Аллегро с Дьяволом – II. Казань

А утром не пришел Иван, первый раз за год с лишним. Сначала Настя не очень обеспокоилась – проспал наверное, с кем не бывает.

Но и вечером после занятий Иван также не встретил ее. Анастасия встревожилась не на шутку. И только сейчас поняла, что за последние три месяца после поступления в институт она уже неоднократно позволяла себе не приходить на свидания с Иваном по выходным. На его вопросы она отвечала просто: «Не смогла». Иван обижался, билеты пропадали, но он продолжал встречать ее по утрам и вечерам. Да и вообще, она ведь, по сути, только разрешала Ивану ухаживать за собой. За все время Иван осмелился лишь на пару поцелуев в щеку, которые были встречены довольно прохладно. Робкое и не очень умелое ухаживание, а в ответ никаких проявлений чувств, да и откуда им взяться, если их, этих самых чувств, и нет. Хотя…

«Да Иван с тебя пылинки весь год сдувал и притронуться боялся, чтобы не обидеть, он же не Артур», – яростно накинулась одна половинка Насти на другую. – «Сколько можно над парнем издеваться? Он же не железный, а может и увидел тебя с этим козлом. Не дай Бог!» – искренне испугались обе Настиных половинки. – «Господи, какая же я дура. Вчера мы же договорились встретиться, а я снова не пришла. Как идиотка, задрав хвост, понеслась за индюком высокомерным».

Анастасия вдруг почувствовала, что без незаметного и привычного Ивана она не сможет жить, как не смогла бы жить без незаметного и привычного воздуха. Ночью Настя не спала. Но ее надеждам не суждено было сбыться. Наутро Иван снова не пришел…

Жизнь кончилась, буднично и тихо. И винить было некого кроме себя. Кое-как отсидев пары, Настя почти час проторчала на углу дома, где они обычно встречались. Транспорта по улице Бутлерова ходило мало, время от времени громыхали трамваи второго маршрута да редкие на этой улице в начале девяностых машины. Раньше Анастасия не считала великим грехом опоздать на свидание минут на двадцать-тридцать. Промучившись же в напрасном ожидании, твердо решила «отныне и присно и во веки веков быть пунктуальной». К слову сказать, хватило этого обета ровно на один раз. Вечером мама, конечно, заметила состояние дочери. Настя сослалась на усталость и рано легла спать. Проспала она не больше трех часов. Не сомкнув больше глаз, Настя с трепетом ждала утра. Она нарочно медленно собиралась и вышла почти на десять минут позже обычного. Не помогло: Ивана не было. Тот день тянулся ужасно долго. Лекции, проведенные в полудреме, казались бесконечными. Когда же они, наконец, соизволили окончиться, Настя вновь пошла на их с Иваном место встречи. Шла и чувствовала, что он не придет. Ивана конечно же не было, но она честно прождала его полчаса, после чего решительно отправилась к нему домой. Поднявшись на четвертый этаж, Настя замерла перед дверью, не в силах позвонить.

Позвонишь, а тебя спросят: «А кто тебя звал, голубушка?»

Сердце колотилось так, что казалось: а зачем звонить? И так должен уже весь дом выглянуть в подъезд: «А кто здесь так колотит?»

«Очень нелюбопытные люди живут в этом в доме, однако, – сделала вывод Настя. – А, будь что будет!»

Набрав воздуха, как перед прыжком в воду, она нажала наконец звонок.

– А Ванька в больнице, у него воспаление легких, – почему-то радостно сообщила открывшая дверь Валя, младшая сестра Ивана.

– В какой он больнице? – спросила Настя сквозь брызнувшие вдруг слезы.

– В этой… в Соцгороде. Ты не беспокойся, ничего страшного. Мама сказала, недельки три полежит и выпишут. Не плачь, Насть. Проходи. Воды будешь?

Но Настя все не могла успокоиться: плакала и чувствовала, как давивший последние два дня на грудь и мешавший дышать камень уходит, вытекает с очищающими слезами. Проревевшись на маленькой кухне «хрущевской» квартиры, в которой жила семья Тихих, Настя в ванной привела себя в порядок и, уточнив номер палаты, поехала – нет, полетела в больницу.

Как и следовало ожидать, заболел Иван когда напрасно ждал ее на условленном месте. В тот день резко похолодало, после обеда даже пошел снег, а Иван был в легкой осеней курточке и летних туфлях. Он прождал ее почти полтора часа на холодном ветру, пока она… ну, с этим… в ресторане развлекалась.

– Замерз как собака, и вот… – развел Иван руками, показывая на больничные стены.

– А зайти в институт подождать никак нельзя было, дурак ты несчастный? – досадуя то ли на Ивана, то ли на себя спросила она сердито.

– Я подумал, зайду с этого входа, а ты с другого выйдешь. Разойдемся. А что ты не пришла-то?

– Кто не пришел? – растерянно спросила Настя.

– Ты не пришла, – снова сказал Иван, с улыбкой рассматривая растерявшуюся Настю.

– Так… это… А, у одногруппницы был день рождения, последнюю пару отменили и мы пошли к ней в общежитие, – врать Настя не любила и делала это не очень убедительно, не зная чем занять пальцы и не смотря на Ивана. – Я хотела тебя потом предупредить, да забыла. Вот. Ты меня уж извини, ладно? – попросила извинения Настя, немного схитрив.

Этим «извини» она просила прощения не только за пропущенные свидания и болезнь Ивана, но и прежде всего за Артура, о котором Иван, к счастью, не знал. Конечно Иван простил ее, простил все скопом – за все, о чем знал и о чем, к счастью, не догадывался.

Настя каждый день бегала к нему в больницу. Через пару дней в одном из закутков больничных коридоров Иван в очередной раз признался в любви. Просто очередное скованное «люблю», а она будто первый раз услышала да ждала всю жизнь этого «люблю». Простое «люблю» и ничего больше – и лицо залила краска, и летать захотелось, и губы сами прошептали: «Я тоже люблю тебя, Ваня».

А потом они целовались, так, что у нее долго после этого болели губы. Тогда же в больнице Иван признался, что давно пишет стихи для нее и прочитал их. В одном из них он назвал ее «звездочкой».

– Я конечно Анастасия, но не Ягужинская, – смутилась Настя, вспомнив популярный сериал «Гардемарины».

– Поэтому не звезда, а звездочка, – возразил Иван.

С тех пор он так ее и называл: Звездочка.

После того, как Настя призналась в ответной любви, Ивана как подменили. Куда делись робость и скромность? Иван стал смело, словно имел право, искать границы дозволенного. А Настя все расширяла и расширяла эти границы, позволяя любимому все больше, уже не в силах сопротивляться чему-то неизведанному, сладостно-манящему.

В общем, после больницы их отношения стали очень бурно развиваться.

«Пожалуй, даже слишком бурно», – улыбнулась воспоминаниям Настя.

Вскоре пал и «последний запрет». В больницу Иван попал в начале ноября, а уже в мае им пришлось в спешном порядке расписываться, так как еще через четыре месяца пронзительным криком их дочь Маша возвестила о приходе в этот мир. И через два месяца будет одиннадцать лет, как они неразлучно вместе. Иван как был у Анастасии первым мужчиной, так и остался единственным.

И вот теперь два или три месяца жди. Что хуже всего – неизвестно, откуда ждать и насколько там опасно. За что дают такие деньги? Совершенно ясно только одно, что не просто так.

«А может, он выиграл в лотерею и умотал с любовницей на какой-нибудь курорт? И вся эта записка про работу и возможный риск – вранье от начала до конца?» – проснулась в Насте подозрительная «язва», да и как ей не проснуться в такой ситуации.

«Нет, Иван так не сделает. Да и кто с любовницей на курорт уезжает на год? Это уже не любовница, жена получается», – неуверенно возразила любящая и верящая половинка.

«Вот-вот, новая жена. А записку тебе написал, чтобы привыкла потихоньку, что его нет. А что? Запросто может быть. Тихий-то он Тихий, да вот только в тихом омуте черти водятся. Значит так: Иван где-то выиграл денег, и молодая вертихвостка тут как тут. Как ни пыжься, а тебе, Надюша, уже тридцать натикало и против двадцатилетней вертихвостки конкурировать трудно. Да она еще и сына, наверное, родить пообещала. Все мужики о сыне мечтают, а у вас только девочки», – настаивала на своем «язва».

«Но я уже подумывала через годик-другой родить».

«Ага, через пару лет, а она сразу наверное пообещала, а мужики ведь такие нетерпеливые».

«Так, все, таблетки больше пить не буду! Вернется Иван – как Бог даст, так и буду рожать», – решительно заявила любящая половинка.

«Вернется, ага, жди», – не смолчала «язва».

«Вот уж мне этот махровый мужской эгоизм! – в сердцах выругалась уставшая спорить сама с собой Настя. – Уехал и прохлаждается где-то там, а ты тут с ума сходи. Где он, что он, с кем он, да когда вернется?»

– Вот вернешься, Тихий, я тебя сама убью, чтобы в следующий раз по-людски уезжал! А потом будешь мне свою верность доказывать. И не дай Бог не сможешь подарить мне такую же ночь, как перед отъездом. Тогда я… тогда… тогда я… – Настя задумалась, и вот лицо озарилось от найденного решения: – Тогда я еще раз убью тебя, Тихий. Точно, убью без всякой жалости и попробуй слово против пикнуть!

И эта мысль, что когда муж вернется, она в праведном гневе сделает с ним все что захочет, успокоила сердце и наполнила его просто какой-то несгибаемой детской уверенностью, что все будет хорошо. А хорошо все будет по той простой причине, что плохо быть просто не может! Не имеет права! Вот и все!

За окном спящей больницы все плакал и плакал капельками света грустный фонарь:

Кап-кап… Кап-кап…

Настя смотрела на него и улыбалась. Впереди ее ждала неизвестно сколь долгая разлука с любимым человеком, но она была твердо уверена: фонарь плачет не по Ивану.

Глава 3. Аркадий

1

Аркадий с криком проснулся. С бешено стучащим сердцем, весь в холодном поту он сидел на кровати. Опять этот мальчишка! Первое время после Афганистана он вообще не мог спать из-за него. Потом он, казалось, оставил Аркадия в покое, но после Беслана вернулся вновь.

Беслан – 3-е сентября 2004 года, Аркадий тогда решил, что сходит с ума. Впрочем, возможно так оно и было…

Встав с постели, Аркадий налил и выпил рюмку водки, как обычно запив водой. Включил музыкальный центр. Зазвучала песня в исполнении Николая Караченцова. Аркадий никогда не слышал эту песню ни по радио, ни по телевизору. Как она, интересно, называлась – «Майор»? Нет, скорее «Отставной майор». Он случайно услышал ее у одного парня и сразу переписал. Ни одна песня об Афганистане не смогла произвести на него такого впечатления, как эта. Раньше во время запоев Аркадий слушал ее беспрестанно, и днем и ночью, на полной громкости. Ни возмущение соседей, ни визиты участкового не имели успеха. Но теперь в его жизни была Нурия, и хотя сейчас ее не было дома, Аркадий сразу убавил звук до приемлемого в ночное время. Потом прошел в душ и вымыл холодной водой лицо. Войдя на кухню, он посмотрел на часы, было 1-40 ночи.

– А ведь чуть не забыл, – проворчал он и открыл дверцу буфета.