Жили старик со старухой. Рассказы

– Такое впечатление, что мы не летим, а стоим на месте, – сказал Александр.

– Немного двигаемся, но очень тихо, – ответил Виктор Владимирович, – Так самолёт у меня ещё не летал. Двойную норму горючки израсходовали.

Сквозь серую мглу стали видны очертания городских высотных зданий и электрическое освещение, сливающееся в жёлтое зарево. Осталось лететь каких-то шестьдесят-семьдесят километров, а, может, и того меньше.

Виктор Владимирович направил самолёт наискосок через реку, туда, где был родной аэродром. Подсознательно он понимал, что там есть прямое шоссе и луга, пригодные для посадки, пусть не идеальные, но они лучше, чем овражистая местность с бесконечными домиками, которая находилась под ними.

Внезапно звук двигателя пропал. Самолёт по инерции ещё двигался, но сразу клюнул носом и устремился вниз.

Время для раздумья не имелось ни секунды. Внизу простиралась замёрзшая река с пробитым фарватером. Перёд самолёта смотрел прямо в фарватер, что означало неминуемую гибель.

«Ладно», – подумал командир, – «Перед самым касанием попробую его перетянуть через фарватер, хотя сознанием понимаю, что он сейчас без двигателя почти неуправляем».

Эта мысль пролетела в доли секунды, что имелись в его распоряжении. В следующее мгновение он уже выравнивал самолёт и ещё через мгновение шасси стукнулись о бруствер льда на противоположном краю фарватера. Шасси отлетели, как будто их и не было, а самолёт стал чертить брюхом и лопастями винта по льду. Очень повезло, что осенний лёд выдержал и не проломился. Пробежав некоторое расстояние на брюхе, лайнер остановился.

Александр и Виктор Владимирович посмотрели друг на друга. Первым пришёл в себя командир:

– Надо, однако, выбираться, пока самолёт не ушёл под воду.

Они вышли на лёд. Картина рисовалась удручающая: то, что осталось от самолёта лежало плашмя на льду, обросшее таким же прозрачным льдом со свисающими сосульками. Двигатель своей тяжестью давил на поверхность льда, поэтому она медленно оседала, образуя под двигателем лужу выступающей воды.

– Нам, наверно, уходить никуда не надо, – сказал Виктор Владимирович, – Город рядом, нас быстро найдут. А вообще мы сегодня заново родились. Могли оказаться подо льдом и рассматривать рыб.

– Я не думал, что всё так закончится, – сказал Александр.

– На сегодня всё закончилось, дальше готовься к разборкам и написанию объяснительных. Самолёт сломан, рейс не завершён, сами чудом остались живы, – он повторился:

– Запомни дату дня своего второго рождения. Мы должны были быть там, – он показал рукой на пробитый судами фарватер.

Вечерело. Промозглая осень напоминала о себе сумерками, холодом и чем-то таким, от чего становилось неуютно, зябко и тревожно. Самолёт темнел своей искорёженной грудой. Два человека ходили по льду, затерявшись на просторах огромной реки вблизи такого же огромного города, но чувствовали себя совсем одинокими.

11. 2017.

День России

Похмельное утро заявило о себе очнувшейся ото сна больной головой. Глаза ещё не открылись, а сознание мучительно настраивало организм к наступлению нового дня.

«Как хорошо, что не надо идти на работу!» – мысленно воскликнула просыпающаяся душа Василия Григорьевича, – «Всё-таки положительный момент от прошедших реформ есть! Освободили работу от нас грешных. Реформы уничтожили предприятие, а работникам предоставили полную свободу действий, значит, отдыхать можно столько, сколько пожелает душа!»

А ещё Василий Григорьевич, опустившись к делам земным и обыденным, подумал:

«Надо бы как-то поправить голову, что-то она совсем расхворалась!»

Он приоткрыл один глаз, чтобы обозреть окрестности и провести рекогносцировку прилегающей местности. Перед взором почему-то возник материализовавшийся образ проживающей с ним в одной квартире женщины, расхаживающей в прозрачной ночной рубашке.

«Что-то душа у меня сегодня не очень настроена видеть „чудное мгновенье“. Не уехать ли мне сегодня на рыбалку, чтобы отдохнуть и немного прийти в себя?»

Внезапно Василий Григорьевич вспомнил, что наступил с утра праздник: День России.

«Не зря я подумал про рыбалку! Вполне официально могу в праздничный день поправить свою голову. Это раньше в праздник люди ходили с флагами, с портретами, лозунгами, а теперь никому ни до кого нет дела, полная свобода! Хочешь, можешь поехать на рыбалку, а хочешь, празднуй дома в постели! Кто мне запретит праздновать? Никто – демократия!» – сам себе ответил Василий Григорьевич, – «Веду я себя культурно, с моста не падаю, как некоторые выпивохи, ни к кому не пристаю».

Утвердившись в своих мыслях, он полностью открыл опухшие ото сна глаза. «Чудное мгновенье» успело облачиться в домашний потёртый халат с огромными китайскими аляповатыми цветами по всей площади мощной фигуры.

«Такие цветы бывают только в сказках», – пришла нелепая мысль в голову Василия Григорьевича.

– Вера, а ты знаешь, что сегодня у нас праздник? – спросил жену Василий.

– А вчера разве у тебя был не праздник? Ты уже сам не замечаешь, что праздники теперь у нас стали появляться каждый день!

– А так оно и есть! Вчера был День Любителей Пива, позавчера День Бывших Совхозов, а ещё раньше День Ямочного Ремонта Дорог. Как же не отмечать праздники? Никто не поймёт. На Руси славяне праздники отмечают со времён её сотворения, а сегодня-то вообще великий праздник: День России! Разве мы не в России живём? В России, значит, мы со всем народом должны праздновать этот день!

– Я с утра у плиты праздную и тебе советую заняться каким-либо делом.

– Работать в праздник не разрешает наша религия!

– С каких это пор ты стал верующим?

– Я русские традиции соблюдаю, независимо от веры, принадлежности и семейного положения. Я даже партийные праздники соблюдаю. Партий ныне много, значит, и праздников много!

– Садись за стол, пей чай. Я уже попила. Самовар горячий, в нём ещё угли не остыли.

– Не за стол, а за «тэйбл» – ныне без знаний английского языка никуда, – Но «тэйбл» не накрыт по-праздничному. Не буду же я говорить «ай лав ю», если у меня с утра нет здоровья!

– Обойдёшься!

В дверь постучали. Просунувшаяся в приоткрытую дверь непричёсанная голова спросила:

– Василий, не желаешь ли ты сходить на рыбалку?

– Чего это ты, Федя, говоришь из дверей, не поздоровавшись и не поздравив нас с праздником? – спросила Вера.

– Я знаю, Вера, как ты прекрасна в гневе! Здравствуй! Я не застрахован от летающих сковородок! Да, и с праздником! А разве сегодня есть праздник?

– Сегодня День России!

– О, тогда я вхожу! В праздник сковородки и прочие неопознанные объекты не летают, – Фёдор смело перешагнул порог, – Ты, Вера, сегодня прекрасно выглядишь! Жаль, что одета в халат и встречаешь не как в прошлый раз: в ночной рубашке. В прошлый раз ты была так прекрасна в своём гневе, что я даже не почувствовал боли от прилетевшей сковородки!

– Садись к столу, – пригласила Вера, скрывая улыбку и клюнув на льстивый заезженный комплимент, – У нас на столе праздничный чай. Ты как раз поспел к чаю.

Фёдор, облачённый в повседневную невзрачную одежду, то ли рыбацкую, то ли рабочую, в фетровой шляпе на голове, присел с краю стола. Глаза его хотели что-то сказать. Они выразительно глядели на Василия, перескакивали на Веру, потом снова на Василия, но слова почему-то где-то, в самом нутре души, застряли, не решаясь вырваться наружу.

– Хорошая сегодня погода! – наконец проговорил Фёдор и, увидев, что Вера отвернулась, показал Василию из-под своей расстёгнутой куртки горлышко бутылки.

– Да, у меня от этой радостной вести, что погода хорошая, сразу поднялось настроение, – радостно воскликнул Василий, – Ты бы снял куртку. И в самом деле, попьём ради праздника чаю. Вера уже попила, а мы с тобой попьём сейчас!

– Пойду, немного приоденусь, – сказала Вера и вышла из кухни.

Василий мгновенно забрал у Фёдора бутылку.