Килим

Внезапно воцарилась тишина, вполне естественная здесь, на Изнанке, но после многоголосого щебета казавшаяся оглушающей.

Один из Ткачей – совсем крохотная птаха – вспорхнул вниз и приземлился на землю перед Дмитрием. Задрав голову, Ткач поймал взгляд мага, и тот почувствовал, что его, как магнитом, затягивает в черные дыры-бусинки. А затем в царящей тишине раздался оглушительный шорох, и нити, образующие землю под ногами Дмитрия, расступились, расползаясь в сторону, как гнездо потревоженных змей – и маг провалился вниз, в непроглядную колышущуюся темноту.

Если Егор провалился вместе с ним, то Дмитрий этого не увидел – тьма моментально поглотила его, и он даже не мог разглядеть свои пальцы. Единственный источник света – стремительно удаляющееся прореха в полотне, сквозь которую пробивался свет с Изнанки – и то, казалось, он боится разлившейся перед ним тьмы. А затем исчез и он, когда полотно, латая само себя, сомкнулось у мага над головой.

Дмитрий падал куда-то… вниз? Вверх? В непроглядной тьме он не мог даже приблизительно сказать направление. Это его наказание? Вечно падать куда-то… куда? Он явно оказался вне Полотна… Именно так ощущается, когда твои нити вырывают? Ты просто остаешься на обочине мира? Вечно падаешь в ничто, постепенно теряя рассудок в отсутствии места и времени?

Тьма словно размывала его границы, начиная от границ тела, заканчивая границами между мыслями и чувствами, расплывающимися и сплавляющимися в единое серое неопределимое.

Что он чувствовал сейчас? Смирение? Боль? Страх? Удивление? Отчаяние?

Отчаяние.

Пожалуй, это было оно.

Он не смог. Он подвёл Наташу. Он не знает, что Ткачи сделают с её нитями и не решат ли просто выдернуть их всех из полотна, потому что так проще? Или…

Тьма, казалось, сгущалась, становясь плотной и более осязаемой, хотя казалось, что это попросту невозможно. Она не была однородной. Она переливалась всеми оттенками тьмы, недоступными человеческому глазу, она… дышала. Она набирала цвет… если так можно было сказать о тьме.

И, наконец, когда темнота достигла совершенно немыслимых оттенков черного, Дмитрий увидел тусклый свет, приближающийся откуда-то снизу и сбоку.

Он попытался развернуться в своём падении, чтобы разглядеть его источник – и почувствовал… он не мог описать. Он увидел нечто такое, чего, наверное, никогда не доводилось видеть ни одному человеку.

В живом движущемся мраке плыла невероятных размеров конструкция, составленная из нитей, и светящаяся нежным тёплым светом. Из множества округлых входов то и дело то вылетали, то влетали Ткачи.

А сквозь самый большой – видимо, главный вход, был виден огромный клубок, от которого прилетавшие Ткачи отщипывали по крохотным кусочкам – и выпархивали обратно во тьму.

– Гнездо… это же… Гнездо! – Успел пораженно подумать Дмитрий, прежде чем голодная тьма разинула пасть и поглотила его окончательно.

* *

Три месяца спустя.

Наташа внезапно проснулась, как от толчка, и медленно села на кровати, пытаясь понять, что её разбудило. В спальне царила темнота, лишь за окном конус света от фонаря выхватывал из ночного мрака медленно ложащиеся хлопья снега. Было тихо, электронные часы безмолвно показывали 3.15 утра. Наташа вздохнула и, кутаясь в одеяло, спустила ноги на прохладный пол. В последнее время она стала плохо спать. Мысли одолевали её и днём, но ночью, словно голодные собаки, срывались с цепи, пытаясь напрыгнуть и поглотить её целиком.

Уже больше месяца Наташа периодически просыпалась в три пятнадцать. Словно подсознание зацепилось за эту точку во времени, напоминая о том, что сама Ната, наверное, предпочла бы забыть. Она могла ошибаться, но именно в это время тогда, в ту памятную ночь октября, она впервые почувствовала беспокойство за Диму.

Наташа перевела взгляд на темный силуэт спящего мужа. Его не тревожили кошмары, а если и тревожили, то по его виду нельзя было этого сказать – Дмитрий спал, как убитый, если прислушаться, можно было различить его ровное дыхание.

Она ему завидовала… Как она ему завидовала! Тому, что он может спокойно спать, тому, что он так просто мог решить, что ему подвластны чужие судьбы – и не сомневаться в принятом решении.

Саму Наташу терзали сомнения. Раньше, наверное, она бы злилась, ей бы хотелось кричать, швыряться посудой и, возможно, даже плакать. Но сейчас, несмотря на сомнения, она чувствовала странное внутреннее равновесие. Будто некий кусочек головоломки внутри встал наконец-то на место. И теперь она всё видела в новом свете.

Но понимать, что делать дальше, она от этого больше не стала.

Наташа тихо встала и бесшумно выскользнула из спальни на кухню, включила светодиодную полосу над стойкой и налила себе воды из графина. Пить не хотелось, но холодный стакан в руках немного успокаивал, позволяя сконцентрироваться и ухватиться хотя бы на одну из разбегающихся мыслей.

Она не знала, что делать дальше.

Она не знала, благодарить Волчка или проклинать её. Хотя нет, конечно нет. Девочка ни в чем не виновата. Всё было сделано до неё. И, наверное, на месте Волчка Наташа поступила бы также… наверное.

Тем утром Наташа проснулась на кухне Максимы. Она совершенно не помнила, как ей удалось уснуть – может, не обошлось без ведьминской магии. А может, сказалась общая слабость и эмоциональная усталость. У неё просто не осталось сил. А разбудил её крепкий аромат кофе.

Наташа помнила, как подскочила, сердце заходилось от страха, а дыхание перехватывало от надежды – и как ещё больше испугалась, увидев мрачное лицо Максимы. Но та, поймав взгляд Наташи, неожиданно тепло улыбнулась. Однако улыбка продержалась недолго – уже через несколько секунд уголки полных губ устало скользнули вниз.

Ведьма покачала головой.

– Не волнуйся. Он уже дома. Спит. То, что он планировал сделать на Изнанке… у него получилось.

Как чувствует себя летящий ввысь воздушный шарик, который вот-вот лопнет от переполняющего его гелия?

Наташе казалось, что это она – этот самый воздушный шарик, наверное, солнечно-желтый или небесно-голубой, с каким-нибудь дурацким рисунком или надписью вроде «желаю счастья».

Какое счастье.

– Но то, что он сделал… не прошло бесследно. – Уже тише продолжила Максима, уверенной рукой разливая из медной советской турки черный густой кофе со специями. – Он был наказан.

Да, так пахнет тот вечер в её воспоминаниях. Запах счастья, облегчения и отчаяния, замешанных в равных пропорциях. Корица, мускат, кардамон.

– Наказан? Но как? Что произошло?

Максима устало опустилась на древнюю колченогую табуретку, скрипнувшую под её весом, однако упорно отказывавшую разваливаться, и вздохнула. Было похоже, что она не спала.

– Об этом тебе лучше расскажет Волчок. Она сейчас в ванной, приводит себя в порядок. Девочка сделала всё что могла, но она появилась, когда Димку с его клиентом уже нашли Ткачи. Волчку пришлось вмешаться, поссориться с несколькими из своих. Но это не страшно. Кровные связи крепки, обида забудется. – Максима криво усмехнулась. – Димка на этот раз, пожалуй, истратил всю свою удачу. Его работу не стали ломать, и самого не стали стирать из Килима. Он жив и здоров, в своем уме (если, конечно, он когда-то вообще в нем был), но…

– Погоди… Ткачи? – По Наташиной спине пробежал холодок, а в горле встал ком, но она решительно сглотнула и продолжила, чувствуя, как постепенно картинка начинает складываться в голове… – Так вот почему ведьмы никогда…

– Не все Ткачёвы – ведьмы, и не все ведьмы – Ткачи! – Раздался голос откуда-то слева. Наташа повернула голову и увидела в дверном проёме устало, но довольно улыбающуюся Волчка. Мокрый ёжик её волос в утреннем солнечном свете вспыхивал огненными прядями. Молодая ведьма решительно откинула занавес из красных бусин и села на соседний стул, между Наташей и Максимой, затем пожала плечами.

– Спор был в самом разгаре. Так что я едва успела вмешаться. Твой муж помог мне, это правда. Они приняли это во внимание. Но всё же… он нарушил правила. Он сделал это из собственных эгоистичных побуждений. Он получил за это деньги. Мы долго совещались. В итоге, суд принял решение. Дмитрий не вспомнит ничего из этой ночи. Он будет думать, что заказчик его просто кинул. Денег за работу он тоже не получит. Мы пожертвуем их приюту для животных или ещё на что-то.

Наташа и не осознавала, как до этого были напряжены все её мышцы, как прямо она держала спину. Теперь же, когда облегчение начало растекаться по её телу, она обессиленно откинулась на спинку софы.

– И… всё? Это всё?

– Не совсем. – Волчок покачала головой. – Наталья… Ты ведь догадываешься, почему он пошёл на Изнанку? Ты больше не больна. Но Дмитрий об этом не знает. Он будет думать, что ему не удалось. Что он не нашёл лекарства. Он будет считать, что всё кончено, что спасения нет, до тех пор, пока ты не проживёшь ещё один месяц… затем ещё один… и ещё. Он будет считать это чудом, удивительным подарком небес. Возможно, это заставит его задуматься…

– Но… но зачем? – Наташа искренне не понимала. – Зачем заставлять его так мучиться? Я ведь могу просто рассказать ему, если… это ведь правда?

Волчок нахмурилась и сурово взглянула в лицо Наташе.

– Конечно, правда. Но дело не в этом. Во-первых…

– Он, скорее всего, не поверит, – продолжила Максима, задумчиво отхлебнув из чашки, – так работают наказания. Их положено отбывать.

Волчок согласно кивнула.

– А ещё… – Молодая ведьма кинула быстрый взгляд на Максиму, и та, словно зная, о чем идёт речь, недовольно поджала губы, отвернув голову. Волчок нахмурилась.