– Наталья Николаевна, вы что-то погрустнели. Веселитесь!
– Я веселюсь, – она взглянула на Гардаева и, увидев, что тот энергично занимается закусыванием, прошептала: – Зачем вы оставили его здесь? Не надо было этого делать. От него можно всякого ожидать…
– Я исправлю свой проступок. Хотите, выгоню его отсюда?
– Не надо. Уже поздно. Лучше ублажайте его. В нем течет азиатская кровь, и он любит, когда ему льстят, – и снова повторила: – Вы не можете предположить, чего от него можно ожидать в дальнейшем.
– Я сделаю, как вы велите. Буду ублажать его.
Николай пока не видел опасности, которую мог принести Гардаев, и серьезно не воспринимал тревожные слова Наташи. Просто она беспокоиться потому, что тот увидел ее в компании с незнакомыми мужчинами. Но это легко объяснимо – дружеская вечеринка с участием не только мужчин, но и женщин.
«Надо быстрее напоить его», – решил Николай.
А Гардаев беспрерывно хватал со стола все подряд в свой рот, не замечая, что чавкает на всю комнату. Создавалось впечатление, что он не ел несколько дней и был страшно голоден, как волк в зиму.
По беззвучному телевизору размышления политиков сменило выступление артистов. Судя по тому, как они бегали по сцене, начался эстрадный концерт. Николай, сидящий напротив телевизора, попросил Стефана:
– Стефа, оторвись на секунду от дамы и включи звук, – кажется, начался концерт. Может, действительно споем вместе с ними.
Стефан встал с кровати и прошел к телевизору. Да, действительно – шел эстрадный концерт. Артист средних лет с одутловатой рожей и в черных блестящих перчатках, бегавший по сцене, закончил исполнение песни.
Стефан снова сел на свое место и углубился в разговор с Валей. Инна явно скучала. Гардаев глотал со стола все подряд, не обращая ни на кого внимания.
– Внимание! – прокричал Николай. – Сейчас кто-то будет петь, может быть – народную песню, так подпоем. Приготовились!
Все на время притихли и стали глядеть на экран. Певица была молодой и стройной, одетой в вышитую блузу и коротенькую юбку-мини, так же расшитую народным орнаментом. Она не собиралась бегать по сцене, что было видно по стационарному микрофону и ее серьезному лицу. На щеке выделялась то ли крупная черная бородавка, то ли бородавчатая родинка. Она могла петь, судя по ее одеянию, народную песню. Но песня оказалась современной, эстрадной и в тоже время – патриотической, которую никто из компании не знал. Мелодичности в песне не было. Но это не главное – есть же песни, в которых главную роль играют слова и смысл, а не музыка. Поражал своей конкретностью припев, который рефреном много раз повторяла певица гневным криком: «Кто не знает украинской мовы, тому ганьба! Ганьба! Ганьба! Ганьба!..» И так – еще много раз «ганьба», что на русском языке означало «позор». Может, певица обращалась так гневно к остальному миру, не знающего украинского языка? Сейчас все возможно.
Все разочарованно отвернулись от экрана.
– Стефа, – обратился к нему Николай. – Сделай ее потише. Давайте лучше нальем еще по одной и споем хорошую народную песню.
– Да, надо обязательно спеть, но в начале налить.
Петр молча стал открывать новую бутылку водки, и в это время послышался осторожный стук в дверь.
15
– Да! Заходите! – громко ответил Николай, не вставая с места.
Дверь аккуратно отворилась, и на пороге появились две фигуры – одна широкоплечая, другая узкоплечая. Широкоплечий, – коренастый мужчина лет сорока с пышными усами, спускающимися до самого подбородка, с лобастой, наполовину лысой головой, не здороваясь и не входя в комнату, спросил:
– У вас Стефан Дубчак?
– Да. Я здесь, – отозвался Стефан, прикручивая тише телевизор. – Заходите.
Он стремительно прошел за кроватью у стены к дверям и, протягивая руку пришедшим, снова пригласил:
– Заходьте.
Те прошли в маленький коридорчик, где Стефан пожал им руки. Еще не зная, кто они такие, Николай присоединился к приглашению Стефана:
– Проходите.
Узкоплечий молчал, отвечал только лобастый.
– Мы на минутку. Нас ждет машина. Надо с тобой, Стефан, переговорить, а потом ты продолжишь свой отдых.
– Раз вы пришли в эту комнату, то извольте за стол, – закуражился Николай, изображая из себя хлебосольного хозяина.
– Да, проходите, – пригласил их Стефан. – Посидим немного, а потом займемся делами. Вы меня по записке нашли?
– Да, – ответил лобастый. – Прочитали и пришли сюда. Вообще-то, можно немного отдохнуть и расслабиться. У нас сегодня день был очень тяжелым и напряженным.
Они прошли к столу и остановились, не зная, куда сесть. Это заметил Николай.
– Есть предложение сделать небольшой перерыв и убрать со стола. Раз пришли свежие люди, нужно освежить и стол. Давай, Петро, прибери мусор со своей стороны, а я со своей.
Стефан стал представлять пришедших.
– Знакомьтесь! Это пан Роман Сербын, из Канады. Профессор Квебекского университета. Представитель нашей славной украинской диаспоры.
«У-у, какой гусь пожаловал! – удивился Николай. – Что он здесь делает?»
Гардаев, услышав, откуда заморский гость, вскочил из-за стола и как бы вытянулся. Остальные остались сидеть.
– У них там нет отчества, – продолжал Стефан. – Пан Роман сейчас в Киеве собирает материал по голодомору на Украине в двадцатые-тридцатые годы. И еще он много встречается со студентами, которые проводят политическую акцию в столице, формулирует требования к правительству и верховной раде, намечает и определяет пути достижения победы. Если сказать точнее – поднимает национальное самосознание украинцев до уровня понимания их задач в противодействии российскому тоталитаризму и установления цивилизованной демократии, как в Европе или Америке.
Узкоплечий Сербын, скромно улыбаясь, стал пожимать всем руки, кроме женщин, представляясь и выслушивая представления. Он выглядел моложаво, чувствовалась в нем западная интеллигентность. Говорил он по-украински шепотом, что присуще всем представителям украинской диаспоры, но верно выговаривал слова и правильно строил фразы. Потом Стефан, довольный тем, что его посещают такие люди, назвал имя лобастого с казацкими усами.
– Любомир Прокопишин. Из Львова. Один руководителей студенческого движения. Бывший диссидент. Находился в лагерях Мордовии. Несгибаемый борец за права человека.
Прокопишин крепко пожал руки мужчинам, не обратив при этом, как и Сербын, внимания на женщин.
Со стола было убрано лишнее. Закуски осталось мало.
«Непорядок», – подумал Николай. Он встал, открыл холодильник и достал две банки рыбных консервов и кусок сала. Больше ничего у него не было. Все выставил на стол. Потом ножом ловко вырезал крышки банок. Вытер о полотенце нож, хотел порезать сало, но его опередил Петр:
– Давай сало сюда, здесь чистый нож.
Все было готово к тому, чтобы сесть за стол по новому заходу. Оставалось только разместить вновь прибывших. На кровать канадского украинца садить было неудобно, свои стулья с Наташей отдавать не хотелось, и Николай распорядился:
– Петро, ты садись на кровать, а стул отдай канадцу. А ты, Инна, сядь между Димой и Петей. А Любомир сядет рядом со Стефаном.
Никто не возражал. Инна молчаливо перешла на указанное место, словно подчеркивая – куда скажешь, туда и пойду. Вновь прибывшие гости сидели по другую сторону стола, прямо напротив него.
– Петро, ты уже налил всем? – возвратился Николай к предыдущему действию.
– Доливаю, никого не обойду, – улыбнулся Федько.