– Ну ладно, хватит об этом, – нахмурился Курт. – Подраться нам всё равно не удастся. И возраст у нас разный, и условия не подходящие. Давай лучше о деле поговорим.
– Ты хороший лётчик? – неожиданно спросил Вовка.
– Хороший, – вызывающим тоном ответил Курт.
– Ну и сколько же ты вылетов сделал?
– Боевых? Сто сорок восемь с полной бомбовой нагрузкой.
Вовка опешил.
– Ну и врать горазд!
Курт сложил перед собой руки.
– Я одиннадцать месяцев бомблю Ленинград. В ноябре моя часть сменила дислокацию. Но я написал рапорт и остался здесь. Мне нужно разобраться, что случилось с дядей Гюнтером? Говорят, что ты в курсе?
– В курсе, – ответил Вовка. – Он умер.
Лётчик побледнел и некоторое время молча смотрел на Вовку. А потом спросил его:
– У тебя… есть доказательства?
Вовка вытащил из своих брюк ремень и положил его на стол.
– Это ремень Гюнтера. Узнаёшь?
Курт распрямил ремень, ладонью провёл по его потёртой коже, прочитал выжженные на его изнанке цифры, наткнулся на дырочку. Вопросительно посмотрел на Вовку.
– Это отверстие от пули?
– Ну не от вишнёвой же косточки, – ответил мальчик.
– А как это произошло? И когда?
Вовка взглянул на начальника милиции. Тот слегка кивнул.
– Это было за неделю… в общем… семнадцатого сентября. Я был за позициями ополчения. Тогда шли дожди, и я принёс своему старому мастеру плащ. И тут атака. Смотрю, на его окопчик бегут двое: молодой рыжий здоровяк и второй постарше, рыжий чуть впереди.
Платон Иванович, это мой мастер, прицелился и выстрелил. Рыжий – брык! с копыт. И падая, сбивает с ног второго. А тот сделал перекат, резко поднялся, потом отскочил на два шага в сторону и прямо от пояса ударил из автомата. И мастер упал.
Такое эмоциональное повествование захватило Курта. В этом месте Вовкиного рассказа он горделиво улыбнулся и возбуждённо воскликнул:
– Это мой дядя! Точно! Он и меня такому приёму учил.
– Твой, – подтвердил Вовка. – Только вот хитрость Гюнтера вышла ему боком. Он оступился на краю воронки и тоже упал, прямо в неё. Я заметил это, бросился в окоп и схватил винтовку. И пока Гюнтер вылезал из воронки, я успел прицелиться и выстрелить в него.
– Дядя тебя не увидел? – сквозь зубы спросил Курт.
– Увидел, да поздно. Он опирался на автомат и даже успел вскинуть его, но я всё-таки опередил.
Курт справился с волнением и с некоторым усилием сказал:
– Это был честный поединок… Мой дядька – один из лучших стрелков. Уверен, будь у него в запасе хоть секунда, и всё решилось бы иначе. А что было дальше?
– Дальше? – Вовка провёл ладонью по лбу. – Когда я вытаскивал из-под Гюнтера оружие, оказалось, что он ещё жив. Мы тогда крепко поругались с ним. Ох, и сволочь же он был у тебя…
При этих словах Курт вскочил. А Вовка досказал свою мысль:
… – Настоящий нацист.
Курт, справившись с обидой, с пафосом заключил:
– Этим можно только гордиться.
Вовка с изумлением взглянул на него и равнодушно продолжил. – В общем, покричали мы друг на друга. А потом, видать, он понял, что я последний, с кем он разговаривает. И тогда он попросил меня после войны отправить его семье вот это письмо.
Мальчик достал из внутреннего кармана пиджака подмятый конверт и положил его перед Куртом.
Тот бережно вскрыл его, достал фотографию, с глубокой нежностью рассмотрел её, затем вынул письмо Гюнтера, прочитал его. С некоторым удивлением извлёк из конверта ещё один лист, исписанный Вовкой. Прочёл и его. В нём, щадя самолюбие близких, сообщались только факты гибели Гюнтера и приметы места его захоронения.
– Жаль, что мы с тобой враги, – задумчиво сказал Курт и вернул Вовке ремень и письмо.
– Так сложилось, – ответил мальчик.
– Ты отправишь письмо? – спросил Курт.
– Жив буду – отправлю. Ну, я пойду? – И уяснив по кивку Набатова, что его миссия выполнена, поднялся. – Прощай.
– Прощай.
Набатов пошёл проводить Вовку. Уже за дверью начальник милиции положил ему руку на плечо и сказал:
– Молодец. Мне понравился ваш разговор, временами жёсткий, но честный. Думаю, свою часть договора мы исполнили. Теперь очередь за ним. Если он сдержит слово, то я снова твой должник.
– Юрий Иванович, мне уже почти пятнадцать. Вы обещали…
– Я помню, и час назад этот разговор состоялся. Даю тебе два дня на окончание всех дел и один – на сборы. Через три дня ты будешь юнгой. Приходи ко мне к девяти. Я тебя сам отвезу.
Вовка вернулся домой окрылённый. И тут же взялся за сборы. Он вытряхнул вещмешок, положил в него полотенце, мыльницу, зубную щётку, нож, тетрадку, рыболовные снасти. В общем, сложил всё самое необходимое. На это у него ушло всего минут пятнадцать. Затем он вставил в раму оконное стекло, и решил сходить попрощаться с обитателями мастерской. Однако идти к малышам с пустыми руками не хотелось.
В задумчивости он бродил по квартире и думал: хорошо бы подарить им какую-нибудь игрушку. И тут он вспомнил, что в поленнице дров есть несколько тонких и гладких дощечек. Из них можно сделать неплохую машинку или даже две. Вовка отыскал эти дощечки, присоединил к ним два ровных брусочка разных размеров и обломок черенка от лопаты. И с этими заготовками он отправился в мастерскую. А там его встретили одни лишь мальчишки.
– Привет, мужики, – улыбнулся Вовка.
– Привет! – ответили ребята.
– А где все ваши?