В любви то радостно, то больно

Наплакавшись вволю, девушка незаметно уснула. На берегу лесного озера, точнее стоя в нём по пояс, Ромка целовал её в шею. Было ужасно щекотно, но до жути приятно, несмотря на то, что разгорячённые тела плотно облепили комары. Даша очнулась от мысли, что сейчас может случиться нечто важное, а она даже целоваться не умеет.

Сердце зашлось так, словно она, как бывало не раз, ощутила во сне дыхание смерти, её преддверие, понятие того, что жизнь продолжается, окружающее остаётся неизменным, а тебя больше нет, нет, нет! И никогда больше не будет.

– Витька, – шептала девочка в телефонную трубку школьному товарищу, чтобы не подслушали диалог родители, – только не смейся, ты целоваться умеешь?

– С какой целью интересуешься?

– Тебе не всё равно?

– А если понравится, тебе или мне положим, тогда как? У меня, между прочим, девушка есть. Я её люблю.

– А меня никто не любит. Мне только попробовать. Один малюсенький разочек.

– Ладно, уговорила. Когда?

– Лучше скажи – где?

Целоваться Витька не умел, это Даша поняла сразу, но отступать от задуманного было поздно. Оказалось, всё предельно просто, но не очень приятно: восторг, испытанный во сне, отсутствовал. Так или иначе – Даша поняла, зачем люди целуются.

Закрывая глаза, девушка настойчиво редактировала сценарий развития отношений вплоть до демонстрации оголённых плеч и спины. Экспериментировать дальше она не решилась, хоть и не наяву, да и не хотела пока знать, что происходит в финале.

Ромка постоянно был рядом: соблазнял присутствием и близостью, дразнил Дашино возбуждённое воображение возможными вариантами развития выдуманных событий, но стойко держался от неё на пионерском расстоянии.

То, что это любовь, она была уверена на все сто процентов, иначе давно плюнула бы на мечту. Ромка был необходим как воздух, как вода, как мама и папа.

Вечерами Даша бродила в резиновых сапогах по осенним лужам, наполненным отжившими, загнивающими листьями, мечтам которых не суждено уже сбыться. Она вдыхала прелый запах мокрых листьев, по вкусу напоминающий густой грибной бульон так, словно нюхает черёмуху или сирень, блаженно щурилась и улыбалась при этом, не понимая зачем.

Она снова ждала лета, когда обязательно всё сбудется. Нужно набраться терпения, стать незаменимой, единственной, нужной. Случай такой представился. Родители любимого уехали в санаторий, а он заболел. На исходе лета это случилось, за день до начала учебного года, до ненавистной даты, когда заветные мечты с небывалым постоянством обращаются в прах.

– Хочу тебе чем-нибудь помочь. Можно, – спросила Даша по телефону, узнав о недуге товарища.

– Приготовь чего-нибудь поесть, если умеешь. У меня температура под сорок, штормит. Впрочем, могу обойтись молоком и бутербродами.

– Я обязательно приду.

– Дверь открыта. Буду обязан.

– Напомню при случае. За язык не тянула.

– О чём ты, подруга? Проси что хочешь.

– Женись на мне. Детишек нарожаем, в счастье купаться будем. Я верная.

– Мне не до шуток.

“Я не шутила”, – про себя прошептала Даша, а вслух спросила, чего бы он с аппетитом поел.

– Не поверишь, Дашка, манную кашу хочу. Со сгущёнкой. Чай с малиновым вареньем хочу. Тебя хочу.

– Ты серьёзно?

– Забудь. Это горячка, болезненный бред преждевременно созревшего недоросля. Извини! Неудачная шутка.

– Проехали. Это всё меню? А назавтра что?

Ромка был болен по-настоящему. Его бросало то в жар, то в холод. Простыня и одеяло  насквозь промокли.

– Чем лечишься?

– Имбирный чай, горячее молоко с мёдом, аспирин. Два-три дня и всё пройдёт.

– Я тоже про себя так думала. Само не рассосётся. Лечить надо.

– Тоже болеешь?

– Можно и так сказать. Где у тебя что лежит? Постельное бельё, тёплые носки, футболки. Молоко, крупа.

– Так опять намокнет. Ну его, само высохнет.

– Значит, снова поменяем. Стиральная машина работает? Я не развлекаться пришла. Лечить буду.

Ромка наелся и заснул. Даша грезила наяву.

“Тебя, сказал, хочу. А если это правда? Пошло, вульгарно, неправильно… не про любовь. Ну и что? Кто-то начинает так, другие иначе. Пусть наш роман закрутится с конца, с самого интимного, но необязательного. Пан или пропал. Может неожиданный сценарий, который  развивается наоборот, не как у всех, а от финиша к началу, к старту, к настоящей большой любви? Почему нет!“

Дарья уверенно разделась, хотя трясло её не по-детски, нырнула под одеяло, обняла горячего до невозможности Ромку.

Удивительное дело – от него исходил аромат материнского молока.

– Зачем, – спросил очнувшийся от прикосновения холодной девичьей кожи юноша, – я не готов к серьёзным отношениям, мне это пока не нужно, тем более что у меня есть девушка.

– Моё решение, мне и отвечать. С девушкой разберёшься сам.

– Лучше уйди. Не хочу тебя и себя обманывать.

– И не надо. В конце концов, я тоже тебя хочу. И вообще – ты мне обязан, сам сказал.

Ромка прикусил губу, силясь ещё остановить неизбежное продолжение, но основной инстинкт уже посылал в мозг неодолимые импульсы, превращая друзей разного пола в страстных любовников.

Непредвиденный гормональный шок заставил Ромку забыть про недуг, про его неминуемые следствия – болезненную лихорадку, слабость.

Сколько времени длился трепетный поединок, друзья не ведали. Эгоистичное “Я” того и другого было без остатка растворено, подчинено общей цели, смысла которой они ещё не понимали. Это был магнетизм высшего порядка, состояние мистического транса, навязанного предприимчивой природой.

Вконец обессилившая от страсти парочка заснула не в силах разомкнуть объятия. Самым удивительным было то, что пробудившийся первым Ромка чувствовал себя абсолютно здоровым и счастливым. Он смотрел на спящую подругу, нет, на любимую, с неожиданной для его характера  нежностью.

– Можно я тебя поцелую, – покраснев неожиданно до кончиков волос, спросил Ромка.

– Ты серьёзно?