– Вична! Ви-чна!! Па-мя-ть!!!
– ОУН–УНСО! УПА–УНА!
– Ге-ро-и!!!
– В наших душах воля е!
– Е! Е-е!! Е-е-е!!!
– Будет вечной Украина!
– Будэ! Ви-чна!! Укра-и-на-а-а-а!!!
– Всем, кто против Украины!
– Ганьба! Гань-ба!! Гань-ба-а-а!!!
– Хто наш главный нынче ворог!
– Жид, москаль! Москаль и жид!!!
– Геть их с вильной Украины!
– Геть! Геть!! Ге-е-е-еть!!!
– Нашим ворогам всем смерть!
– Смерть! Сме-рть!! Сме-е-ерть!!!
В притихшей темноте города скандирование ответов боевиками звучало, как выстрел в сильный мороз – резко и трескуче. Наташа испуганно прижалась к Николаю, обхватив рукой его предплечье.
– Мне страшно!
Он обнял ее за плечи и привлек к себе.
– Мне тоже. Успокойся и не дрожи. Страх безмерен, и у него нет границ. Скоро будет еще страшнее. Прижмись ко мне и будь спокойна. Лучше отвернись.
Сейчас эти слова Николай говорил, не играя мужской отвагой, как часто бывало в разговорах с женщинами, а искренне. Он был обязан защищать существо слабее себя. Это был инстинкт помощи и сострадания, который у него пока еще сохранялся.
Колонна боевиков протяженностью с полкилометра полностью завернула на Васильковскую. Сзади, пристроившись к ним, шла необмундированная толпа их рьяных сторонников, которая, с обезумевшими от радости очами, тоже восторженно вопила разные призывы. А следом за ними шла вторая милицейская мигалка, охраняющая тылы УНА–УНСО: хлопцы, будьте спокойны! Мы с вами!
Рядом с ними стоял мужчина в куртке и курил сигарету, с виду рабочий. Вынув изо рта сигарету, он смачно плюнул вслед уходящей колонне и сказал в сердцах, ни к кому конкретно не обращаясь:
– И куда президент смотрит? Это ж армия.
Поронин, повернувшись к нему, ответил:
– Эта армия нужна президенту и правительству больше, чем кадровая. Поэтому и милицию приставили им для охраны.
Молодая парочка, видимо, студенты, стоявшие рядом с ними и смотревшие на проходивших вояк, окликнулись. Парень пояснил:
– Мы немного побыли на митинге и ушли. Они приняли решение завтра идти к верховной раде и захватить ее.
– Правда?
– Да. Они уже готовы к этому. Видели наверху древков знамен трезубцы в виде герба? Так это три остро заточенных металлических штыря, чтобы прокалывать всех, кто станет на их пути. А против знамени и герба милиция не сможет применить силу. Могут завести уголовное дело за оскорбление национальных символов. У них все продуманно.
– Боже, неужели все так и есть!?
– Так и будет, пока они есть.
– Вы студенты?
– Да.
– Это вы захватили университет?
– Нет. Мы гуляем. Без нас есть, кому захватывать. Тьма всяких пауперов понаехала со всей Украины. Они и захватили университет. Ну, мы пошли. До свидания.
И студент, обняв свою подружку за талию, пошел в сторону университетского городка.
– Дальше я сам пойду. Мне недалеко осталось, – сказал Поронин. – Не провожайте больше. До завтра, – он пожал Николаю руку, кивнул Наташе и перешел на другую сторону улицы. Николай продолжал обнимать Наташу, глядя на массивную фигуру Поронина, маячившую в безжизненном, бледном свете фонарей. Из недр удаляющейся колонны унсовцев продолжали долетать отрывистые гулкие выкрики, которые становились все тише.
– Как собаки… – тихо произнесла Наташа.
– Да. Нынче их осень.
– Как их много развелось… и какие они гавкучие и ужасные! Мне кажется, среди них нет благородных собак.
– Все мы собаки. Они гавкучие, а мы писклявые. У них есть стая, мы – поодиночке. Пошли домой?
– Пойдем. А у вас в Донбассе они проводят такие шествия?
– Пока нет. Обзывают нас антиукраинским регионом.
– А к нам на Буковину они часто приезжают. Проводят митинги и шествия. Но там они не такие страшные, как здесь.
– Сейчас в Киеве они мобилизовали все свои силы. Показывают себя. Идем домой.
Они молча пошли обратно. У входа в общежитие Николай предложил Наталье:
– Пойдем ко мне?..
– Да. Я приду к тебе сейчас, – сразу же, без колебаний согласилась она. – Только вначале зайду в свою комнату, а потом к тебе. Хорошо?
Они замолчали. Наташа первой, после небольшой паузы, спросила:
– А почему ты меня не спрашиваешь, обману я тебя или нет?