Осень собак

– Но я не приз! Я человек! – испугалась Катя. – А человека нельзя выигрывать. Не делай этого? Давай разорвем наш спор? Я останусь с тобой на всю ночь, только не выигрывай первым у моего папы? – она как-то сникла и тихонечко, чтобы не заметили соседи, вытерла слезинку в краешке глаза.

– Мы поспорили, и я хочу выиграть приз – тебя! Мне поддавков не надо! – жестко ответил Колька.

Суть ее просьбы он окончательно осознал спустя много лет, когда стал взрослым. Женским чутьем она боялась быть выигранной, а значит – остаться на всю жизнь униженной. Но он был безжалостен и не понимал ее состояния.

– Если выиграю у твоего папы первым, значит – выиграю. И спор наш будет иметь силу только в этом случае. Если ты не хочешь выполнять условия спора, то я не буду сейчас играть и расстанусь с тобой навсегда!

Он говорил жестоко, не понимая тогда человеческой сути. Может быть, оттого, что он был в высшей степени честным человеком, и если бы такое случилось с ним, он бы выполнил условия спора, даже с ущербом для себя. Поэтому он не мог понять Катю. А ей не хотелось расставаться с ним. Она незаметно вытерла еще одну слезинку и обречено кивнула головой – согласна выполнять условия спора.

Катя прошла за столик, встала рядом со своим отцом и устремила немигающий взор на Кольку. Она старалась заворожить его своим взглядом и не дать ему выиграть спор. Но Колька не видел ее магических глаз. Во время сеанса он редко поднимал голову от шахмат и не смотрел на окружающих. Они, как и шахматные фигуры, были для него неодушевленными предметами. Сейчас для него игра была не просто спортивным делом, а ставкой, где королевой была Катя. Может, поэтому он чувствовал внутреннюю легкость и жажду победы над всеми и, в первую очередь, над Катиным отцом

Он быстро прошел по рядам, почему-то взглянул в глаза Катиного отца и увидел его встречный взгляд. Возможно, ее папа почувствовал, что сегодня игра пойдет не просто в шахматы, но, видимо, до конца не понял внутренний смысл происходящего. Мал еще Колька для серьезных дел. Но он ошибался.

Играл Колька стремительно. С отцом Кати он разыграл любимый им ферзевый гамбит, где оба не успели развить фигуры. Когда черные сделали рокировку, Колька смело пошел крайней пешкой на два хода, потом точно так же другой пешкой на его короля. Нет, он не затягивал партии с другими, чтобы выиграть первым у Катиного отца, он играл вдохновенно, и удача сама шла ему в руки. И взрослый человек дрогнул перед пацаном, совершил ошибку. Немедленно Колька пожертвовал коня за пешку, двинул крайнюю пешку еще дальше и разменял ее. Вывел ферзя на последний удар, снова пожертвовал, но уже ладью за слона. Кажется, Катя поняла, что отец проигрывает первым, несмотря на явный материальный перевес, и на глаза ее навернулись слезы. Она уже не магически, а страстно, как затравленный зверек, умоляла глазами Кольку не выигрывать первым у ее папы. Но он не видел ни ее унизительного взгляда, ни отчаявшихся глаз, ни ее бессильных слез. Через два хода после жертвы ладьи он поставил мат черному королю.

Отец Кати пожал руку победителю, собрал шахматы в доску и стал наблюдать за игрой других. Колька был неумолим, выигрывал и белыми, и черными. Он еще не понимал, что выиграл спор. Сеанс продолжался, и надо было играть.

Вечерело. Солнце ушло за горизонт, подкрадывалась тьма. Оставалось четыре или пять незаконченных партий. Взрослые мужики хмурились, недовольные своей игрой. Но они не знали, что сопротивляться Кольке сегодня бесполезно. Отец Кати, видимо, раздосадованный своей игрой, взял шахматную доску подмышку и сказал дочери:

– Катя, пошли домой, уже поздно.

Он никогда не звал до этого дочь домой, это делала мать. Может быть, он хотел проверить свою догадку, что сегодня вечером должно произойти что-то необычное и он участник этого необычного? Но какова была его роль? Видимо, какое-то чутье подсказывало ему, что сегодня состоялась не просто шахматная игра, а нечто большее. Почему-то плачет Катя, неистовствует Колька, и он проиграл так быстро и бездарно.

И здесь произошло то, что навсегда вошло событием в историю двора, а в Николая на всю жизнь, тогда радостной, а позже мучительной болью.

– Не пойду! – ответила Катя ломким голосом.

– Уже поздно, – строго повторил отец.

– Ты проиграл первым, и я сегодня не пойду домой! – дрожащим, высоким до фальцета голосом, уже выкрикнула она.

На них стали обращать внимание зрители. Только Колька ничего не видел и не слышал, он добивал оставшихся шахматистов.

– Ну и что? Проиграл, – спокойно ответил отец.

– А то, что ты проиграл меня! А Коля выиграл меня, и я с ним останусь на всю ночь! Вдвоем! – закричала она, и слезы полились из ее глаз.

– Я не понимаю, – отец был строг, но справедлив, и действительно не до конца понимал случившееся. – Почему не пойдешь домой?

– Я проиграла ему спор, а ты не смог защитить меня!

Догадка Катиного отца была верной – это были не просто шахматы. До него дошел смысл происходящего, безмерная ценность сегодняшней партии и почему он потерпел быстрое поражение. А он же в шахматах далеко не слабейший среди участников! Но сдержать яростный напор пацана он сегодня не смог – почему-то не хватило духа. Как интеллигентный человек, он попытался сгладить щекотливую ситуацию.

– Спор? А в чем он заключается?

– Если ты проиграешь первым, я останусь с ним до утра! Я, я его приз!!!

Болельщики притихли и смотрели уже не за шахматной игрой, а вслушивались в непонятный пока им диалог отца и дочери. Наконец и до Колькиного сознания дошло, что происходит что-то необычное и он в нем – вторая главная фигура после Кати. Он оторвался от шахмат и подошел ближе к Кате и ее отцу. Отец пытался мягко урезонить всегда послушную до этого вечера дочь:

– Катя! Каждый спор – это всего лишь шутка.

– Нет! Не шутка!

Отец стал заметно злиться. Он сурово посмотрел на подошедшего Кольку.

– Что случилось? – строго спросил он его.

Но тот был не в силах включиться в происходящее и молчал.

Зрители, затаив дыхание, уже ждали не итогового результата сеанса, а захватывающего финала психологической развязки. Даже игроки, не закончившие партии, подняли головы от досок. Тогда отец решил применить более убедительные доводы, чтобы уговорить дочь и сделать ее как всегда послушной, принизив личность победителя. Он был спокоен, голос звучал ровно:

– Катя! Посмотри на него. Он младше тебя и он еще маленький!

И здесь у Кати крупные слезы просто брызнули из глаз на шахматную доску соседнего игрока.

– Он вырастет! – отчаянно закричала она. – Он вырастет!!

Она порывисто обежала вкопанный в землю стол и встала рядом с Колькой. Победно взглянув на отца, она сквозь непрекращающиеся слезы, четко произнесла:

– Я сегодня остаюсь с ним. Он выиграл спор! – и взяла его за руку.

Отец больше ничего не сказал дочери, только пожал плечами и пошел домой. Недаром их семья считалась интеллигентной. Но он уже точно знал, что проиграл не партию в шахматы, а что-то большее – дочь.

– Я с тобой! – сказала она Кольке на глазах у онемевших соседей. – Пошли отсюда?

– А шахматы? – только и смог произнести он. Кажется, его единственного не потрясла эта сцена. – Я не доиграл…

– Ты выиграл! – твердо ответила Катя. – Выиграл! Остальное – не важно!

И только тут до его мозга, забитого шахматными ходами и комбинациями, дошел смысл происходящего.

– Ты будешь со мной сегодня? – тихо спросил он. – Всю ночь?

– Да!

Он не забывал даже и в этот высокий момент самопожертвования Кати о шахматах и своих соперниках. Обращаясь к ним, громко сказал:

– Остальные партии я сдаю!

Никто не возразил, никто не потребовал доигрывания, все были потрясены и поражены случившимся, необычностью положения и его трагической красотой. Они его уважали – взрослые мужики пацана Кольку, – он всегда играл красиво, мог удивлять не только неожиданными шахматными ходами, но и поступками. Происшедшее сегодня не для всех казалось странным. Это – Колька, кумир и гордость их двора! А кумиру прощается все, даже самое непонятное для окружающих.

И еще долго двор обсуждал, – что же случилось? Рассказывали другим, пытались найти ответ, – все же, что произошло? И у каждого была своя версия происшедшего – от констатации факта, до восхищения. Но никто не осуждал ни его, ни Катю.

Это была удивительная, напоенная неземными ощущениями и ароматами ночь. Они сначала бродили по улицам города, запорошенного первым тополиным пухом. Такого мягкого и легкого пуха он больше никогда не видел у тополей других городов. Они были неподвластны ночи, которая взяла в свои объятия город. Звездам, которые слали им холодный, но благожелательный свет. Дольке бессмысленной луны, которая сделала ночь непроглядно темной. Они наслаждались чистотой Вселенной, и космос словно настроил гармонию их душ и сердец на любовь, запретил злым силам разрушать их идиллию. Они прикоснулись к самой светлой тайне на Земле – любви. Это было действительно так. Даже близкие земные силы – родители Кати – не звали ее в тот вечер домой. Понимали, что их любимая Катюша переступила только ей видимый порог жизни, и не надо запрещать ей жить в новом мире.

Когда потянуло влажной свежестью с рек, а летние ночи в тех местах прохладные, а они были одеты для жаркого летнего дня, то зашли в сарай Матвеевых, где он прикрыл ее старыми одеялами, обнял обеими руками и грел. Они не знали взрослой любви и только целовались – как в кино. Здесь же они поклялись всегда быть вместе, и что никто их никогда не разлучит, что они никогда не будут делать друг другу плохого, даже не будут говорить грубых слов. И тогда же Катя взяла с него честное слово – больше никогда не играть на призы, тем более живые.

Но уже той ночью, видя слезы и самопожертвование Кати, Колька понял, что он совершил что-то некрасивое и подлое в своей короткой жизни, несоответствующее его романтической, тогда еще чистой душе. Он выиграл не главный и бесценный, а самый страшный, последний приз на всю оставшуюся жизнь. Он проиграл себя. И это чувство виноватой ущербности в нем стало расти и расширяться, и тем больше, чем становился он старше. Он осознал, что сделал что-то очень плохое, сломал Катю как человека и личность. После этой ночи Катя полностью подчинялась ему, хотя была старше его более чем на год… и он это видел, но не радовался такой любви. С тех пор униженность человека стала унижать и его. У него была все-таки легкоранимая и честная душа.