Время умирать

Пронин. Меня уже нет.

Пронин уходит, весело насвистывая.

Картина 4

Кабинет Выковского. У зарешеченного окна, держась руками за прутья, словно испытывая их на прочность, стоит Гутов. Затем он отходит и садится в кресло, опустив голову на скрещенные руки. Встает, услышав, что открывается дверь. Входит Выковский. Он вводит Марину.

Выковский. Вы каждый раз заставляете меня нарушать наши правила. Сам не знаю, почему я иду на это.

Гутов. Доктор, прошу вас, оставьте нас одних.

Выковский. Вам было мало того, что произошло в прошлый раз?

Гутов. Этого не повторится. Обещаю.

Выковский. У вас есть десять минут. Если что, зовите. Санитары за дверью.

Выковский уходит.

Гутов. Здравствуй, родная!

Марина. Это опять вы? Что вам нужно от меня? Я вас не знаю!

Гутов. Но ты просила меня сама. Если я вдруг, случайно, встречу твоего мужа…

Марина. (Радостно). Вы видели его?!

Гутов. Мне показалось, что похожий на него мужчина мелькнул в толпе. Но я мог ошибиться. Расскажи мне о нем. Опиши его, чтобы в следующий раз я не сомневался.

Марина. Вы с ним одного роста. На левом виске у Виктора небольшой шрам от пули. То есть это я думаю, что от пули. Сам он никогда не говорил мне об этом. Только отшучивался. Когда я спрашивала, за что его награждали, он отвечал, что медаль «За отвагу» выдают всем, кто окончил военное училище с отличием. А орден Мужества прилагается к диплому выпускника военной академии.

Гутов. Он не был откровенным с тобой?

Марина. Он был откровенным во всем, кроме своей работы. Мой муж иногда уезжал в длительные командировки, и никогда не говорил, куда и зачем едет на этот раз. Сначала я спрашивала, потом перестала. Но я знала, что эти поездки опасны. И что однажды он может не вернуться. Поэтому я так хотела ребенка от него.

Гутов. А он… Разве он не хотел?

Марина. У Виктора никого не было: ни отца, ни матери, ни родных. Мы не говорили об этом, но мне казалось, что он боится… Боится, что его ребенок тоже останется сиротой. Как он сам когда-то.

Гутов. А ты не боялась этого?

Марина. Я вышла за Виктора замуж сразу после школы. Он уже окончил военную академию. Девчонка, что я понимала в жизни? Он был моим первым и единственным мужчиной. И потерять его значило для меня потерять смысл жизни. Но если бы это случилось… Только его ребенок мог удержать меня… И разве это было бы хорошо, если бы он умер, не оставив никого? Ведь люди живут, чтобы продолжить себя в детях. В этом смысл жизни.

Гутов. Ты говорила ему об этом?

Марина. Он был старше и умнее меня. Я думала, что могу показаться ему слишком наивной, глупой. Или вызвать его гнев.

Гутов. Поэтому ты ничего не сказала ему, когда забеременела?

Марина. Да. Откуда вы знаете?

Гутов. Но почему ты не открылась ему потом? Когда он уезжал в последнюю свою командировку?

Марина. Я опасалась, что это может помешать ему… Что он может не простить мне… Я сама не знаю, почему! Он должен был догадаться сам!

Гутов. Ты права. Ведь он был старше и умнее тебя. Во всяком случае, ты так думала. Но ты ошибалась.

Марина. Не говорите так. Ведь вы его совсем не знаете. Вы… (Закрывает глаза руками). Ах!

Гутов. (Делает движение навстречу, но усилием воли сдерживает себя). Что с тобой?

Марина. На мгновение мне показалось…

Гутов. Что тебе показалось? Скажи мне!

Марина. Нет, не скажу. Это только видение. У меня часто бывают видения. А потом свет меркнет в глазах. И я уже ничего не помню. Пожалуйста, не мучайте меня! Я хочу обратно в свою палату.

Гутов. Пусть будет по-твоему. Но я еще приду.

Марина. (Ее голос меняется, становится безжизненным). Если встретите моего мужа. И мою дочурку. Знаете, они умерли. И я тоже. А вы? Когда умерли вы?

Гутов. (Бросается к дверям, закрывая руками уши). Доктор! Доктор!

Входят Выковский и два санитара.

Выковский. Уведите больную. И скажите сестре, что ей нужно сделать укол. А потом пусть подготовят ее к очередному сеансу электрошока.

Санитары уводят Марину.

Гутов. Доктор, все бесполезно?

Выковский. (Проходит к своему столу, садится). Почему такой пессимизм?

Гутов. Она по-прежнему не узнает меня. И считает себя умершей.

Выковский. Я не хотел вам этого говорить. Мы, врачи, суеверный народ. Опасался сглазить. Но вижу, в каком вы отчаянии. Поэтому скажу. Есть сдвиги к лучшему.

Гутов. Это правда? Вы говорите это не затем, чтобы успокоить меня?

Выковский. Вы же не кисейная барышня. Зачем мне внушать вам ложную надежду?

Гутов. Вы правы, это ни к чему.

Выковский. Учтите – все еще может повернуться вспять. (Достает из стола папку с историей болезни Марины, раскрывает ее, читает и вслух комментирует). Но уже после нескольких сеансов электрошока наметился явный сдвиг в лучшую сторону. Периоды просветления сознания у пациентки становятся чаще и длительнее. О самоубийстве она говорит все реже. И намного реже впадает в буйство. (Поднимает глаза на собеседника). Возможно, пациентка в самом начале исцеления. Но она вступила на этот путь. Это все, что я пока могу вам сказать.

Гутов. В прошлый раз, помнится, вы говорили о лоботомии?

Выковский. Надеюсь, нам удастся этого избежать. Средство хорошее, но только для того, кто привык махать топором лесоруба там, где требуется скальпель хирурга. Ведь даже электрошок бывает слишком радикальным средством. Чтобы не говорили мне мои преподаватели в мединституте, но я никогда не забуду, что случилось со стариной Хэмом.