Катарсис. Поколение, обрезанное цензурой. Остаться человеком!

Из КГБ Дима поехал домой. Он давно хотел куда-нибудь сходить с сыном, а домашние только того и ждали. Радости жены и сына не было предела. В кои-то веки папка с нами погулять собрался!

Стрелки часов приближались к семи вечера. До встречи с чекистами оставался час. С некоторым чувством вины глава семейства отвез жену и сынишку домой. Войдя в квартиру, он между делом набрал номер администратора кафе, попросил накрыть малую «банкетку» на шесть персон, да не ударить в грязь лицом и приготовить бешбармак с головой барана для почетного гостя, как принято у казахов.

Двадцать минут девятого Дима подъехал к кафе. Он нервничал, понимая, что с первых шагов возможного сотрудничества выставляет себя несолидно. Виновницей опоздания стала байсальская красавица Мадина: она обзванивала подружек, чтобы определиться, кто из них якобы случайно появится вместе с ней в кафе в самый разгар застолья, когда мужчины пожелают скрасить досуг. На эти разговоры время и ушло.

К радости Дмитрия, никто из кагэбэшников еще не приехал. Оценив по достоинству великолепно накрытый стол, он подошел к стойке бара, где его ожидал верный Федя. Отдав «оруженосцу» ключи от машины, Дима попросил его часа через полтора заехать за девушками и привезти их в кафе. Пока он разговаривал с водителем, на пороге кафе появились приглашенные.

Как полагается по этикету, хозяин вечера в первую очередь поприветствовал господина Горманова. Двое других представились просто – Дулат и Ербол. Все прошли в «банкетку» и расселись за накрытым столом. Федор, еще немного посидев за стойкой, отправился за девушками.

Обстановка за столом с первых минут сложилась на удивление легкой. Все чувствовали себя раскрепощенно. Одна бутылка армянского коньяка сменяла другую. Говорили о разном, но ни о чем серьезном. Под третью бутылку подали бешбармак, аромат которого заполнил зал, довершив тем самым ощущение комфорта и расслабленности. Выпили за дружбу и продуктивное начало работы, за взаимовыручку и достойные дивиденды для каждой стороны. Последний тост произнес хозяин застолья. Для майора его слова не оказались неожиданными: несколько минут назад, когда сопровождающие ненадолго вышли, Дима кратко изложил ему свои соображения об авантюре с зерном. Тот четко уловил посыл сказанного – иначе говоря, закамуфлированного предложения доли, и мгновенно прикинул, о каких деньгах идет речь. Вырисовывалась сумма не менее чем в полмиллиона американских долларов и возможная доля майора в той же валюте. От цепкого взгляда Димы не ускользнул алчный, довольный блеск глаз собеседника. Чтобы закрепить тему, но избежать некорректных формулировок, Дима и поднял тост за дивиденды. Наполненные коньяком хрустальные рюмки звякнули гораздо сильнее, чем предыдущие, что тоже не осталось незамеченным. Все поняли: этим звоном скреплен негласный союз людей, объединенных одной целью, – личное обогащение с помощью друг друга.

Шел уже двенадцатый час ночи. Девушки в зале вовсю развлекались самостоятельно, правда, было их всего двое – Мадина и Маша. Завершив переговоры и выпив с Елдосом на брудершафт, Дима предложил ему выйти в зал осмотреться. Он нисколько не сомневался, что подвыпивший гость обязательно обратит внимание на Мадину. Максимов заранее предупредил, что с ним придет серьезный дядя. Не знала Мадина только о том, какую организацию тот представляет.

В поселке Мадину с Марией не воспринимали как гулящих, их репутация в Байсале оставалась довольно приличной. Переехав из другого райцентра в связи с ликвидацией района, девушки работали в райсовете, а вечерами часто скучали в арендованной квартире. Но вскоре у них появился новый знакомый, Дима Максимов, и буквально изменил их жизнь. Сначала он стал ухаживать за Мадиной, потом переключился на Машу. Подругам Дима нравился: рядом с ним всегдабыло легко и весело.

За стол к девушкам проследовали только Елдос и Дима. Подчиненные майора незаметно ретировались, отдав распоряжение сотрудникам охранного агентства птицефабрики приглядывать за их начальником. Выпив с девушками за знакомство, мужчины пригласили их на медленный танец и в «банкетку» вернулись уже вчетвером.

Из кафе девицы увезли кавалеров к себе на квартиру, благо она оказалась трехкомнатной. Места хватило всем, и после бурной ночи все четверо собрались на кухне. Была суббота, ничто не мешало продолжить такой приятный кутеж. Только к вечеру воскресенья оба мужчины, довольные проведенными выходными и скрепленным союзом, вернулись в город и разъехались по домам.

Глава 4

ЯВЛЕНИЕ ГОЛОВАНОВА

Осень 1979 года

В заборе, огораживающем возведенный в конце 1960-х годов прошлого столетия элеватор «Колос», имелась скрытая от постороннего глаза закамуфлированная досками дыра, служившая тайным лазом для мелких крадунов из числа работников крупного зернохранилища, где хранилось до семидесяти тонн зерна. С наступлением темноты рядовые рабочие и молодые специалисты бойко проносили через этот лаз краденую пшеницу в двадцатилитровых ведрах. В то время «на пути к светлому будущему», то есть к победе коммунизма, воровали везде, где что-то плохо лежало. На заводах, фабриках по пошиву белья иобработке древесины и, конечно же, больше всего – в сфере общественного питания. Всем нужно было выживать, кормить детей. Нес зерно с элеватора и молодой специалист Гришка Голованов. От своих товарищей он отличался интересной особенностью: всегда был уверен, что рано или поздно возглавит зернохранилище. «Ничего, ничего, вот посмотфите, я еще дифектофом здесь когда-нибудь стану» – бубнил себе под нос шепелявый воришка.

Шли годы. Смекалистый Гришка продвигался по карьерной лестнице, вступил в партию, заручился поддержкой бюро обкома[17 - Обком – в СССР областной комитет.] КПСС. Последнее обстоятельство пришлось очень кстати в период распада всего и вся. Система рушилась, и на ключевые должности продвигали лишь «своих», то есть людей с крепкими деловыми задатками. Так в один прекрасный день Григорий МихайловичГолованов и стал директором элеватора, но уже не государственного предприятия, а АООТ «Колос».

С первых дней «коммерциализации» он начал вынашивать идею: как простое хранилище зерновых превратить в прибыльное предприятие по переработке пшеницы в продукцию, пользующуюся в народе большим спросом. В результате на базе АООТ «Колос» был создан макаронный комбинат. Изначально он и являлся автором этого проекта. Еще в 1992 году летал в Турцию, приценивался к стоимости бизнес-плана, налаживал деловые контакты. На начальном этапе инвестировал в проект единолично, вкладывая не только материальные средства, но и душу. В итоге его кинули на деньги, лишили должностии вышвырнули на улицу…

С момента заключения союза с Гормановым деятельность Димы по выбиванию долгов с «Сулеймана» приняла совсем другой оборот. Новым его союзником стал Голованов. Всю свою безудержную энергию Григорий Михайлович посвящалборьбе за возвращение как должности, так и бизнеса, но его усилия были тщетны: он лишь все глубже погружался в пропасть, наживая врагов опасных и способных на самые радикальные действия.

16 июня 1997 года Голованов встретился с Дмитрием Максимовым в кафе «Тути».

– Дима, я три месяца внимательно слежу за тобой и вижу, что ты продвигаешься вперед, – начал Григорий Михайлович. – Но одному тебе не справиться. Предлагаю материальную и информационную поддержку. У меня есть серьезный компромат на турок и губернатора.

– Большое спасибо! Материально я пока не пострадал, а вот информация придется очень кстати. Я намерен привлечь к ситуации внимание СМИ.

– Да, это может принести свои плоды. В общем, давай поддерживать связь. Я кое-что подберу, пока, как говорится, «на закуску», и подкину тебе. Если дело пойдет, еще инфу получишь. Но смотри, будь осторожен. Мне уже сделали предупреждение.

– Чеченцы? – догадался Дима.

– Да. А ты откуда знаешь? – удивился экс-директор элеватора.

– В мае меня у дома так же подловили. Увезли за тридцать километров от города и доходчиво разъяснили, что жизнь – штука весьма условная. Их было трое, и все залетные.

– Да, и со мной разговаривали двое, а еще один в машине сидел…

В конце июня прокурор Ласковец вынесет в Комитет финансового контроля предписаниео проведении ревизии по движению зерна пшеницы урожая 1996 года. Затем состоится еще одно полезное знакомство: Дима Максимов встретится в кабинете Горманова с главным контролером-ревизором КФК Багенбаем Сериковичем Усмановым. Уже через трое суток они станут дни напролет мотаться по районам, объезжая хозяйства, указанные в реестре собственников зерна, переданного «Сулейману».

Им пришлось очень нелегко: целый месяц Дима со старичком ревизором колесили по просторам области, но даже у трети совхозов им не удалось взять объяснительные. Дмитрий как одержимый пытался объять необъятное. В итоге, вспомнив алчный взгляд майора КГБ, он решил, что пора обратиться к своему компаньону.

Найдя Елдоса в пятом управлении КГБ, Дима сообщил о срочной необходимости в разговоре наедине. Была пятница. Вспомнив прошлые посиделки в преддверии выходных, чекист с удовольствием принял предложение Дмитрия встретиться в том же кафе.

На этот раз банкет накрыли на три персоны. Сев за стол, Дима ввел майора в курс дела, а также не преминул похвастаться пухлой папкой крокодиловой кожи, набитой договорами о переуступке праватребования долгов с «Сулеймана». В течение месяца ни один руководитель хозяйства не отказался подписать такой договор. Все с готовностью брались за ручку и уступали Максимову право требования долга, тем более при виде ранее заключенного соглашения с доверенным лицом президента Бексултанова – Зеленченко. Каждое подписание договора наделяло гражданина Максимова Дмитрия Степановича законными полномочиями на предъявление материальных претензий к «макаронке», правом самостоятельного получения в счет долга денег, имущества, заверения своей подписью любых мировых соглашений с должником. Размер общей суммы долга, вытекающего из уступки права, согласно лежащим в этой папке документам, уже превышал двести пятьдесят тысяч долларов.

Дима очень надеялся на помощь и поддержку майора.

– Казбекыч, это только начало! Есть куда более крупные объемы изъятого зерна – в дальних хозяйствах Джамбульского, Возвышенского и Булаевского районов. Надо собрать их представителей в городе. Охватить всех я просто физически сразу не смогу. А если затянем дело, они могут самостоятельно по нашим следам пойти.

– Ты прав. Подумай и поставь задачу. Я все организую, – поддержал его Елдос, закусывая коньяк сочным шашлыком.

– Уже подумал. 24 июля в Департаменте сельского хозяйства состоится общее собрание с руководителями всех хозяйств области. Вот бы мне на нем выступить! И объявить о предъявлении солидарных претензий.

– А раньше почему не сказал? Осталось всего четыре дня! Какого черта ты мотаешься по области? Давно пора на этом собрании сосредоточиться!

Еще полчаса Елдос Казбекович радовался жизни за накрытой поляной, тиская под столом аппетитные бедра Мадины. Однако на этот раз продолжительного загула не получилось с учетом предстоящей встречи с аграриями. Утром следующего дня партнеры вернулись в город к семьям.

Во вторник, 24 июля, дождавшись, когда собрание директоров совхозов подойдет к концу, Дима вышел к трибуне.

– Здравствуйте, товарищи! Многие из вас знают о нашей кампании по возврату собственности незаконно переданного зерна в АООТ «Сулейман» в 1996 году. Некоторые из вас 12 апреля уже приезжали на встречу к птицефабрике, с кем-то мы заключили договора о переуступке прав. Но основная часть присутствующих здесь еще не вступила с нами в диалог. Пользуясь случаем, предлагаю всем вместе присоединиться к нам и предъявить солидарный иск макаронному комбинату. Всех желающих буду ожидать после окончания собрания в своей машине, на стоянке возле департамента. Спасибо за внимание!

Все, кто подходил к его «восьмерке», получали по нескольку экземпляров бланков договоров о переуступке прав требований и других документов для АООТ «Сулейман».

– Вот и началась игра по-крупному, – глядя сквозь лобовое стекло куда-то вдаль, произнес Дима. – Федор, скоро ты будешь мучиться икотой от шампанского, доставленного к нам в номера прямиком из провинции Шампань!

Федя, энергично выруливающий со стоянки, думал о более приземленных вещах. Его уже третью неделю пилила жена: «Мало того, что ты со своим Максимовымпо бабам шляешься, так еще и денег в дом не приносишь!». А у тещи скоро юбилей. И Дима, словно назло, взял курс в фирменный магазин радиотехники. Полгода назад в продажу поступили радиотелефоны. К ним прилагалась станция, усиливающая сигнал до шестидесяти километров, которая устанавливалась в багажнике. Цена технической новинки была астрономической – без малого три тысячи долларов. За такие деньги Федя по тем временам мог купить трехкомнатную квартиру в центре Байсала и наконец-то съехать от тещи.

Последние три-четыре месяца служба всеобщего спасения «Максимов и компания» несла большие расходы, а прибылей не возникало вовсе. За год востребования долгов птицефабрики Дима заработал огромную сумму, начисленную ему и его подставной фирме. В долларовом соотношении – более сорока тысяч. Теперь эти деньги ему должен «пташник».

Схема взыскания долгов выглядела очень удобной. Максимов по соглашению с птицефабрикой в претензионном порядке востребовал долги. На «пташник» в основном переписывались зерно и часть техники. Десять процентов от суммы закрытого дебета за оказанную услугу начислялось на него как на физическое лицо. Но сумма предъявленной претензии должникам зачастую в два раза превышала сумму дебиторской задолженности.

Штрафных санкций претензия не предусматривала, все было гораздо основательнее. Предприимчивый юрист накручивал к сумме основного долга всего лишь ставку рефинансирования, утвержденную Национальным банком Республики Казахстан, которую суды, согласно статье 353 Гражданского кодекса, принимали как безусловную. В 1994—1997 годах инфляция превышала сто процентов годовых, благодаря чему сумма долга, просуществовавшего два-три года, увеличивалась соответственно в два или три раза абсолютно на законных основаниях. При этом откомандированный представитель налоговой полиции, содействующий востребованию долга, при несогласии управляющего тут же описывал ликвидную технику и выносил ограничение на право распоряжения ею.

В итоге должнику некуда было деваться, и стороны расходились полюбовно. Все, что превышало сумму долга, зачислялось уже на счет МЧП – юридического лица. Но превратить эти цифры в наличные на бумаге не представлялось возможным. Пятнадцать коробок яиц в неделю, и то если повезет.

В принципе аналогичная практика в те годы была очень распространена. В лихие девяностые предприятия-производители еле-еле сводили дебет с кредитом. Основным видом расчета по долгам оставался натуральный обмен, в том числе и по заработной плате. На заводах зарплата рабочим выдавалась продукцией, ими же и производимой: на мясокомбинате – тушенкой, на ликеро-водочном заводе – алкоголем. В самом тяжелом положении оказались работники бюджетной сферы: учителя, врачи и библиотекари жили буквально впроголодь.

Махинаторы, подобные Димке Максимову, активно практиковали схему взаиморасчетов или взаимозачетов. Имеющий деньги предприимчивый субъект, покупая у кредитора предприятия долг со значительным дисконтом, после переоформления права взыскания задолженности получал ее продукцией, но прежде находил потребителя в соседней России. Взаимозачеты, как правило, осуществляли бизнесмены калибром покрупнее. Удавалось проводить и межправительственные операции между государствами, связанными добрососедскими отношениями. Словом, для различного рода воротил наступило сладкое время. А для простого люда, «на пути к светлому будущему» честно пахавшего на своих предприятиях, – крайне тяжелое.

Схема переуступки долгов с «пташника» оказалась весьма эффективной. Деньги были начислены немалые. Но если бы кто-то предложил Максимову продать долги за наличные – за треть или даже четверть от общей суммы, – он бы с радостью согласился и оказался бы в выигрыше.

Глава 5

ПЕРЕГОВОРЩИК

Когда Максимов отсчитывал сто семьдесят тысяч тенге за покупку радиотелефона, Федор хотел было остановить босса, но тот настолько твердо решил купить это чудо техники, что отговаривать его не имело смысла. Деньги Дима взял из неприкосновенного запаса, отложенного на поездку в Тольятти за новенькой «девяткой». Однако очередная его идея связаться с «макаронкой» размела в пух и прах ранее намеченные планы, и Федя лишь недовольно бурчал себе под нос что-то невнятное.