Осень собак

И, резко повернувшись, вышел, громко хлопнув дверью.

16

Все молча смотрели на закрытую дверь. Вдруг она без стука отворилась, и на пороге возник Нижим.

– Коля, можно? – настороженно спросил он.

– Конечно, Нижим, заходи, – Николай говорил внешне спокойно, но внутренне ругал себя за несдержанность.

– Добрый вечер. Я иду и слышу – у тебя шум, – объяснил, как всегда рассудительно, Нижим. – Думаю – зайду. Может быть, кому-то плохо?

– Плохо, Нижим! Всем плохо! – признался в своей слабости Николай. – Заходи, садись. Там у нас осталось что-нибудь выпить? Наливайте!

– Нет. Я не буду, – запротестовал Нижим. – У меня завтра занятия.

– А кто он такой? – спросил совсем опьяневший Гардаев.

– Друг из Израиля, – коротко ответил Николай, у которого от выпитого и нервной вспышки снова в голове все плыло.

– Из Израиля? – заплетающимся языком переспросил Гандаров. – А что жиду здесь нужно?

Но ему не ответили, сделав вид, что не слышали вопроса. Инна и Валя заторопились домой.

– Где наши вещи? Уже поздно и нам пора домой.

– Останьтесь на минутку. Надо по последней, на посошок, – попытался удержать их Николай.

Но они уже оделись и взяли свои сумочки. При этом Инна успела подвести помадой губки.

– Завтра зайдешь? – обратилась она к Николаю.

– Зайду. Надо с Царевым поговорить.

– Нас, конечно, никто не проводит? – с намеком сказала Инна. – Пошли, Валя!

– Инночка, нельзя, чтобы вы шли домой одни, – ответил, улыбаясь, Петр. Он выглядел спокойным, будто ничего сейчас не произошло. – Я вас провожу. Только я вначале забегу в свою комнату и надену куртку.

– До свидания! – попрощались Инна с Валей. Инна, посмотрев на Николая преданными глазами, добавила: – Только больше не совершай глупостей.

И они вышли.

«Каких глупостей?» – мелькнуло в голове Николая, но расспрашивать было поздно.

– Я тоже пойду, – сказал Поронин. – Хотя академия оккупирована пикетчиками, но нам по утрам надо обязательно приходить и отмечаться у входа, показывать свою готовность к работе.

– Хорошо, Дмитрий. Давай тогда на посошок.

Нижим снова отрицательно покачал головой, и ему Николай наливать не стал. Но налил совсем опьяневшему Гардаеву. Наташа отказалась, и он не настаивал.

– Ну, давайте, напоследок.

Гардаев трясущейся рукой схватил свой стакан и стал не пить, а глотать самогон крупными глотками. Но вдруг поперхнулся, бросил стакан на стол, пролив остатки содержимого и, зажав ладонью рот, бросился в туалет. Оттуда послышались утробные звуки рыгания.

– Перепил, – коротко констатировал Поронин. – Бывает.

«Кажется, я воплотил свой план в жизнь, напоив Гардаева, – подумал Николай. – Теперь он не страшен Наталье. Всегда можно будет ткнуть ему в глаза, как он напился».

Но он жестоко ошибался.

Поронин выпил, нашел на столе кусочек сала и закусил.

– Спасибо всем, я пойду домой.

Он надел свой плащ. Николай поднял свой стакан, чтобы выпить, как в туалете послышался грохот, потом возня и ругань. Вскоре оттуда вывалился грязный от блевотины Гардаев. Его черные глазки горели огнем неукротимой подозрительной ненависти.

– Кто налил воды в туалете?! – закричал он, сверля каждого черными, злыми углями кавказских глаз. – Кто специально бросил на пол мыло? Я на нем поскользнулся и упал! Это вы сделали специально, чтобы опозорить меня! Нарочно!

Николай не понимал, о чем кричит с такой злобой Гардаев. О чем идет речь? Какая вода? Какое мыло? Почему специально? После недавней вспышки он находился как бы в заторможенном состоянии.

– Успокойся! – впервые за вечер назвал он его на «ты». – Иди к себе в комнату и умойся.

Но Гардаев подступал к ним все ближе, грозя вымазать их своей блевотиной.

– Слушай, тебе сказали успокоиться, – произнес Поронин. – Смотри, а то я не сдержусь. Знай, что я бью только два раза: первый раз в лоб, второй раз – по крышке гроба. Понял?

Но Гардаев не унимался.

– Это вы специально сделали, чтобы посмеяться надо мной! У меня нет лишних брюк! Мне завтра нечего надеть!

Николаю это стало надоедать.

– Иди к себе и постирайся. Брюки до завтрашнего дня высохнут, утром погладишь и будут, как новые.

И здесь вмешалась Наташа, которая предложила истекающему гневом Гардаеву.

– Вено Мурадович, успокойтесь. Давайте, я вам постираю брюки?

В ответ на ее явно примирительное предложение, Гардаев взвился еще сильнее.

– Вы, Наталья Николаевна, всего не знаете! Этот красавчик совсем недавно на кухне целовался с этой черной, которая ушла! Больше того – он держал ее за титьку… а я все видел! У него даже не хватило совести при мне оторвать руку от ее груди! Вот он, какой ваш новый друг! А теперь с вами такое же хочет сделать! Не разбираетесь вы в людях ни черта! А он одного от вас хочет!.. Не понимаете? Да?

Николай шагнул к Гардаеву, чтобы заткнуть ему каким-то образом гнилую пасть или выкинуть из комнаты, но в это время Нижим недоумевающе спросил:

– Он что, дурак?

– Сам дурак, жидовская рожа! – завопил оскорбленный Гардаев. – Убирайся с Украины вон, к себе в Жидовию! Геть отсюда!

– Он антисемит или фашист? – снова как-то наивно спросил Нижим.