Осень собак

С этого вечера он больше не давал сеансов одновременной игры в шахматы. Как ни просили его об этом мужики двора, он им решительно отказывал. Более того, ему вообще больше не хотелось играть в шахматы. Внутренне он понимал, что они являются виной его душевного разлома. Но тогда еще была красивая любовь, которая переполняла его и не давала углубиться чувству вины.

Но вскоре все закончилось. В августе его семья покинула этот приветливый и тихий городок – город его первой любви. Катя, со слезами на глазах, умоляла писать ей письма с нового места жительства, видимо, чувствовала, что их любовь должна закончиться с его отъездом. Он написал ей одно письмо, получил в ответ три. Написал второе – получил в ответ, кажется, пять. Отправил третье – пришло в ответ, наверное, десять. Больше он не писал Кате писем и не пытался побывать в том городе и встретиться с ней. Его душу грыз стыд. Он использовал свои сильные качества для унижения человека.

Два года спустя он пошел работать, потом служил в армии, в боевых частях, учился в вечерней школе. В шахматы практически не играл, как и в карты и другие азартные игры. Если случалось ему в поезде, – а он ездил много, – играть в шахматы, чтобы скоротать время, и против него садился играть пожилой или удрученный жизненными невзгодами человек – он старательно проигрывал ему. От шахмат у него осталась великолепная память и цепкий аналитический ум, а также никому не видимая душевная боль.

Он стал много пить. В выбранных специальностях быстро достигал уровня опытных рабочих. В своих мотаниях по стране выбирал самую тяжелую работу – то лесоповал, то донбасские шахты. У него было много женщин, но женат был только один раз. Закончив институт, он выбрал научную стезю, где также добился успехов…

Он часто задавал себе вопрос: когда и как он сломался в этой жизни? Когда увидел первую смерть в армии своего товарища или задавленного породой шахтера в лаве?.. И приходил к выводу – он сломался в детстве, на шахматах. Вернее, не на них, а на призе от шахмат, когда выиграл чистую и хрупкую душу девочки… прошлое из детства преследовало его всю жизнь.

Позже он понял, что самое страшное у человека – память! И он старательно пытался заглушить ее. Может, поэтому он много пил и работал, чтобы было меньше времени для воспоминаний. Но, увы – узы, связывающие его с детством, были удивительно прочны и до боли осязаемы. Среди женщин он инстинктивно искал ту, у которой мог бы попросить прощение за свою детскую ошибку, – если можно, даже замолить ее. Но пока не находил такой женщины, готовой на самопожертвование ради снятия вины с его души.

И вот сейчас в его комнате находилась женщина, удивительно похожая на ту девочку, его давнюю детскую любовь, и в ней было не только внешнее, но и духовное сходство с той – первой любовью. Она уже пожертвовала собой ради него. Эта женщина вскрыла его, много лет не заживающую, рану памяти, достала из глубин души его настоящую совесть.

20

Он закрыл глаза и сжал их с такой силой, что в них заметались белые зайчики. Из этого состояния его вывел шорох, пронесшийся по комнате. Он открыл глаза и увидел, что на него внимательно глядит Наташа.

– Что ты сейчас делал? О чем думал? – спросила она.

– Ни о чем.

– Нет, ты что-то вспоминал. Я за тобой давно наблюдаю.

– Рассматривал из окна собак.

Никто не должен знать, что у него сейчас на душе.

– С закрытыми глазами не наблюдают.

Он, не отвечая на ее вопрос, подошел к кровати, сел на краешек. Молча и внимательно стал рассматривать лицо Наташи, кажется, не мигая. Он искал в ней знакомое, из детства. Она засмущалась:

– Не смотри на меня так. Даже если тебе плохо. Подай очки?

– Не надо. Побудь немного без них.

Ему захотелось рассмотреть ее всю. Та ли девочка возвратилась к нему детства? Он взял одеяло, укрывающее ее, и потянул на себя.

– Что ты делаешь? Не надо! – испуганно вскрикнула она.

– Дай я посмотрю на тебя всю.

– Я не одета.

Но она не сопротивлялась и позволила ему открыть свою грудь и живот. Потом мягко взяла его за руки.

– Дальше не надо. Посмотрел? Такая же, как все…

– Да. Но не совсем. Ты особенная для меня.

– Почему?

– Потому, что пришла из воспоминаний. Ты сейчас правильно определила мое состояние. Я вспоминал.

– О чем?

– О прошлом, конечно. Позже я тебе расскажу. Ты будешь первым человеком, который узнает обо мне самое главное. Ты первая догадалась, что оно у меня есть.

Он аккуратно прикрыл ее одеялом и подал очки. Детская сказка закончилась. Надев очки, она стала внимательно рассматривать его.

– Ты странный человек. Хоть и открываешься немного другим, но все равно сам в себе. Этим ты подчинил Петьку, поэтому он и в восторге от тебя, но и одновременно побаивается. Также ты подчинил себе меня. Внушила себе, что я тебе необходима и немедленно. Хотя бы для твоей защиты, – и вдруг, как вчера Инна, прямо спросила: – Тебе плохо? Тебе постоянно плохо. И даже со мной! Я старалась тебя отвлечь, не давала тебе скучать. Такую ночь я не дарила даже мужу в первые дни совместной жизни. И все равно тебя невозможно вывести из заказанного тобой состояния. Хочешь, я сегодня буду с тобой весь день, всю ночь, а потом еще и еще, пока ты будешь в Киеве? Но с условием, чтобы ты забыл, что тебе плохо. Хочешь?

– Хочу, – эгоизм в его душе был силен.

Она протянула к нему руки и обняла за плечи, наклонила к себе и поцеловала в губы.

– Буду с тобой. Но только давай всегда вдвоем, не хочу видеть ни твоих друзей, ни твоих врагов. Договорились?

– Договорились, – он вежливо отвечал на ее поцелуи.

– Не говори со мной так равнодушно, не будь холоден со мной.

– Я с тобой ласков и нежен, как ты просила.

– Именно так и не больше.

– Нет, с тобой больше. Но я буду стараться быть с тобой еще более ласковым, чем вчера и сегодня.

– Хорошо. Знаешь, что мне сейчас снилось? Будто мы с тобой летаем. Это хорошо или плохо?

– Хорошо. Если летаешь во сне, значит – растешь.

– Мы уже не растем, к сожалению. Может быть, для нас полеты во сне означают уход от всех, всех проблем, красоту мира и нас в нем.

– Тоже может быть… и долго мы летали?

– Долго. Потом ты куда-то от меня улетел, а я полетела дальше к звездам, в темноте. Зову тебя, а ты не окликаешься. Мне стало страшно, и я проснулась. Увидела – ты сидишь на окне, куришь и о чем-то думаешь…

– У нас совпали мысли, только диаметрально противоположно – у меня о прошлом, у тебя о будущем…

– А что ты вспоминал?

– Самого себя.

– Снова шутишь. Пора вставать. Времени много?

– Десятый час.

– Отвернись, я оденусь.