелона на станцию, где должно быть подготовлено питание, комендант эшелона делал заявку по телефону или телеграфу. По прибытии переселяемых на станцию разгрузки комендант эшелона сдавал переселенцев представителям местных органов НКВД и власти по вагонным спискам. Составлялся акт о сдаче. Конвойные войска сопровождали спецпереселенцев вплоть до места их расселения.

Все эти обязательные пункты мероприятий по перевозке спецпереселенцев и их обустройству на местах красиво звучали на бумаге, на деле же в большинстве случаев эти требования не выполнялись.