АТРОПАТЕНА

Надовар замахал на него руками:

– Что ты, говоришь, Шамон? Албанер не какой-то там дворянин, он царский сын. Так просто тебе с ним не договориться. Он ни за что не подчинится тебе, уж я его знаю. Но тут есть один выход. Он состоит в том, что подарить ему самую драгоценную жемчужину Албании.

Когда Шамон с вниманием посмотрел на него, Надовар внезапно встал с места и зашагал к выходу.

– Ты куда, Надовар? – удивленно окликнул его Шамон. – В чем дело? О какой такой жемчужине ты говоришь?

Надовар остановился на ходу и обернулся:

– Шамон, я боюсь, что если я назову ее имя, ты меня убьешь!

– Какая чушь! – удивился он. – С чего это мне тебя убивать? Говори, что за жемчужина?

На лице Надовара появился страх. Отступая назад, он с трудом выговорил:

– Я говорю о Мехриджан! Как только Албанер ее увидит, он без памяти влюбится в нее!

Едва Шамон услышал эти слова, он закричал громовым голосом:

– Молчать! Не смей упоминать ее имя!

– Но Шамон…

– Я сказал, молчать! Не хватало того, чтобы я выдал за него замуж мою красавицу из красавиц! Он только и о том и думает, как отомстить нам за своего отца!

Тут разъяренный глава албанских рыцарей выхватил свой меч и , приставив его к груди Надовара, сказал:

– Если ты когда-нибудь назовешь имя моей дочери вместе с именем Албанера, считай, что ты мертв.

Надовар, отступая назад, с ужасом в глазах кивал Шамону.

***

Откуда было знать Шамону и Надовару, что Албанер и Мехриджан уже давно были безумно влюблены друг в друга?

После того, как Албанер с победой вернулся из Газаки и на приеме у царя увидел ту девушку, он уже не знал покоя. "Кто же она? – думал он. – Раз она сидела рядом с какой-то пожилой дамой неподалеку от царицы, значит, она близка к престолу. Значит, она должна часто бывать здесь. Но как же мне увидеть ее снова? "

На следующий день после триуфального возвращения Албанера и Надовара в Албанию, царь устроил в их честь большой пир на всю страну. Повсюду во славу героев резали тысячи овец и сотни быков. А во дворец были еще срочно доставлены сотни осетров, выловленных в Хазарском море. Кроме того, сюда были приглашены лучшие музыканты и озаны. Едва гости стали рассаживаться по местам, Албанер с бьющимся сердцем увидел, как в зал торжеств вошли две женщины с гордой осанкой настоящих дворянок . Одна была значительно старше другой. Судя по всему, она была матерью той самой девушки.

Едва глаза Мехриджан и Албанера встретились, он почувствовал, что между ними пронеслась какая-то огненная искра. Он все не мог оторвать очарованного взгляда от этих ее огромных голубых глаз, сверкающих как алмазы, черных бровей, изогнутых, как изящные луки, полных губ цвета вишни, этих румяных щек и белоснежного лба.

Вдруг она поднялась с места и пошла в сторону выхода, ведущего в коридор. У Албанера так заколотилось сердце, что, казалось, сейчас оно выскочит из груди. Он тоже встал и вышел в коридор.

Незнакомая девушка стояла немного поодаль и, глядя в маленькое серебряное зеркальце, прихорашивалась.

Едва она услышала его шаги, она обернулась и опустила голову.

Албанер подошел к ней и ласково спросил:

– Как тебя зовут, о чудесный ангел?

– Мехриджан, – ответила она и, подняв голову, устремила на него свои прекрасные глаза.

– А меня зовут Албанер.

– Я знаю. Тебя знает уже вся Албания.

– Мехриджан, Мехриджан, какое у тебя прекрасное имя!

– И у тебя, Албанер. И ты тоже прекрасен.

Албанер вдруг почувствовал, что все для него в мире потеряло значение. Если бы это было возможно, он бы вечно стоял бы с ней вот здесь, в этом полутемном дворцовом коридоре и тонул в ее бездонных глазах.

Тут в коридоре появилась женщина, которую Албанер принял за мать Мехриджан.

Она позвала:

– Мехриджан! Куда ты подевалась? Отец тебя спрашивает.

Мехриджан быстро достала из рукава свой платок и, протянув его Албанеру, сказала:

– Завтра утром я буду гулять со своей служанкой у озера. Приходи туда

Сказав это, она вернулась в зал..

Албанер прижал к груди платок, поданный ей Мехриджан, и понял, что никогда еще не испытывал такого ощущения бесконечного счастья.

****

После того, как любовь Ифриты были холодно отвергнута Албанером, о подвиге которого в стране уже слагали песни, она чувствовала себя бесконечно оскорбленной. Не находя себе места от ярости, она только о том и думала, как отомстить этому невеже. Ифрита чуть ли не каждую секунду с гневом вспоминала его равнодушные взгляды и слова и, по сути, нежелание воспринимать ее, как женщину. В эти дни она ненавидела все вокруг. Теперь ее больше заботили не коварные планы превращения Албании в царство тьмы, а то, как ей покорить черствое сердце прекрасного Албанера.

Но как? Ее чары и хитрые уловки не оказали на него ни малейшего действия. Разглядывая себя в зеркале, она видела очень красивую молодую женщину со страстными черными глазами и черными, как смоль, густыми волосами, гибкую и стройную как лань. Но красота ее нисколько не тронула Албанера." Нет, дорогой, ты еще не знаешь Ифриту! Ты еще будешь сидеть рядом со мной на царском троне, и как этот Ваче на свою царицу, будешь бросать на меня свои любовные взгляды. Ради этого я не оставлюсь ни перед чем! – думала она. – Но вот этот ожидаемый наследник! Что с этим делать?"

Если бы он появился на свет, то ни она, ни Надовар, ни этот Шамон, которому они все это время втирали очки, скорей увидели бы свои уши, чем царский трон.

А до рождения престолонаследника оставалось недолго. Ах, если бы Ифрита увидела Албанера пораньше! Тогда они с Надоваром придумали бы что-нибудь другое и давно достигли бы своей заветной цели. Но прошлого не вернуть. Ифрита поняла, что должна перейти к действиям…

***

У царицы начались непонятные боли. Но это не было похоже на предродовые схватки, а имели какое-то неясное происхождение..

Опечаленный царь Ваче стоял у постели царицы. Вдруг он повернулся к стоявшей рядом Ифрите и со злостью сказал:

– Что стоишь? Сделай что-нибудь! Не видишь, как она мучается?

Ифрита вздрогнула. Затем, несколько замешкавшись, ответила:

– Ваше Величество! Я уже приготовила для нее лекарство. Это такой настой, что сразу снимает любые боли. Но…