Децимация

– Ну, я побежал, – сказал Сергей.

– А когда ты вернешься? – снова, с затаенным щемящим чувством братской любви, спросил Петр, и слезы навернулись на его глаза.

– Не знаю. Но скоро… я ж тебе говорил.

– Ты береги себя. Не суйся, куда не следует, – снова жалостливо попросил его Петр, понимая, что его просьба к Сергею невыполнима.

– Не бойся. До сих пор пуля не взяла, снаряд напрямую в меня не попал. А их у меня за это время было достаточно.

Сергей порывистым движением схватил старшего брата за плечи, поцеловал резко в обе щеки и, чтобы тот не заметил, как и у него слезинки накатываются на глаза, повернулся и побежал к поезду.

– До свидания! Передавай всем привет! – крикнул он на бегу.

– Возвращайся! – крикнул в ответ Петр.

Он видел, как Сергей на ходу вскочил в открытые двери теплушки и оттуда махал брату рукой.

– До свидания! Приезжай. Храни тебя Бог, – шептал Петр, смотря на набиравший ход состав.

Через два часа паровоз Петра прицепили к составу, направляющемуся в Луганск. Машинист, постоянный его напарник Максим Корчин, удовлетворенно вздохнул:

– Хорошо, что отправляемся домой. А то хотели отправить в другую сторону. Давай, жарь! – прикрикнул он на кочегара, молоденького парнишку, чтобы тот подбрасывал в топку побольше угля.

Луганск гудел, как растревоженный улей. Люди бегали по улицам, на спинах и на подводах подвозили на станцию свой небольшой скарб. Старались уйти вместе с красноармейцами, но мест не хватало, и приходилось им возвращаться в свое гнездо и ждать оккупантов. А вагоны забивались военным людом, оборудованием, снятым с заводов, и уходили на восток и на север.

Петр, после приезда из Дебальцево, сразу же побежал домой и, захлебываясь от переполнявших его чувств, рассказывал матери и отцу, как он неожиданно встретился с Сергеем.

Федор хотел было уехать из Луганска вместе с отступающими подальше в Россию, но не поехал – встретил непреклонный отпор со стороны Анны. «Никуды не поиду. Здесь диты и внуки. Сергей и Аркадий возвратятся сюда, надо их ждать». Федор решил, что жена права, и притих.

Отец только спросил Петра:

– Здоров Сережа?

И, получив утвердительный ответ, успокоился. Мать долго расспрашивала:

– Какой он стал? Чисто ли одет? Когда обещал вернуться?

А потом по-новой расспрашивала Петра о том же самом, потихоньку шептала молитву, крестясь на икону Христа. Воронцы, переданные Сергеем, она поставила в банку с водой на стол под иконами. «Спаси тебя Господь», – шептала она сухими губами.

Полина так же долго расспрашивала Петра о Сергее.

– Каков он? Что конкретно говорил обо мне?

Петр честно передал слова Сергея, что он помнит ее и обещал скоро вернуться. Полина так же, как и мать, поставила цветы в вазочку на стол и долго, немигающим взглядом смотрела на распускавшиеся багровые цветы, вспоминала их встречу и такую короткую совместную жизнь и мысленно желала ему: «Приезжай быстрей, быстрей… быстрее…»

58

Лихая полностью простреливалась немцами из артиллерийских орудий. Эшелоны, скопившиеся на станции, не могли двинуться ни на юг, ни на север, а с запада были выдавлены немцами. Донские казаки блокировали железную дорогу по всем направлениям, и красные оказались в мышеловке.

Сергей злился на свое командование за то, что они задержались на четыре дня в Должанской, наводя там порядок среди казаков. Некоторых казаков расстреляли за неподчинение. Время, чтобы оторваться от немцев, было потеряно. Преследуя красных, немцы вступили на территорию Всевеликого Войска Донского – землю, ни разу до этого не видевшую иностранных захватчиков. И красные оказались как в мешке без прорех, – куда идти дальше? А мешок этот немцы уминали все плотнее, готовились завязать его крепкой мотузкой и уничтожить.

Уже светало, когда в здании небольшого вокзала, находящегося среди путей, закончилось совещание командиров красных отрядов. Бойко, командовавший всеми отрядами, обвел присутствующих красными, опухшими от бессонницы глазами, и подвел итог совещания.

– Значится, так. Обратной дороги у нас немае. С нами тыща бойцов и несколько тыщ эвакуированных. Рассосаться среди казаков мы не сможем. Оставаться на станции нам нельзя, немцы разобьют нас из орудий. На юг дороги нет. Там белые. Надо пробиваться на север. Быстрее соединиться с отступающими из Луганска в Миллерове или Черткове. Потому двести бойцов будут держать немцев с запада, а остальные пойдут на прорыв казаков. Их надо сбить с позиций, снова настелить рельсы, которые они разобрали, и уходить. И надо казаков прогнать как можно быстрее. Ясно?

Все согласились. Действительно, других вариантов больше не было. Командиры разошлись по своим частям. Сергей поднял свой отряд – усталых и невыспавшихся красноармейцев – и приказал им готовиться к новому бою. Сколько было боев за последние дни, он не считал, но только после каждого боя в отряде оставалось все меньше и меньше людей. Сегодня ему вместе с другими отрядами предстояло сбросить казаков с железнодорожной линии как можно быстрее, не считаясь с потерями. Дорога была каждая минута. Немцы за ночь подтянут тяжелую артиллерию и догромят их. Сергей со своими бойцами выдвинулся до перегона, где множество путей сливались в две линии. Впереди, в полукилометре, на возвышенности, виднелись укрепления окопавшихся казаков, а между ними пустое, пристрелянное казаками пространство, которое предстояло преодолеть. Рядом готовились к бою другие отряды. На рельсах, готовый двинуться вперед, стоял под парами бронепоезд – обшитый полудюймовым железом паровоз с платформой, на которой находилась пушка.

Через час все было готово к атаке, ждали только приказа. У казаков также было заметно оживление – готовились к отражению атаки. Но вдруг из-за возвышенности показались трое всадников. У одного из них на пике развевался белый флаг. Кони шли осторожным шагом, видимо, всадники опасались огня со стороны красных и были готовы, в случае непредвиденных обстоятельств, скрыться. «Чего они хотят? – думал Сергей. – Чтобы мы сдались?» И он побежал к Бойко.

– Видишь? Едут предлагать нам сдаваться. Увидели, гады, нашу слабину!

– Вижу, – спокойно ответил Бойко, наблюдавший за всадниками. – Пока они едут на переговоры. Нам надо тоже идти к ним. Пойдем им навстречу. Давай возьмем еще одного. Их трое, и мы будем втроем. Сидоренко, пошли с нами! – приказал одному из бойцов Бойко. – Если они будут тянуть с разговором, быстро уйдем. У нас мало времени.

Они вышли из укрытия и пошли к неторопливо едущим на лошадях казакам. Винтовки они оставили в укрытии, но у каждого был револьвер. Казаки остановились приблизительно на середине между противоположными позициями и стали ждать красных. Сергей видел казачьего полковника – пожилого, плотного, седого человека с пышными, закрученными вверх усами и с бакенбардами. С ним был моложавый есаул и рядовой казак с белым платком на пике. И вдруг Сергею пришло на память плачущее лицо урядника, племянника которого он убил на Острой Могиле. Но он усилием воли отогнал от себя эти воспоминания и сосредоточил взгляд на мужественном лице полковника.

Красные остановились в метрах пяти от казаков. С минуту обе стороны молчали, вглядываясь в друг друга. Полковник видел простые, усталые лица славян с землистым оттенком, оборванную, грязную одежду и, как инициативная сторона, первой вызвавшая противника на переговоры, не здороваясь, спросил:

– Тяжело, ребята?

– Не то слово. Еще хуже, – спокойно, как будто не в первый раз он вел подобные переговоры, ответил Бойко.

– Вижу. Как вы это немчуру допустили до Дона? Силенок маловато?

– Маловато, – согласился Бойко. – Если у вас много, то остановите их.

– Остановим. Советы же с ними договорились, что они на территорию России вторгаться не должны. Вот вас разобьют и уйдут. А вас жалко. Украинцы вас предали, вы воюете, а они целуются с бывшими врагами. Тьфу! – брезгливо сплюнул полковник.

– Ты неправ, полковник. Раз немцы пришли сюда, то уже не уйдут. Им плевать на договоры. И не украинцы нас предали, а полуляхи с Галиции.

– Все равно – ваши. Если бы не хотели, не допустили бы их к власти. А теперь вам трудно воевать против германца. Да и вижу – нет у вас настоящих молодцов.

– Есть, – оскалился Бойко. – Мои молодцы готовятся сейчас скинуть с высотки вас и вырваться отсюда. Вы нас боитесь, поэтому и хотите затянуть время переговорами, пока немцы не придут.

– Не вырветесь. Немцы вон, уже садят по вам из орудий.

Действительно, на окраинах Лихой шел бой, гулко рвались снаряды, трещали пулеметы. Бойко прислушался к дальнему бою и снова, оскалив зубы, грубо спросил:

– Ну, полковник, хватит балачек. Говори, што тебе нужно. Нам некогда.

Полковник, прищурив глаза под утренним степным солнцем, как бы прислушивался к бою, разворачивающемся в Лихой.

– Вы, полковник, воевали в эту войну? – спросил Сергей.

– В эту нет, – ответил полковник. – А в японскую пришлось.

– Поэтому вы и проиграли ее, – язвительно вмешался Сидоренко.

Полковник побагровел от гнева, и усы поднялись выше к скулам.