Результаты оперативно-розыскной деятельности в уголовном судопроизводстве

Содержащееся в уголовно-процессуальном законе требование всесторонне, полно и объективно исследовать обстоятельства уголовного дела вполне объяснимо. Реализация данного требования в судебно-следственной практике обеспечивает установление объективной истины, правильное применение норм уголовного закона и назначение судом подсудимому справедливого наказания в случае вынесения обвинительного приговора. Общепризнанно, что оперативно-розыскная деятельность по отношению к уголовному процессу носит вспомогательный характер. Поэтому ее задачи должны быть более скромными по сравнению с задачами уголовно-процессуальной деятельности. Требование всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств совершенного преступления в его уголовно-процессуальном значении не согласуется с предписаниями Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности». Задачи любого вида деятельности должны быть соотнесены с ее правовыми средствами, способами и методами, а также условиями, при которых они применяются. Специфические же средства, способы, методы и условия их применения в оперативно-розыскной деятельности вряд ли способны реально обеспечивать всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств каждого совершенного преступления.

Как неоднократно отмечалось раньше, важнейшая задача оперативно-розыскной деятельности – помогать успешному решению задач уголовного судопроизводства способами уголовного процесса. Однако эффективное решение этой задачи не требует всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств совершенного преступления (в уголовно-процессуальном значении)[68 - По мнению М. Н. Маршунова, в задачи органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, не входит установление наличия всех элементов состава преступления. Это задача следователя, в конечном счете – суда. (См.: Маршунов М. Н. Указ. соч. С. 94).].

Оперативно-розыскная деятельность является одной из подсистем уголовной юстиции[69 - См.: Хомколов В. П. Указ. соч. С. 7, 69.]. В связи с этим следует признать правильным следующее положение Концепции судебной реформы в Российской Федерации: «Наряду с умалением роли суда и перенесением центра тяжести на процессуальную деятельность ошибкой, нуждающейся в исправлении, является возложение на различные органы уголовной юстиции общих задач»[70 - Концепция судебной реформы в Российской Федерации. С. 22.].

Из Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» вытекает, что оперативно-розыскным путем могут решаться и другие задачи, непосредственно не связанные с преступлениями. К ним относится собирание данных, необходимых для принятия решений:

а) о допуске к сведениям, составляющим государственную тайну;

б) о допуске к работам, связанным с эксплуатацией объектов, представляющих повышенную опасность для жизни и здоровья людей, а также для окружающей среды;

в) о допуске к участию в оперативно-розыскной деятельности или о доступе к материалам, полученным в результате ее осуществления;

г) об установлении или о поддержании с лицом отношений сотрудничества при подготовке и проведении оперативно-розыскных мероприятий;

д) по обеспечению безопасности органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность;

е) о выдаче разрешений на частную детективную и охранную деятельность.

Перечисленные задачи в основном решаются по инициативе соответствующих должностных лиц, а не органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность. Они являются побочными, второстепенными и никак не связаны с задачами выявления и раскрытия преступлений. Именно этим объясняется то обстоятельство, что оперативно-розыскная деятельность, направленная на решение рассматриваемых задач, носит ограниченный характер и не может включать в свое содержание осуществление следующих оперативно-розыскных мероприятий, ограничивающих конституционные права граждан: обследование жилых помещений; контроль почтовых отправлений, телеграфных и иных сообщений; прослушивание телефонных переговоров; снятие информации с технических каналов связи (ч. 2 ст. 7 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»).

1.3. Проблема принципов оперативно-розыскной деятельности и пути ее решения

Принципы являются важнейшими научными и правовыми категориями, поскольку они отражают самые существенные свойства той или иной сферы правового регулирования. Правовые принципы характеризуют уровень демократии в обществе, а также степень обеспечения прав и свобод человека и гражданина. Поэтому им придается большое значение в многочисленных законах Российской Федерации, принятых за последние годы.

«Принцип» – это «научное или нравственное начало, основанье, правило, основа, от которой не отступают»[71 - Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1980. Т. 3. С. 431.]. Исходя из этого, правовые принципы определяются как основополагающие, фундаментальные идеи, закрепленные в законе. Они приобретают значение императивных требований, конкретных правил, которые устанавливают запреты или обязывают субъектов соответствующих правоотношений к определенному поведению, действию.

Знание принципов, – отмечал Гельвеций, – возмещает незнание некоторых фактов. Эта мысль философа в теории права выражает регулятивную функцию принципов. Последняя проявляется в том, что при наличии пробелов в законе, несогласованности правовых норм и возникновении затруднений в их применении правоприменитель должен руководствоваться правовыми принципами. Остается актуальным и то, что последние не только определяют уровень правового регулирования тех или иных общественных отношений, но и указывают на дальнейшее развитие законодательства[72 - См.: Алексеев С. С. Общая теория права: В 2 т. М., 1981. T. 1. С. 262.].

Принципы должны быть «работающими». Для этого в тексте любого закона их содержание необходимо раскрывать максимально полно. Важно также, чтобы с принципами были согласованы, жестко связаны все другие предписания, содержащиеся в законодательном акте. Учитывая значение правовых принципов, можно сказать, что качество законов и эффективность правового регулирования во многом зависят от того, как в них сформулированы и раскрыты такие принципы. Можно выразиться и более конкретно: каковы правовые принципы, таковы и законы.

В отношении правовых принципов иногда указывают на то, что они вырабатываются практикой, а затем закрепляются в правовых нормах[73 - См.: Комментарий к Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности». М., 1999. С. 22.]. Однако это не совсем верно. В демократическом правовом государстве правовые принципы формулируются на основе достижений правовой мысли за всю историю цивилизации, а также с учетом объективных специфических закономерностей развития общества. Последнее обстоятельство имеет особое значение, поскольку объективирует правовые принципы. Они должны быть не такими, какими их хотят видеть отдельные индивиды или сообщества индивидов, а вполне реальными, т. е. порожденными конкретной действительностью, теми особыми общественными отношениями, которые существуют на определенном историческом этапе развития общества.

В связи с этим справедливы следующие суждения А. Г. Маркушина: «По своему происхождению принципы объективны, поскольку в них в концентрированном виде нашли отражение наиболее общие законы формирования и функционирования особых общественных отношений на конкретно-историческом этапе. Будучи порожденными конкретной действительностью, принципы не только отражают ее объективные закономерности, но и выступают средством переустройства этой действительности. Принципы существуют независимо от сознания субъекта и могут быть лишь познаны им, либо остаться за пределами этого познания до определенного времени»[74 - Маркушин А. Г. Указ. соч. С. 35.].

Правовые принципы, прежде всего, должны быть органически связаны с задачами соответствующего вида деятельности. Задачи, так же как и принципы деятельности, являются изначальными, отправными положениями для формирования системы предписаний в законе. Но характер и систему принципов предопределяют именно задачи конкретного вида деятельности. Разумеется, сами задачи должны всегда соизмеряться с принципами и не могут с ними расходиться[75 - См.: Курс советского уголовного процесса. Общая часть. М., 1989. С. 139.]. Справедливо отмечается, что категория «задача» отвечает на вопрос, на что направлена деятельность, а категория «принципы» – как, каким образом она осуществляется[76 - Там же.]. Именно в этом смысле следует говорить о связи правовых принципов с практическими потребностями, рассматривать принципы в качестве существенных гарантий успешного решения соответствующих задач.

Основополагающие идеи вначале анализируются и формулируются учеными, отражаются в законопроектах и таким образом предлагаются в качестве правовых принципов. Затем следует обсуждение и окончательно решается вопрос, признать предложенные идеи правовыми принципами или нет. Основополагающие идеи, принятые законодателем и выраженные в законах, становятся правовыми нормами, приобретают государственно-властный характер. Никакие научные идеи, не получившие закрепления в законе, не могут считаться правовыми принципами. Они не могут регулировать правовые действия и правовые отношения[77 - См.: Полянский H. Н. Вопросы теории советского уголовного процесса. М., 1956. С. 83–84; Добровольская T. Н. Принципы советского уголовного процесса. М., 1971. С. 9; Курс советского гражданского процессуального права: В 2 т. М., 1981. T. 1. С. 128–132; Алексеев С. С. Указ. соч. С. 261–263; Уголовный процесс: Учебник / Под ред. К. Ф. Гуценко. М., 1998. С. 58.].

Однако по этому важнейшему вопросу существует и иное мнение. Например, И. Ф. Демидов полагает, что отдельные принципиальные идеи не находят своего закрепления в правовых нормах в виде специальных терминов и соответствующих формулировок. По этой причине принципы не следует всегда отождествлять с процессуальными нормами[78 - См.: Курс советского уголовного процесса. Общая часть. М., 1989. С. 136.]. В последующем автор выражает свои суждения более определенно. «Свое регулирующее воздействие на правоприменительную практику, – продолжает он, – могут оказывать и такие правовые идеи-принципы, которые не закреплены в процессуальном законе»[79 - Там же. С. 137.].

И. А. Климов аналогичную позицию формулирует следующим образом: «Исследовав эволюцию взглядов на понятие, содержание и основания классификации… принципов в юридической и специальной литературе, автор поддерживает аргументацию тех правоведов, которые допускают существование принципов без формального их закрепления в нормах права»[80 - Климов И. А. Указ. соч. С. 24.].

Такой взгляд нельзя признать состоятельным. В данном случае смешиваются две различные категории: научные идеи, формулируемые учеными и предлагаемые ими на роль правовых принципов, и собственно правовые принципы, уже закрепленные в нормах действующих законов. В правовой науке могут высказываться и обосновываться различные научные идеи, связанные с тем или иным видом деятельности, регулируемой нормами права. Но ориентировать практических работников на их применение означало бы сознательно вносить хаос и дезорганизацию в ту или иную деятельность.

Рассматриваемая проблема существует и в методологии научного познания. Научным принципам также предшествуют определенные идеи. Однако ученые и в этой сфере деятельности обоснованно отмечают, что говорить об идее – не значит говорить о принципе. Идея становится принципом, когда воплощается в теоретическую конструкцию[81 - См.: Чолакян Б. А. Закон и родственные ему понятия (Закон и принцип) // Философские вопросы логического анализа научного знания. Вып. 2. Ереван, 1971. С. 114.].

Несомненно, правовые идеи, формулируемые учеными, способны влиять на правосознание правоприменителя, но оно всегда должно корректироваться и подчиняться только тем научным идеям, которые восприняты законодателем в качестве основы того или иного вида деятельности и нашли свое закрепление в конкретных правовых нормах, т. е. стали нормами-принципами.

Таким образом, правовые принципы – это основополагающие, фундаментальные идеи, сформулированные с учетом объективных закономерностей развития общества, а также достижений правовой мысли и нравственных, правовых и других мировоззренческих представлений граждан, закрепленные в правовых нормах, выражающие самые существенные свойства определенной сферы правового регулирования и свидетельствующие об уровне демократии в обществе и степени обеспечения прав и свобод человека и гражданина.

Существенное значение имеет вопрос о том, кем должна устанавливаться система принципов, действующая в определенной сфере правового регулирования: сообществом ученых на основе анализа того или иного закона или законодателем путем четкого перечисления в законе конкретных принципов. В первом случае этот вопрос будет являться элементом предмета науки соответствующей отрасли права, во втором – элементом предмета правового регулирования.

Ранее в российских законах правовые принципы, разумеется, формулировались, но их система не определялась в отдельных статьях законов. Иначе говоря, в законах выражались наиболее общие положения, претендующие на роль правовых принципов, но таковыми они не назывались. Система принципов в конкретных отраслях права и их содержание выводились учеными на основе анализа соответствующих правовых предписаний и формулировались в научной и учебной литературе. В данной ситуации практические работники ориентировались на мнение ученых.

Вполне очевидно, что научные подходы к рассматриваемому вопросу не могли быть одинаковыми. Например, множество различных взглядов было высказано относительно системы принципов уголовного процесса. Принципы подразделяли на конституционные и прочие, судоустройственные и процессуальные (судопроизводственные), общепроцессуальные и специфические принципы производства по уголовным делам в судебных и досудебных стадиях и т. п. В каждом учебнике по уголовному процессу авторский коллектив формулировал свою систему принципов. Невозможно было найти учебники, в которых рассматриваемый вопрос решался бы более или менее однозначно. Подобная ситуация была хороша тем, что обилие различных позиций способствовало развитию науки и совершенствованию российского законодательства.

В ходе осуществления судебно-правовой реформы в Российской Федерации наметилась противоположная тенденция. В одних законах принципы перечисляются в отдельных статьях, в других с перечнем соседствует объяснение их основного содержания (последний вариант встречается довольно редко). Следует отметить, что в обоих случаях правовые принципы остаются принципами-нормами.

Такой подход законодателя вызывает закономерный вопрос: почему в одних законах правовые принципы указываются в отдельных статьях, а в других – нет, несмотря на то, что они одинаково важны для любого вида деятельности, регулируемой нормами права, или для конкретной сферы правового регулирования? Например, в федеральных законах «О связи» (ст. 5) от 20 января 1995 г. и «О фельдъегерской связи» (ст. 4) от 16 ноября 1994 г. сформулированы принципы деятельности в области связи и принципы, на основе которых строится фельдъегерская связь. Но конкретные правовые принципы неизвестно по каким причинам не указываются в Законе «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации», в федеральных законах «О порядке разрешения коллективных трудовых споров» от 20 октября 1995 г., «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов» от 22 марта 1995 г., «О рекламе» от 14 июня 1995 г., «О благотворительной деятельности и благотворительных организациях» от 7 июля 1995 г., «Об общественных объединениях» от 14 апреля 1995 г., «О пожарной безопасности» от 18 ноября 1994 г., в Арбитражном процессуальном кодексе РФ, Земельном кодексе Российской Федерации от 25 октября 2001 г. и др.

Конечно, нельзя утверждать, что если в законах нет отдельных статей, специально посвященных правовым принципам, то и основополагающие правовые идеи отсутствуют. В подобных случаях правовые принципы должны формулироваться, прежде всего, учеными на основе тщательного анализа всей совокупности правовых предписаний.

В связи с изложенным нуждается в разрешении вопрос о том, какому из трех возможных подходов в последующей законотворческой деятельности следует отдать предпочтение: продолжить наметившуюся тенденцию, т. е. в одних законах формулировать систему принципов, а в других нет, во всех без исключения законах выражать систему принципов, или же не делать этого, а предоставить ученым возможность определять принципы на основе анализа правовых предписаний, содержащихся в законах.

На наш взгляд, отношение к законодательному выражению правовых принципов должно быть унифицированным. Речь идет, прежде всего, об использовании в законотворчестве единой юридической (законодательной) техники, которая касается внешней формы юридических актов. Уровень же юридической техники, по определению С. С. Алексеева, – это «один из показателей уровня юридической культуры в стране»[82 - См: Алексеев С. С. Указ. соч. С. 270.].

Вполне объяснимо стремление законодателя выразить основу того или иного закона путем формулирования в нем четкой системы принципов. Здесь необходима уверенность в том, что именно такой подход является наиболее эффективным и полезным как для правоприменения, так и для выражения внешней формы законодательных актов. Однако анализ законов к такой уверенности не приводит.

Существенным является то обстоятельство, что на этапе разработки и принятия законов, особенно тех, которые принимаются впервые и не имеют аналогов, сформулировать достаточно полную и завершенную систему принципов практически невозможно. Видимо, понимает это и законодатель, поскольку во многих законах отдельные статьи, посвященные принципам, озаглавлены «Основные принципы» (ст. 5 Закона Российской Федерации «О безопасности» от 24 декабря 1993 г., ст. 2 Федерального закона «О борьбе с терроризмом» от 3 июля 1998 г., ст. 2 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» от 27 июня 2002 г. и др.). Таким образом, правоприменителю предоставляется возможность формулировать и другие принципы, которые не включены в систему, содержащуюся в законе. Вместе с тем нельзя не отметить, что словосочетание «основные принципы» позволяет предположить наличие и не основных, второстепенных принципов. Но такое предположение, по крайней мере, некорректно. Если слово «принципы» означает «основополагающие идеи», то эпитет «основные» к нему явно не подходит.

Процесс глубокого научного осмысления и обоснования системы правовых принципов по существу только начинается. В последующем могут быть сделаны существенные дополнения и уточнения, относящиеся к принципам, что может повлечь даже внесение изменений и дополнений в соответствующие законы. Как правило, поспешное конструирование и жесткое ограничение в рамках отдельных статей законов системы правовых принципов не приводит к благоприятным результатам. В этом убеждает анализ принципов оперативно-розыскной деятельности.

В законодательном выражении принципов оперативно-розыскной деятельности предпочтение отдано новой тенденции: в ст. 3 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» предусмотрена система принципов, которую составляют следующие основополагающие, фундаментальные идеи: законность; уважение и соблюдение прав и свобод человека и гражданина; конспирация; сочетание гласных и негласных методов и средств. Эти принципы можно разделить на две группы: общеправовые (законность, уважение и соблюдение прав и свобод человека и гражданина) и специальные (конспирация, сочетание гласных и негласных методов и средств). Такая система принципов оперативно-розыскной деятельности в целом органически вписывается в текст данного Закона. Эти принципы носят наиболее общий характер, с ними согласуются другие законодательные предписания, они пронизывают всю сложную оперативно-розыскную деятельность. Ими должны руководствоваться, прежде всего, должностные лица органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность. Вместе с тем их адресатом являются другие государственные органы, их должностные лица и граждане, когда они становятся субъектами соответствующих оперативно-розыскных правоотношений (например, судьи при рассмотрении ходатайств руководителей органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, о получении судебного решения на проведение оперативно-розыскных мероприятий, затрагивающих конституционные права граждан; гражданин, давший согласие на конфиденциальное сотрудничество, и др.). Вместе с тем вряд ли кто будет оспаривать, что данная система принципов нуждается в научном осмыслении и дальнейшем совершенствовании. Нельзя не согласиться с А. Ю. Шумиловым в том, что «имеющаяся в России законодательная регламентация принципов оперативно-розыскной деятельности оставляет желать лучшего, а потому и этот элемент механизма правового регулирования оперативно-розыскной деятельности требует качественной доводки»[83 - Шумилов А. Ю. Проблемы законодательного регулирования оперативно-розыскной деятельности в России. М., 1997. С. 73.]. Сказанное относится как к общеправовым, так и к специальным принципам оперативно-розыскной деятельности.

В систему принципов не только оперативно-розыскной, но и других видов деятельности включают принцип законности. Однако следовало бы учитывать, что этот принцип не имеет самостоятельного значения. Его невозможно выделить в качестве автономного, отделить от других принципов, поскольку режим законности в любой сфере деятельности обеспечивается путем реализации всей системы принципов, всех норм и требований соответствующего закона. М. С. Строгович убедительно рассуждал об этом применительно к уголовно-процессуальной деятельности. «Принцип законности в уголовном процессе, – писал он, – это совокупность всех принципов процесса в их взаимной связи, а не отдельный принцип наряду с другими, это основа всех принципов процесса и каждого принципа в отдельности, а не нечто отличное от них, это то, что выражено во всех принципах процесса и в каждом отдельном принципе, а не одно лишь звено системы принципов»[84 - Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса: В 2 т. М., 1968. T. 1. С. 175. Такой позиции автор придерживался и в своих более ранних работах. (См., например: Строгович М. С. Уголовный процесс. М., 1946. С. 72–82.)]. Как видим, рассуждения автора, относящиеся еще к 70-м годам прошлого столетия, логически безупречны и актуальны по сей день.

Не менее сложно дело обстоит со специальными принципами. В научной литературе отмечается, что явно декларативный характер носит принцип конспирации оперативно-розыскной деятельности[85 - См.: Шумилов А. Ю. Проблемы законодательного регулирования оперативно-розыскной деятельности. С. 73.]. Действительно, попытки раскрыть его содержание по большей части неубедительны. Например, А. Г. Маркушин пишет: «Объективная необходимость принципа конспирации и негласности обусловлена обнаружением и раскрытием большинства тайно подготавливаемых и совершаемых тяжких преступлений, розыском скрывающихся от правосудия преступников, с соблюдением тайны об используемых или использованных при проведении негласных оперативно-розыскных мероприятий силах, средствах, источниках, методах и результатах ОРД, о лицах, внедренных в организованные преступные группы, о штатных негласных сотрудниках, о лицах, оказывающих содействие органам на конфиденциальной основе, а также об организации и о тактике проведения оперативно-розыскных мероприятий»[86 - Маркушин А. Г. Указ. соч. С. 48.]. Дальше автор рассуждает о государственно-правовой защите негласных сведений в сфере оперативно-розыскной деятельности и причинах, по которым такая защита необходима. Очевидно, что по существу он говорит о негласной стороне оперативно-розыскной деятельности, а не о содержании конспирации как самостоятельного принципа этой деятельности.

В одном из комментариев к Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности» отмечается, что «указывая на принцип конспирации, законодатель обращает внимание на одну из важнейших черт оперативно-розыскной деятельности – обеспечение секретности способов и источников получения информации»[87 - Комментарий к Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности» / Отв. ред. А. Ю. Шумилов. М., 1997. С. 28.]. Следовательно, и здесь принцип конспирации отождествляется с негласной стороной оперативно-розыскной деятельности. В рассуждениях по данному вопросу не выявляется существенных и устойчивых признаков, которые характеризовали бы конспирацию как вполне самостоятельный принцип оперативно-розыскной деятельности[88 - По существу аналогичный подход встречается у других авторов (см.: Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности»: Научно-практический комментарий. Омск, 1996. С. 11–12; Федеральный закон «Об оперативно-розыскной деятельности»: Комментарий / Под ред. П. Г. Пономарева. М., 1997. С. 70–71).].

Существует мнение, что принцип конспирации реализуется посредством негласной формы осуществления оперативно-розыскной деятельности. Иначе говоря, негласность этой деятельности рассматривается в качестве средства обеспечения ее конспиративности[89 - См.: Комментарий к Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности. М., 1999. С. 23. Кривенко А. И. Взаимодействие следователя и оперативных подразделений при выявлении, раскрытии и расследовании преступлений. М., 2003. С. 64.]. Высказывается даже опасение, что неопределенность принципа конспирации может предрасполагать к беззаконию. «Благодаря его неопределенности в законе, – пишет А. Ю. Шумилов, – под необходимость соблюдения конспирации можно с успехом подвести совершение любого беззакония, заявив, например, что о нем гласно вести речь нельзя. Так, в соответствии с п. 4 ч. 1 ст. 15 Федерального закона “Об оперативно-розыскной деятельности” оперативно-розыскные органы наделены правом “использовать в целях конспирации документы, зашифровывающие… ведомственную принадлежность… организаций, помещений”. Предположим, что под “крышей” какой-нибудь фирмы представители этих органов займутся противоправной деятельностью. Проверить, чем они фактически занимаются, будет де-юре весьма затруднительно, так как в этом Законе предусмотрена для потенциальных нарушителей возможность, позволяющая сослаться на конспиративный характер деятельности»[90 - См.: Шумилов А. Ю. Проблемы законодательного регулирования оперативно-розыскной деятельности. С. 72.].

Представляется, что суждения автора несколько тенденциозны, а опасения значительно преувеличены. Но несомненно одно – необходимы уточнения. Конспирация – это «методы, применяемые нелегальной организацией для сохранения в тайне ее деятельности и членов; соблюдение тайны»[91 - Словарь иностранных слов. М., 1983. С. 247.]. Отсюда следует, что методы конспирации направлены на обеспечение негласного характера оперативно-розыскной деятельности. Иначе говоря, конспирация – одно из основных условий негласного применения оперативно-розыскных сил и средств. Такой вывод согласуется с ч. 4 ст. 15 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», в соответствии с которой органы, уполномоченные эту деятельность осуществлять, имеют право «использовать в целях конспирации документы, зашифровывающие личность должностных лиц, ведомственную принадлежность предприятий, учреждений, организаций, подразделений, помещений и транспортных средств органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, а также личность граждан, оказывающих им содействие на конфиденциальной основе». Из сказанного следует, что конспирация не может рассматриваться в качестве самостоятельного принципа данного вида деятельности, ее правильное понимание и применение возможны только в органическом единстве с негласной стороной оперативно-розыскной деятельности.

Сложности возникают и при объяснении и практической реализации принципа сочетания гласных и негласных методов и средств. Как уже сказано, правовое предписание, определяемое в законе как принцип, имеет императивное значение. Следовательно, при осуществлении оперативно-розыскной деятельности должно быть обеспечено сочетание гласных и негласных методов и средств. Но реализовать сочетание этих двух противоположных начал в подавляющем большинстве случаев невозможно. По общему правилу, оперативно-розыскная деятельность, осуществляемая в рамках конкретного дела оперативного учета, может стать достаточно эффективной при условии, если с самого начала и до завершения она будет негласной. Есть веские основания полагать, что при ведении дела оперативного учета все проводимые оперативно-розыскные мероприятия, предусмотренные ст. 6 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», нецелесообразно предавать огласке. Напротив, следует принимать меры к тому, чтобы факт их проведения и полученные результаты не стали достоянием посторонних лиц.

Таким образом, интересам оперативно-розыскной деятельности в большей мере соответствует принцип ее негласного характера. В. П. Дементьев прав в том, что оперативно-розыскная деятельность носит не преимущественно негласный характер, а исключительно негласный характер. Он признает негласность не просто исходным положением, а ключевым принципом оперативно-розыскной деятельности, который, несмотря на свое кажущееся сходство с принципом конспирации, имеет вполне самостоятельное значение. В принципе негласности находит отражение самое существенное свойство оперативно-розыскной деятельности, которое определяет ее место в системе правоохранительных органов и обусловливает наиболее общие подходы к ее организации и тактике[92 - Цит. по работе: Сурков В. К. Принципы оперативно-розыскной деятельности и их правовое обеспечение в законодательстве, регламентирующем сыск. СПб., 1996. С. 39. По-прежнему актуально предупреждение Кима Филби о том, что «до тех пор, пока идет тайная война с непримиримым противником, основные принципы нашей деятельности сохраняют свою первостепенную важность. Первый из этих принципов, грубо говоря: “держи язык за зубами!”». (См.: Филби К. Моя тайная война. М., 1982. С. 12.)]. С подобными рассуждениями нельзя не согласиться. Разумеется, такой подход вовсе не исключает применения в случае необходимости гласных методов и средств, но основу оперативно-розыскной деятельности они составлять не могут.

В научной и учебной литературе по оперативно-розыскной деятельности в качестве самостоятельного выделяется принцип наступательности. Его основное содержание усматривают в своевременном принятии мер, с помощью которых упреждаются действия преступников. Например, А. Г. Маркушин разъясняет, что наступательность реализуется путем осуществления постоянного оперативного поиска в целях своевременного обнаружения необходимой информации и принятия мер, отражает разведывательный характер оперативно-розыскной деятельности, которая обеспечивается высокой оперативной готовностью, позволяющей оперативным аппаратам максимально быстро и организованно, а главное – результативно использовать силы и средства оперативно-розыскной деятельности. В свою очередь, на уровень оперативной готовности большое влияние оказывают такие факторы, как качественное состояние источников оперативной информации и постоянное поступление данных, наличие хорошо отлаженной системы информационно-аналитической работы, высокое профессиональное мастерство оперативных работников, эффективное использование современной специальной криминалистической техники и др.[93 - Маркушин А. Г. Указ. соч. С. 51–52. Отдельные авторы этот принцип называют принципом оперативной готовности и наступательности (см.: Оперативно-розыскная деятельность органов внутренних дел. Общая часть: Курс лекций / Под ред. В. В. Сергеева. С. 49–50).] Несомненно, все то, что автор обозначает термином «наступательность», правомерно считать основополагающей, фундаментальной идеей оперативно-розыскной деятельности. Однако нельзя не учитывать, что сам этот термин не используется в тексте Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»: его полностью заменяет термин «оперативность». В тексте Закона встречаются следующие словосочетания: «оперативно-розыскная деятельность» (ст. 1–5 и др.), «оперативно-розыскные мероприятия» (ст. 6–9 и др.), «оперативные подразделения» (ст. 1), «оперативно-служебные документы» (ст. 12, 21), «оперативно-технические силы и средства» (ч. 3 ст. 6), «дела оперативного учета» (ч. 8 ст. 10). Из каждого из них слово «оперативно» вполне могло бы быть исключено. Следовательно, название оперативно-розыскной деятельности могло быть более кратким – розыскная деятельность. Однако добавлением термина «оперативный» подчеркивается ее динамичный характер, а также то обстоятельство, что она призвана упреждать действия преступников, направленные на подготовку к совершению преступления либо на сокрытие следов преступления или принятие других мер, препятствующих раскрытию преступления. Это свойство розыскной деятельности непосредственно влияет на организацию и тактику ее осуществления и, что особенно важно, непременно должно учитываться при дальнейшем совершенствовании ее законодательной регламентации[94 - Об этом см. параграф 1 главы 1 настоящей работы.].

Термин «оперативный» в большей мере отражает рассматриваемое свойство розыскной деятельности, чем термин «наступательность». Следовательно, ему необходимо отдать предпочтение и говорить именно о принципе оперативности. Такой подход выражен в Комментарии к Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности» и его следует признать вполне обоснованным[95 - См.: Комментарий к Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности» / Отв. ред. А. Ю. Шумилов. С. 30–31. См. также: Комментарий к Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности». М., 1999. С. 25.].

Существенное значение имеет следующий вопрос: если в том или ином законе в отдельной статье закреплена система правовых принципов, то правомерно ли на основе анализа законодательных предписаний дополнять ее, то есть формулировать другие принципы? Как было отмечено ранее, иногда законодатель отдельные статьи закона, посвященные принципам, озаглавливает «Основные принципы» (например, ст. 2 Федерального закона «О лицензировании отдельных видов деятельности» от 16 сентября 1998 г.), предоставляя тем самым правоприменителю возможность формулировать другие принципы, которые не включены в систему принципов, выраженную в законе. Поэтому если закон прямо не запрещает формулировать на основе анализа соответствующих предписаний другие принципы, отсутствующие в статье, посвященной основным принципам, то делать это вполне допустимо. Вместе с тем следует отметить, что сформулированные в результате правоприменения принципы нельзя считать второстепенными.

По пути формулирования других принципов оперативно-розыскной деятельности на основе анализа предписаний закона идут отдельные авторы, но, к сожалению, результаты бывают не всегда удачными. Основная причина этого кроется, прежде всего, в том, что при дополнении системы принципов не всегда учитывается научно аргументированное понятие принципов в праве[96 - Можно согласиться с А. М. Бандуркой и А. В. Горбачевым в том, что «различия в перечне принципов… обусловлены такими причинами, как недостаточная теоретическая разработка действующего законодательства, неоднозначность применяемых подходов к построению системы принципов, особенности юридической техники, в том числе традиции в употреблении определенных словесных клише, а равно – использование синонимов (в частности, терминов “принципы”, “общие положения”, “общие условия”) для определения одного и того же правового инструментария» (см.: Бандурка А. М., Горбачев А. В. Оперативно-розыскная деятельность: правовой анализ. Киев. 1994. С. 55).].

Необоснованное включение в систему принципов данной деятельности положений, которые в действительности таковыми не являются, может привести к искажению представлений о сущности и задачах оперативно-розыскной деятельности, к деформации правосознания сотрудников оперативно-розыскных подразделений, а также граждан и, что особенно важно, отрицательно сказаться на правоприменительной деятельности, дезорганизовать ее. Досадно, что подобные негативные явления способны вызвать отдельные комментарии к Федеральному закону «Об оперативно-розыскной деятельности», основное назначение которых состоит в правильном и всестороннем разъяснении его предписаний.