Курсанты

– А почему? – переспросил Каримов.

– Потому, что я являюсь её руководителем.

– Нет, не может, – елейным тоном повторил Каримов, – потому, что вы являетесь её руководителем…

– А кто же может? – вопросил замполит, продолжая. – А может только вышестоящая партийная инстанция…

– А может только вышестоящая партийная инстанция, – заключил Серёга торжественно.

Прозвенел звонок и Каримов приободрился. Даже больше, решил подстраховаться, обнаглел и произнёс:

– Звонок помешал, я бы ещё мог говорить.

– Вы и так достаточно сказали, – с иронией произнёс замполит. – Все свободны.

Едва Агеев скрылся за дверью, Каримов метнулся к журналу. Напротив его фамилии красовалась жирная тройка. А рядом стоял знак минус.

– Я не гордый, – уныло улыбнулся Серёга. – Всё равно это не двойка и наряда вне очереди не получу. Лишь бы основные экзамены сдать нормально.

Основные экзамены на тройки не сдавались. Тройки просто пересдавались. Ибо в авиации с тройкой в воздух не поднимешься. Не пустят.

––

Накануне майских праздников во всех ротах батальона и эскадрильях пяти лётных отрядов прошли комсомольские собрания под девизом: встретим пролетарский праздник хорошей успеваемостью. Был зачитан приказ начальника училища, разрешавший краткосрочный отпуск тем, кто живёт в пределах области. Но только курсантам, успешно осваивающим программу обучения. Если точнее – у кого не было неудов. Оно и понятно, лишние рты училищу не нужны. Это был хороший стимул. Местные ребята засели за учебники, даже в столовой читали.

И все же весна есть весна. Несмотря на приближающиеся экзамены, успеваемость падала. Всем хотелось погулять, и на танцы сходить в клуб. Тем более, что некоторые познакомились с местными девицами.

Весь апрель у нас шли занятия на военном цикле, сдавались экзамены. И только изредка были занятия в гражданском секторе. Военные преподаватели подходили к своим предметам строже, и там, где преподаватели гражданские могли поставить четыре, у военных больше тройки не получишь. Но мы были рады и этому. В армии нам не служить, а если и придётся – научат там, чему надо. Основы уже заложены.

Была суббота – последний день недели. У курсантов и преподавателей приподнятое настроение. Впереди выходные и праздничные дни. Не получить бы двойку, ведь праздничные наряды по всему училищу в первую очередь формируются из не успевающих курсантов.

Мы сидели на занятиях в военном цикле. Полковник Хатников вёл у нас ОМП – оружие массового поражения и сосредоточенно объяснял принцип работы приборов радиационной разведки, не замечая, что сзади, на галёрке, шушукаются и смеются. Закончив объяснение, спросил:

– Вопросы есть?

Его бы завалить вопросами, но настроенные на выходной день, все дружно ответили: вопросов нет. Неожиданно поднял руку Николай Иванович, с лица которого ещё не сошла разухабистая улыбка. Он о чём-то уж очень смешном шептался с Шефом. Оба кряхтели и повизгивали.

– Слушаю вас? – кивнул ему Хатников.

Цысоев встал, по привычке почесал свой хобот и спросил:

– А если эта чепуха откажет в зоне заражения, тогда что делать?

– Какая чепуха? – нахмурился Хатников. Он терпеть не мог пренебрежительного отношения к своему предмету.

– Ну, прибор этот, – ткнул Цысоев на стенд.

– Сами вы чепуха! – ещё больше повысил голос полковник. – А у прибора название есть.

Он объяснил, что делать, но настроение его было испорчено. Хотел, было, отпустить всех раньше ввиду наступающих праздников, но передумал. Глянул на часы: до конца ещё почти пятнадцать минут. Открыл журнал. Все насторожились.

– Поговорим о пройденном материале, – сказал он. – Все читали?

– Читали.

– Что ж, тогда вспомним старое.

– Кто старое вспомнит – тому глаз вон! – тихонько захихикал Шеф, прячась за спины. Но у Хатникова был хороший слух.

– А вот остряка мы сейчас и спросим.

Смех Шефа прервался на полутоне. Вспоминать старое в его планы не входило. Он хотел лишь поддержать субботнее настроение.

– Это у нас, кажется, курсант Шевченко? Прошу к столу.

– Да, он давно хотел отвечать, товарищ полковник, – откуда-то сзади злорадно захихикал Серёга.

– И до вас очередь дойдёт. – Хатников любил и понимал юмор.

Серёга заткнулся. Неизвестно, чего может спросить этот полковник. А Лёха нехотя прошёл к кафедре и встал, сгорбившись, словно преступник перед виселицей, которому осталось жить считанные минуты.

– Зоны А и Б. Границы и вероятность поражения в различных укрытиях при атомном взрыве, – прочитал полковник. – Вопрос ясен?

– Так точно! – механически ответил Лёха, косясь на часы, висящие над дверью.

– Есть время ещё, – успокоил его Хатников, заметив этот взгляд.

Хатников знал, что задавать. Он спросил то, что Шеф знал плохо, ибо был в тот день в карауле.

– Отвечать кратко, по существу.

Что говорить по существу, Шеф не знал, а заговорить полковника, как некоторых других преподавателей было невозможно. Возникла явная угроза схватить пару. И отправиться на первое мая в караул. И он закрутил головой, пеленгуя все подсказки. Хатников тут же включил генератор помех – стал стучать по столу указкой. Приплыли, подумал Лёха. И, о, чудо! Он встретился с взглядом Володи Антонова. Тот внимательно смотрел на Шефа, а указательным пальцем стучал по своему конспекту. Шеф скосил туда взгляд и возликовал: конспект был перевёрнут на 180 градусов и открыт на нужной странице.

– Пока Хатников заполнял в журнале план урока, Шеф, обладая орлиным зрением, скосив глаза в конспект Петлюры – такой контрреволюционной кличкой почему-то окрестили Володю – быстро выложил полковнику всё о зонах А и Б. Когда же Хатников, закончив писать, поднял голову, Лёха уже бодро рапортовал:

– Товарищ полковник, курсант Шевченко ответ закончил.

На столе у Петлюры, сидящего впереди, конспекта уже не было. Хатников недоверчиво посмотрел на Шефа, потом на старшину Тарасова, как будто говоря: гляди ж ты, ответил. А затем, чуть подумав, вывел против фамилии Шефа оценку пять.

Это был редкий случай, когда удалось провести Хатникова. Шеф же ещё долго потом радовался и хихикал, словно ребёнок и обнимал своего спасителя.

После звонка, возвестившего о конце занятий, раздалась команда:

– Всем в актовый зал на лекцию.

– О чём лекция?

– О любви.