Рожденный под английским флагом

Рожденный под английским флагом
Василий Анатольевич Коченов

Книга рассказывает о жизни и деятельности Поля Крюгера, политического деятеля Южно-Африканской республики. Жизнь этого человека неотделима от его страны и его народа. Он прошел через все ступени становления государства – сражения с местными племенами, долгие путешествия в поисках свободных земель, две войны с Англией за независимость молодого государства.

Василий Коченов

Рожденный под английским флагом

Глава 1

Рождение народа.

Первое голландское поселение на мысе Доброй Надежды – город Капштадт (современный Кейптаун) было основано в 1652 году как промежуточная база Ост-Индской компании на пути между Индией и Европой. Задачей немногочисленных населявших ее служащих было обеспечение проходящих судов водой и свежими овощами, которые выращивались на принадлежащих компании землях, а также торговля с местными племенами готтентотов, от которых получали зерно. Вскоре к производимым в колонии продуктам добавилось вино (оно в то время считалось почти стратегическим товаром, поскольку являлось средством от цинги). Первоначально приезжали в колонию только голландцы, но скоро испытывавшая недостаток в людях компания стала приглашать туда всех желающих. Скоро в колонии появилось довольно много немцев, а после отмены в 1685 году Нантского эдикта, уравнивавшего в правах гугенотов с католиками – французов-протестантов. В числе прочих в 1713 году прибыл в Южную Африку уроженец находившегося недалеко от Берлина немецкого городка Саденбек семнадцатилетний Якоб Крюгер, ставший солдатом на службе Ост-Индской компании. Неизвестно, привез он жену с собой или нашел ее в Африке – но известно, что в Германию Крюгер не вернулся, а к концу жизни его потомство насчитывало 63 внуков обоего пола.

Территория колонии занимала небольшую полоску земли, ограниченную с юга морем, а с остальных сторон горами – красивыми, опасными и труднопроходимыми. За горами лежала земля – неведомая, полная опасностей, населенная дикими племенами, опасными животными, грозящая смертельными болезнями. И простиралась эта земля, как постепенно становилось понятным, до самого Египта и берегов Средиземного моря. Кто-то, влекомый любопытством, пытался туда проникнуть, но мало кому удавалось вернуться. Но людей, которые хотят заглянуть за горизонт, это никогда не останавливало.

Жители колонии чувствовали себя не только пленниками земли, за пределами которой их ждали смертельные опасности, но и рабами Совета Семнадцати, управлявшего делами колонии из далекого Амстердама. Правление это было крайне деспотичным и регламентировало жизнь обитателей до мелочей. Каждый житель колонии имел свои обязанности, а плата за все его труды была такой, что не каждый, отработавший определенный контрактом срок, мог позволить себе оплатить проезд в Европу, где он мог стать в лучшем случае лавочником или хозяином харчевни.

Уже в 1685 году, не желая зависеть от торговли с непредсказуемыми готтентотами, Совет Семнадцати дал некоторым поселенцам право заняться земледелием, стать фермерами, выращивать зерно. Так появилось в Южной Африке слово «бур» – в переводе с голландского просто крестьянин или фермер. Вскоре Совет Семнадцати решил, что неплохо бы снабжать корабли и свежим мясом – и часть буров стала скотоводами.

Дело оказалось чрезвычайно выгодным. Скот весьма дешево (за европейские товары или спиртное) можно было приобрести у готтентотов, их же за небольшую плату нанимали пастухами, при необходимости запасы мяса можно было пополнить охотой, а спрос на мясо был всегда.

По своей природе фермер – человек независимый и не нуждается в каком-либо начальстве, и потому многие пригодные для земледелия и скотоводства территории освоены были именно крестьянами, желавшими иметь больше земли и больше свободы. В этом смысле южноафриканский бур ничем не отличался от пионера американского Дикого Запада или русского мужика, уходившего в Сибирь подальше от барина и воеводы.

Решить проблему новых земель можно было, только обнаружив проход во внутренние области страны, где мог бы пройти не только один человек, но и тяжелый фургон, запряженный парой волов. Такой проход был найден и вел он на внутреннее плато, часть которого (Большое и Малое Кару) было довольно сухой степью, где скотоводство было бы проблематичным, но другая часть представляла собой прекрасное пастбище. Правда, деревья там не росли – этому препятствовали степные пожары и холодные зимние ветра. Но эти недостатки вполне искупались достоинствами, в числе которых было немногочисленное местное население (готтентоты и бушмены), не имевшее возможности оказать действенное сопротивление вторжению буров. Эти народы были родственны друг другу, но готтентоты стояли на более высокой ступени общественного развития – они были скотоводами и земледельцами, в то время как бушмены вели жизнь первобытных охотников и собирателей. Часть готтентотов приспособилась к присутствию буров, торгуя с ними или работая на них, а бушмены старались уйти в недоступные места, лишь иногда появляясь рядом с фермами, чтобы что-то украсть.

Продвижение буров во внутренние районы страны происходило по той самой схеме, по которой в ту же эпоху осваивался американский Дикий Запад: дорогу открывали охотники и искатели приключений, за ними (или рядом с ними) шли бандиты и преступники, грабившие готтентотов или просто скрывавшиеся от правосудия, и уже за ними потянулись тяжелые фургоны, в которых путешествовали (и жили) целые семьи. Буры были глубоко религиозны, и открывшиеся им обширные земли они сравнивали с землей обетованной, которую Господь дал им во владение.

Количество семей, желающих переселиться во внутренние области Южной Африки, возрастало. Именно там в самом конце XVII века образовалось ядро новой народности. Первоначально администрация колонии без восторга смотрела на этот процесс, опасаясь оттока населения из колонии, но вскоре мнение изменилось. В 1699 году губернатор доносил Совету Семнадцати, что, если так пойдет дальше, всей Африки не хватит, чтобы вместить трекбуров (такое название получили буры-кочевники, не имеющие постоянного дома), но год спустя он уже отмечал, что население колонии растет и появилось много людей, для которых Африка стала родиной и которые никуда из нее не уедут.

К началу XVIII века многие трекбуры жили на фермах, которые в современном понятии на фермы были мало похожи. Просто фургон ставился рядом с источником воды в месте, где были хорошие условия для скота (климат позволял круглый год обходиться без загонов). Ферма регистрировалась в администрации колонии, и размер ее определялся примерно в 6000 акров. Четких границ не было, а определялись они весьма приблизительно – от фургона полчаса на лошади в любую сторону. Иногда семейство перекочевывало на другое место – или на старом кончалась трава, или где-то оказывалось место получше. Именно этот мотив – что где-то там вода чище и трава слаще – и служил для буров основной силой, заставлявшей их сниматься с насиженного места и двигаться туда, где лежала земля, текущая молоком и медом. Не всегда эти надежды оправдывались, но движения это не останавливало. Упаковывались вещи, запрягались волы, мужчины двигались вперед, разведывая путь, женщины сидели в фургонах, присматривая за детьми и хозяйством, подростки подгоняли волов. Каждый день таким образом преодолевался путь в 5-10 миль. Подобный образ жизни у некоторых семейств продолжался два века – последних таких кочевников можно было встретить в конце XIX века.

На одной из бурских ферм, Ваальбанк, расположенной в округе Колесберг в восточной части Капской колонии, 10 октября 1825 года в семье Каспера Яна Хендрика Крюгера и Элизы Франсины Штейн родился мальчик, третий ребенок, которого назвали Стефанус Йоханнус Паулюс Крюгер. Некоторые источники называют другое место его рождения – ферму Заутпансдрифт, недалеко от Вентерстада, и считают ошибочной дату рождения. Дело в том, что крещен мальчик был только 26 марта следующего года – для этого родителям пришлось везти его в находившийся в 100 милях от фермы городок Крадок, и в записи о крещении указана дата рождения 1 октября, но это, возможно, просто описка. Сам Крюгер указывал в своих воспоминаниях именно Ваальбанк и 10 октября.

«Мои родители были простые фермеры, и я рос на ферме как дети других фермеров, заботясь о стадах и работая в поле. Кроме старухи, напророчившей моей матери, что ее сыну Стефанусу Йоханнусу Паулюсу было предназначено занять высокое положение в жизни, я не знаю никого, кто знал бы о том, что Бог возложил на меня особую миссию».

Мать Поля умерла в 1831 году. Оставшийся вдовцом с шестью детьми на руках Каспар Крюгер женился вторично – на женщине из семейства Дю Плесси. В этом браке родилось еще несколько детей. О мачехе Поль всегда отзывался хорошо, хотя родную мать она ему заменить так и не смогла.

Первой обязанностью Поля было следить за ягнятами. Когда он подрос, вместе с младшей сестрой стал пасти овец. Огнестрельного оружия ему еще не доверяли, и только когда ему исполнилось 8 лет, он получил свое первое оружие – складной нож. Им он в случае нападения диких животных должен был защищать себя и сестру. А обучение грамоте продолжалось у Поля всего три месяца.

Постепенно создавалась новая культура, позволявшая выжить в непривычных условиях. Буры научились бороться с местными болезнями, узнавали местные растения,

среди которых есть много как целебных, так и ядовитых. Их фургоны стали прекрасно приспособленными для любых случайностей кочевой жизни – всегда будучи домом, он в любой момент мог стать крепостью при нападении туземцев или ковчегом при внезапном наводнении. Лошади буров прекрасно приспособились к степным условиям, и сами буры стали прирожденными наездниками. Чтобы отличить себя от жителей колонии, буры, живущие во внутренних районах, стали называть себя африкандерами или африканерами.

Разумеется, на первых порах порывать связи с Мысом никто не собирался. Почти все буры регулярно наведывались туда, чтобы пополнить запасы свинца и пороха, обменять шкуры и слоновую кость на европейские товары, зарегистрировать свою ферму и тд. Но законам колонии никто из них подчиняться не желал, а робкие попытки чиновников наложить на африканеров какие-то обязанности вызвали у последних только одно стремление – уйти подальше, туда, где никто их не достанет. В результате многие фермы оказались в таких местах, что связь их жителей с европейской цивилизацией поддерживалась лишь бродячими торговцами и странствующими пасторами. Так формировался характер буров – людей самостоятельных, независимых, не терпящих над собой ничьей власти, глубоко религиозных, гостеприимных к друзьям и беспощадных к врагам.

Быт их был крайне примитивным, если не сказать убогим. Пригодное для строиельства дома дерево было далеко не везде, поэтому дома часто делались из смеси глины с навозом, крыша покрывалась соломой или тростником. Независимо от количества проживающих в доме обычно было три комнаты – одна предназначалась для жилья, другая служила столовой, третья – кладовой. А семьи у буров были большими. Обычно буры создавали семьи, когда им еще не было двадцати лет. Женщины рожали много детей, и семья с пятнадцатью детьми была обычным делом (правда, многие дети не доживали до зрелого возраста). Часто бывало так, что сыновья оставались на той же ферме, и под одной крышей жило три-четыре поколения людей. Главой такой семьи был старший мужчина, окруженный почти божественным почитанием, и его слово было законом для всех обитателей фермы. Условия жизни были таковы, что до старости доживали немногие, и старики были хранителями бесценного опыта.

Физический труд и хорошее питание отражались и на внешнем облике людей. Путешественники описывают буров как людей рослых и физически крепких (некоторые с сожалением отмечают, что и в женщинах крепости и силы было больше, чем изящества).

Мебель была самодельная, вместо стульев часто использовались черепа волов, вместо постели – деревянная рама, набитая сеном и застеленная кожей. Вообще кожа применялась везде – из нее была одежда, обувь, палатки и некоторые предметы мебели, благо недостатка в ней не было. Мяса тоже хватало, так что никто не голодал. Почти все национальные блюда африканеров – варианты голландских, немецких и французских блюд с поправкой на местные условия.

Такая оторванность от внешнего мира сказывалась на характере и привычках буров. Новые веяния из Европы сюда не проникали. Многие буры за ненадобностью не умели читать и писать, хотя некоторые семьи нанимали учителей из Европы, которые давали их детям необходимое образование. И обделенными буры себя не ощущали: они жили в полном согласии с природой, вельд давал им все необходимое для жизни, а ежегодные поездки в Мыс позволяли получить недостающее. Периодически происходили встречи соседних общин, где звучала музыка, устраивались состязания и игры, молодежь находила себе женихов и невест. Путешественник Эдвард Блаунт писал, что буры не испытывают ни в чем недостатка, так как имеют все необходимое. На каждой ферме есть свои каменщики, кузнецы и тд. (часто использовался труд готтентотов). Жизнь их была неторопливой и размеренной. Любая трудность или проблема тщательно рассматриваются со всех сторон и пути ее решения долго обсуждаются: но, когда решение принято, выполняется оно твердо и неукоснительно.

Наличие слуг-готтентотов имело и определенные последствия: христианская мораль на них не распространялась, и использовать их женщин в качестве наложниц не считалось сильно предосудительным. Результатом стало появление метисного населения, получившего название гриква и ставшего отдельной этнической группой.

Заметное место в жизни занимала охота – не для забавы, поскольку боеприпасы были дороги. Охота на травоядных давала шкуры и мясо (если сами буры не ели мясо, к примеру, зебр, то оно шло в пищу туземным слугам), кроме этого, таким образом буры охраняли свои пастбища. Охота на хищников велась ради охраны стад. Количество дичи в те времена было невероятным. Все отчеты путешественников пестрят эпитетами превосходных степеней. Дефицит боеприпасов привел к тому, что ни один выстрел не должен был пропасть даром. Иногда во время большой охоты пуля вырезалась из туши жертвы с тем, чтобы тут же снова ее зарядить. И экзамен для юноши, становящегося мужчиной, был прост – пойти на охоту с одним зарядом и вернуться с добычей.

Кажущаяся такой прекрасной жизнь не была по современным понятиям очень легкой. Климат не всегда благоприятствовал земледелию – засуха, саранча и прочие неприятности были обычным делом. Болезни, со многими из которых бороться не умели, иногда выкашивали целые семьи. К этому добавлялись набеги местных племен, для борьбы с которыми буры созывали вооруженные отряды, названные коммандо. Буры выработали и собственную тактику, позволявшую им в полной мере использовать свои преимущества в вооружении. Выглядело это просто и напоминало приемы монголов или скифов – всадник приближался на расстояние выстрела, стрелял и удалялся на безопасное расстояние, перезаряжал ружье, снова приближался и стрелял. Разумеется, зарядить на ходу кремневое ружье (процедура насчитывала более десятка операций) было нелегко, но тренировкой буры доводили все движения до автоматизма и добивались скорострельности в 2-3 выстрела в минуту. В рукопашную схватку буры почти никогда не вступали – численное преимущество почти всегда было на стороне туземцев, а удар копьем или отравленная стрела бушмена могли стать смертельными.

Нежелание буров кому-либо подчиняться проявлялось и здесь – дисциплины в коммандо практически не было, предводитель коммандо избирался голосованием на время похода и реальной власти или рычагов воздействия на подчиненных не имел; подчинялись ему только тогда, когда считали это целесообразным. Часто буры вооружали своих туземных слуг и метисов, которые представляли собой весомую силу. В одном из отчетов написано, что в 1774 году отряд из 100 белых и 150 полукровок совершил набег на враждебных бушменов, в результате которого было убито около 500 человек и 250 были взяты в плен и отданы фермерам в качестве слуг. Практически туземцы, попавшие к бурам таким образом, становились не слугами, а рабами.

Религией буров был кальвинизм, и это учение приобрело в понятиях буров свою крайнюю форму. Буры почитали Ветхий Завет более, чем Новый. Свою судьбу они видели повторением судьбы Авраама, Моисея и иных ветхозаветных пророков. Жили они почти в тех же условиях; так же обрабатывали землю, растили скот, боролись с язычниками. Все в этом мире было предопределено, и менять что-то было только во власти Господа. Одним народам Господь судил быть господами, другие предназначались им в услужение; уничтожить язычника – не грех, ибо так поступали многие библейские герои, уничтожавшие целые народы до последнего человека. Если буру понравилась земля и он решил устроить ферму здесь – значит, Господь дал ему эту землю. Если урожай погиб в результате засухи или его уничтожила саранча, или степной пожар – значит, Господь посылает испытание, которое надо выдержать, не ропща. Если все идет хорошо – это угодно Господу. Если плохо – неугодно. Такой взгляд на мир мало напоминал современные понятия, но только он давал возможность выжить в тех непростых условиях.

Известный писатель Генри Райдер Хаггард, начинавший свою карьеру как колониальный чиновник, в своей статье «Последняя бурская война» характеризовал буров следующим образом (прошу прощения за длинную цитату):

«Буры действительно необычный народ, хотя и не очень трудолюбивый. Они достаточно религиозны, но их религия берет свое начало из самых темных и мрачных страниц Ветхого завета; им чужды мягкость, доброта, милосердие, они редко читают Евангелие. Зато восхищаются историями о том, как израильтяне зверски расправлялись со старцами, а в своем собственном положении видят сходство с первыми поселенцами земли обетованной. Подобно им, буры считают себя людьми, избранными Богом, который возложил на них миссию по искоренению местных языческих племен, и поэтому они всегда готовы по примеру из священного писания к убийству и грабежам. Именем Бога, которое у них всегда на устах, они прикрывают свои порой весьма сомнительные заявления.

В личном плане буры – прекрасные люди, но, как правило, несимпатичны…

Ростки цивилизации не проникают в жизнь обычной бурской семьи. Образ жизни бура потряс бы любого английского труженика. Его жилище часто очень запущено, убого и до крайности неопрятно. Сам он необразован и совершенно не беспокоится об образовании своих детей. Живет сам по себе в центре большого земельного надела милях в десяти-двенадцати от ближайших соседей; его не интересуют ни события, которые происходят в мире, ни мнение окружающих, трудится он очень мало, но с каждым днем богатеет за счет прироста поголовья скота. Расходы у него минимальные, и к старости он становится весьма состоятельным человеком. Из значительных событий своей жизни он может вспомнить какой-нибудь случайный набег на местное племя туземцев в составе отряда «коммандос», посещение политических собраний и три-четыре ежегодных поездки с семьей в ближайший город для присутствия на заседаниях духовной общины «Нахтмаал». Иностранцев, особенно англичан, он ненавидит, но дружелюбен и гостеприимен с соотечественниками. Разумеется, что, живя как удельный князь, в изоляции от окружающего мира, он в конце концов начинает смотреть на все оставшееся человечество как бы свысока, испытывая по отношению к нему чувство глубокого презрения.

Законы и налоги – эти понятия ненавистны для бура. Он считает актом неслыханной дерзости, если его вдруг осмелятся вызвать в суд для дачи пояснений по поводу своих противоправных действий.

Буры всегда отличались тем, что постоянно против кого-нибудь бунтовали; они бунтовали против руководства компании, когда Мыс принадлежал Голландии, они бунтовали против английского правительства на Мысе, они всегда были на грани мятежа против собственного правительства в Трансваале…. А дело все заключается в том, что основное их большинство не терпит никаких правительств, потому что правительства устанавливают закон и порядок…

Таковы некоторые примечательные особенности этого удивительного творения Южной Африки, трансваальского бура, равного которому среди белокожего населения вы не найдете на всем земном шаре.»

Движение буров на новые земли – фургон за фургоном, семья за семьей – начавшись в конце семнадцатого века, продолжалось весь восемнадцатый. Подальше от не дающего спокойно жить губернатора, туда, за холмы, где трава гуще и прозрачней река, где можно жить так, чтобы не видеть дым над очагом соседа. О золоте, богатстве и какой-то добыче никто не помышлял.

Переселенцы двигались по двум основным маршрутам. Один вел на север, а затем сворачивал на восток, обходя с юга засушливые районы Большого Кару. Другой шел на восток, к побережью Индийского океана, потом, обходя через Малое Кару густые леса вокруг реки Брак, и далее по речным долинам и горным проходам к реке Сандей (Воскресенья) и выходил в земли с прекрасными пастбищами. Там оба этих потока соединялись на южном берегу Оранжевой реки.

Продвижение было неспешным, но непрерывным. К 1745 году был освоен западный берег реки Гантуз, в 1760 году Якобус Готце пересек Оранжевую реку в поисках слоновой кости. По его следам пошли переселенцы, которые остановились на берегах этой реки и освоили берега реки Зико (в 1798 году губернатор Ван Плеттенберг официально объявил эту реку границей колонии). Все пригодные земли этого района постепенно были освоены. Таким образом, за немного более чем 100 лет граница колонии отодвинулась более чем на 500 миль.

Не встречая сильных препятствий, буры могли бы двигаться и дальше. Но теперь на пути их движения возникли серьезные трудности. На севере продвижение ограничивала пустыня Намакваленд. На северо-востоке они встретили ожесточенное cопротивление бушменских племен. На юге они натолкнулись на других мигрантов – хоса, воинственное племя, принадлежавших к группе банту, которые двигались с севера. Разумеется, встречи и столкновения буров с местным населением происходили и ранее. Готтентоты не отличались воинственностью и серьезного сопротивления продвижению буров оказать не могли. Но уже в 1702 году буры недалеко от современного городка Восточный Сомерсет столкнулись с хоса, которые настроены были намного серьезнее. Отдельные встречи с ними происходили и позднее, на протяжении всего столетия, но в основном в контакт вступали буры-охотники. Только в конце столетия банту встретились с белыми людьми, пришедшими не охотиться, а жить на земле, которую они считали своей, и показали решимость эту землю защищать. Естественной границей между бурами и банту стала река Грейт Фиш. Сама по себе она была невелика, и в сухой сезон ее можно было перейти вброд, но оба ее берега были покрыты зарослями густого кустарника, непроходимого для скота.

Мира на этой границе не было: белые совершали набеги с целью угона скота, доходя до рек Буффало и Кей, банту в ответ разрушали фермы, расположенные вплоть до залива Плеттенберг.

К концу 18 века, дойдя до естественных границ (рек Оранжевой и Грейт Фиш), треккеры заняли территорию, равную Франции. Новый народ окончательно сформировался: у буров теперь был свой язык, названный африкаанс (иногда его называли просто тааль, то есть речь), бывший в основе своей голландским, но включавшем много слов из французского, немецкого и местных наречий. Они окончательно утратили связи с Европой и старались обрубить все контакты с не дающей им покоя администрацией колонии. Стараясь не упускать новые территории, губернатор учредил два магистрата – в Стеллендаме и Грааф Рейнете, но это только усилило разногласия. В 1795 году буры открыто выступили против администрации колонии, объявили о своей независимости от нее и провозгласили образование двух новых республик – Свеллендам и Грааф Рейне. Но тут неожиданно обнаружилось, что их вольной жизни угрожает враг намного более серьезный, чем администрация Ост-Индской компании.

Воевавшая с Францией Великобритания решила захватить Кап (голландское название Мыса Доброй надежды), чтобы обезопасить пути в Индию. В колонии появились английские миссионеры и английские солдаты.

Глава 2

Под английским флагом

Первая оккупация колонии продлилась несколько лет. В 1802 году, при недолгом существовании Батавской Республики, была восстановлена власть Ост-Индской компании, но уже скоро Англия решила восстановить свою базу на пути к Индии. В 1805 году, в разгар войны, когда гремели сражения при Трафальгаре и Аустерлице, на юг Африки был послан английский флот из 63 кораблей. Фактически эпоха наполеоновских войн стала репетицией второй мировой войны; сражения шли не только в Европе, но и в Америке, косвенным образом в войну были втянуты и негры Гаити, и руководимые вождем Текумсе индейцы, а Европа полыхала практически вся. И юг Африки не мог не стать ареной борьбы интересов.

После небольшой перестрелки в дюнах Блауберга бюргеры признали новую власть, и началось второе английское правление. Радости голландцам оно не принесло. Англичане никогда не скрывали, что их интересует только морская база, а население колонии воспринимали только как обременительный довесок. К тому же новая власть принесла новые порядки, которые сильно отличались от тех, к которым привыкли буры. Для поддержания порядка англичане создавали военные отряды из наемников-готтентотов. Буры тоже вооружали готтентотов, но только против других туземцев. Представить, что готтентот поднимет оружие против бюргера, они не могли. Еще более, чем власть чиновников, раздражала их деятельность английских миссионеров, многие из которых не имели достаточного опыта в подобной деятельности и вели себя по отношению к бурам не лучшим образом. А то, что они проповедовали, было и вовсе невозможно воспринимать. Все люди равны!? Чернокожий язычник – брат представителя народа, избранного Господом? Это как понимать? Не следует забывать и о том, что труд готтентотов (по сути своей рабский) в значительной степени был основой благосостояния буров. К тому же миссионеры и чиновники подстрекали готтентотов писать жалобы на жестокое обращение со стороны хозяев. По этим жалобам заводились дела, буров вызывали в город для допроса и суда, а это означало необходимость оставить на много дней ферму без хозяйского глаза и семью без защиты. Можно только посочувствовать одному из буров, который, получив вызов в суд, находившийся в отдаленном городе, воскликнул: «Боже мой! Неужели можно так обходиться с христианином?».