Рожденный под английским флагом

Глава 6

Трек продолжается. Рождение государства

Воодушевленные слухами о победах над матабеле, ранее сомневающиеся или опасающиеся буры из Капской колонии хлынули на север. Англичане особенно им не мешали, поскольку на территорию к северу от Оранжевой реки никто не претендовал. Переселенцы собирались в небольшие караваны – так проще было найти место для стоянки, пастбища и воду для скота. Не считая некоторых неприятностей от недружелюбно настроенных бушменов, путешествие протекало благоприятно – было много дичи, воды и травы в достатке, можно было даже ловить рыбу и выменивать зерно в иногда попадающихся кралях. Даже пожар в вельде воспринимался как знамение свыше – столб дыма днем и огонь ночью, которые показывают путь в Землю Обетованную. Все караваны сходились к Таба-Нгу, где образовался огромный лагерь из фургонов, которых насчитывалось до 1000.

Между Потгитером и Марицем продолжались разногласия. Теперь они касались не скота, а территории, которую следовало колонизировать. Потгитер настивал на высоком Вельде, Мариц обращал взоры на Наталь. Правда, оба соглашались, что сперва следует разделаться с Мзиликази. Сообщество буров тоже разделилось, каждая партия поддерживала своего лидера.

Споры закончились в апреле 1837 года, когда в лагерь прибыл караван из 100 фургонов, командовал которым Пит Ретиф. Уже немолодой к тому времени человек (ему было 57 лет), он имел большой авторитет среди буров. Почти сразу после прибытия в лагерь Ретиф был избран губернатором и главнокомандующим. Герт Мариц сохранил свои посты, а Потгитер, к большому его огорчению, остался не у дел. Такой ценой треккеры обрели некоторое единство и окончательно отделили себя от власти британской короны.

Ретиф все же прислушивался к советам Потгитера и решил совершить поход на матабеле. Вопрос о направлении эмиграции пока оставался открытым. А в июле состоялся митинг, на котором была принята конституция нового государства. Оно получило название Свободная Провинция Новой Голландии в Юго-Восточной Африке.

Кроме того, Ретиф сумел заключить мирные договора с окрестными племенами и тем самым обезопасил дальнейшее продвижение буров. А вскоре вернулись разведчики, которые нашли проходы через Дракенсберг. Узнав об этом, Ретиф склонился к тому, что страной буров должен стать Наталь. Высокий вельд нужно было покинуть. Потгитер с ним не согласился, и его поддержал другой признанный лидер, Пит Уйс. Буры снова раскололись на две партии. Ретиф стал готовиться к походу за Дракенсберг, а Потгитер и Уйс – к походу на Мзиликази.

Пит Ретиф

Для похода на Мзиликази было собрано коммандо в 330 человек под единоличным командованием Эндрика Потгитера. В конце октября коммандо прошло через опустошенную в прошлый набег долину Мосега – люди туда не вернулись. Пройдя через лесистую долину реки Марико, буры подошли к столице матабеле Капайну. Стратегия была простой – спровоцировать матабеле на атаку, и затем применить свою излюбленную тактику – стрельбы с лошади на безопасном для себя расстоянии. Все вышло так, как было задумано, и в результате после девятидневных стычек матабеле лишились половины армии – погибло около 3000 воинов (потерь у буров не было). 12 ноября 1837 года буры торжественной молитвой отметили победу. Капайн был сожжен, бурам достались большие трофеи—только себе они оставили 7000 голов скота, не считая того, что было отдано сопровождавшим их баролонгам. Как сказал по этому случаю Кильерс – что было их, стало наше. А Мзиликази был вынужден уйти на север, за реку Лимпопо, где образовал новое государство матабеле, просуществовавшее 50 лет. Потгитер же не стал откладывать дело в долгий ящик и, прежде чем над Капайном развеялся дым, провозгласил всю территорию матабеле принадлежащей бурам по праву завоевания. Эта территория включала в себя значительную часть современной Ботсваны, три четверти образованного позднее Трансвааля и половину Оранжевой республики. По поводу раздела трофеев снова возникла ссора между Потгитером и Марицем (который и-за болезни не смог участвовать в сражении). Потгитер снова настаивал на том, что его людям причитается большая часть, но Мариц, резонно возразив, что потери при Фегкопе были достаточно возмещены после Мосеги, настоял на равном разделе.

Так коммандо прибыло к берегам Санд-ривер, которые к тому времени опустели. Эмигранты по стопам Ретифа двинулись в Наталь. Ретиф ушел туда несколько ранее, смог договориться с Дингааном и прислал весть о том, что земля между Тугелой и Умзимкулу свободна для заселения. Потгитер двинулся в путь неохотно – он предчувствовал, что добром это не кончится.

Путь в Наталь оказался очень нелегким. Сезон был выбран неудачно – старая трава сгорела, новой еще не было, к тому же у овец начался окот, и все это не позволяло делать за день в среднем больше двух миль. Многие эмигранты, напуганные трудностями, повернули назад; менее чем через месяц после начала переселения под началом Ретифа из первоначальных 54 фургонов осталось 23. Но те, кто не испугался трудностей, были вознаграждены. Сезон дождей не заставил себя ждать. Когда, преодолев долгий и тяжелый подъем, фургоны приготовились спускаться в Наталь, степь расцвела. Началась весна, вельд покрылся травой, благоухали цветы. С высоты перевалов Дракенсберга путники смотрели на новую обетованную землю, оценивая ее возможности и любуясь ее красотой. Трава и вода для скота, деревья, из которых можно построить дома, и, главное, свобода! Господь дал все это детям своим!

Правда, спуск в Наталь оказался ненамного легче подъема. Склон был усеян валунами, которые нужно было убирать. В других местах надо было рубить деревья, расчищать кустарник, засыпать ямы. И главное – тормозить тяжелые фургоны, которые так и норовили вырваться и покатиться по склону. Людям пришлось выйти из фургонов; детей несли на руках, больных – на носилках.

Только 19 октября фургоны достигли относительно ровного места, за которым начинался спуск в долину, и путешественники смогли передохнуть и вознести благодарственные молитвы. Тут был устроен временный лагерь. Рядом была большая пещера, в которой устроили временную церковь; по этой причине место расположения лагеря получило название Керкенберг (Гора-церковь).

Ретиф к тому времени уже был далеко – еще в начале похода он, стремясь выяснить положение вещей и наладить все возможные контакты, налегке, с четырьмя фургонами и 14 всадниками ушел вперед, оставив руководство остальными 19 фургонами на своего пасынка.

Глава 7

«Убить колдунов!»

Король зулусов Дингаан ждал белых. Давно один колдун предсказал ему, что с юга придут белые люди и заберут его землю. Дружбы к белым он не испытывал – небезосновательно он считал, что белые и черные люди – враги и друзьями никогда не станут. Он уже знал о поражении, которое потерпели матабеле в долине Мосега и при Фегкопе. На мирные предложения буров он ответил согласием по двум причинам – во-первых, он надеялся получить от буров огнестрельное оружие и лошадей. Во-вторых, понимая, что вряд ли сможет противостоять им в открытом сражении, надеялся заманить их в засаду и расправиться с ними.

Ретиф торопился встретиться с Дингааном еще по одной причине. Незадолго до этого отряд всадников, вооруженных и одетых, как белые, напали на зулусское пвстбище и угнали 300 голов скота. Во время нападения они кричали, что сами они – буры, что за ними скоро придет множество других и сделают с Дингааном то же, что раньше сделали с Мзиликази.

Двигаясь к порту Наталь, Ретиф видел разрушенные краали, жители которых были угнаны или прятались. Достигнув порта, Ретиф обнаружил, что он никому не принадлежит, а англичане, живущие там, немногочисленны и разделены на фракции: обе эти фракции боялись Дингаана, но одни видели гарантом своей безопасности Англию, другие надеялись на буров и прибытие Ретифа было для них большой радостью.

Чтобы собрать максимально подробную информацию, Ретиф оставался в Порт-Натале до 27 октября. Он пришел к выводу, что трудностей не предвиделось ни со стороны англичан, ни со стороны Дингаана. Особенно порадовали его известия, полученные из столицы Дингаана – крааля с труднопроизносимым названием Умгунгундхлову. Там находился английский миссионер, преподобный Френсис Оуэн, которого Дингаан принял как друга. Ретиф написал письмо, предназначенное для Дингаана, которое Оуэн 26 октября ему прочитал; в письме выражалась уверенность на добрые отношения между бурами и зулусами, надежда на встречу Дингаана с предводителями буров и на то, что буры смогут поселиться на свободной земле, примыкающей к территории зулусов. Ответа Ретиф ждать не стал и выехал к зулусской столице в сопровождении четверых своих людей и двух переселенцев из Наталя, знавших зулусский язык. Ответ Дингаана он получил уже в дороге, и ответ был весьма обнадеживающим: Дингаан писал, что его воины отобрали у матабеле несколько овец, захваченных теми ранее при Фегкопе, и желает их вернуть. Воодушевленный таким ответом, Ретиф продолжил путь, надеясь на легкое решение всех вопросов.

Столица Дингаана Умгунгундхлова представляла собой окруженной палисадом поселение, состоявшее из примерно 2000 больших хижин (каждая могла вместить до 20 воинов). Помимо этого, в центре находился плац, на котором устраивались парады воинов или королевского скота. Значительную часть занимали личные покои Дингаана: его дворец, стоявший на искусственной насыпи, хижины, в которых жили 90 жен его гарема, и хижина его матери. Кроме этого, было особое отгороженное место, где Дингаан несколько раз в день совершал омовения. Дворец Дингаана представлял собой круглое здание, диаметром 20 футов. Крышу поддерживали 22 деревянных покрытых бусинами столба. Пол, по описаниям, был абсолютно гладок и сиял как зеркало.

Примерно в километре от столицы находился холм, названный Ква Мативане (место Матеване), служивший местом казней. Свое название он получил от одного из казненных там вождей, которому случилось вызвать гнев Дингаана. Трупы казненных на холме не убирались, и над холмом постоянно кружили стаи стервятников. Этих птиц Дингаан называл своими детьми и старался не оставлять их без еды. Казни происходили почти каждый день, часто по два и более человека за день. Сегодня могли казнить женщину, которая не так что-то сказала индуне, а на следующий день – самого индуну. Поводов для казней всегда было достаточно, и путешественников ужасала беспричинная жестокость Дингаана. Особенно поражало то, что Дингаан отправлял людей на смерть не под влиянием гнева, а совершенно хладнокровно. Увы! В те времена доброта и жалость часто приравнивались к слабости и могли дорого обойтись правителю.

Помимо казней любимым развлечением Дингаана было созерцание принадлежащих ему стад: скотина была обучена ходить строем и выполнять эволюции наподобие воинов на параде. А большую часть времени король проводил в своем гареме. Посещавших Дингаана белых путешественников это удивляло, потому что на европейский взгляд женщины были очень толсты и некрасивы.

Миссионера Оуэна Дингаан принял приветливо, потому что общение с ним давало ему возможность лучше узнать белых людей, а, может быть, и найти через него способ достать огнестрельное оружие. Правда, место для размещения лагеря святому отцу досталось не лучшее: небольшой холм, лишенный растительности, продуваемый всеми ветрами, зато с видом на соседний Ква Мативане.

К христианской вере Дингаан не проявил большого интереса; все уроки богословия прерывались вопросами о том, как устроено огнестрельное оружие и как можно его получить. Больше всего, очевидно, Дингаана напугала перспектива воскрешения мертвых. Оуэн писал, что Дингаан задал ему вопрос о том, сколько времени был мертв Христос. Услышав, что всего три дня, он успокоился и сказал, что, скорее всего, он был не мертв, а просто притворялся.

Ретиф прибыл к Дингаану 7 ноября – как раз тогда, когда на берегу Марико коммандо Потгитера добивало импи Мзиликази. Дингаан был в раздумьях – убить Ретифа сразу или потом? Оставив его в живых и позволив заселить свободные земли, он рисковал потерять лицо во мнении своего народа. Убить – значило сделать буров своими врагами, а иметь такого сильного врага не хотелось. Поэтому, выжидая и советуясь с индунами, он два дня развлекал Ретифа, демонстрируя ему военные упражнения своих импи, которые произвели на Ретифа большое впечатление.

Дингаан начал беседу с того, что сказал Ретифу, что для предводителя тот кажется ему слишком маленьким человеком. Ретиф сказал, что желал бы купить пустующую землю к югу от Тугелы. Выдержав паузу, Дингаан начал обвинять Ретифа в том, что это его люди напали на его пастухов, разорили его землю и угнали стадо. Говорил он так быстро и громко, что Ретиф не имел возможности ответить, и только когда Дингаан замолк, чтобы перевести дыхание, сказал, что его люди тут ни при чем, а нападение, скорее всего, совершили люди из племени батлоква (народ Дикого Кота), которым в то время управляла Мантанизи со своим сыном Секонелой. Это племя давно общалось с белыми и многое от них заимствовало, в том числе одежду и навыки верховой езды.

Здесь Дингаан проявил себя неплохим политиком. Если буры ни в чем не виноваты, сказал он, и хотят с ним, Дингааном, иметь добрые отношения, пусть они возьмут десять пастухов, которые смогут опознать королевский скот, и отправятся с ними к Секонеле. Когда скот будет возвращен, а Секонела наказан, Дингаан отдаст бурам землю, которую они просят. Тот факт, что немного ранее эту землю он уже три раза отдавал другим европейцам и один раз Великобритании, Дингаан как-то забыл.

Задача перед Ретифом стояла нелегкая, но отказаться он не мог – его могли обвинить в том, что скот угнал он и свалил вину на Секонелу. Дингаан же в этой ситуации оказывался в выигрыше при любом исходе. Если миссия Ретифа заканчивалась благополучно – он возвращал скот и получал в виде трофеев верховых лошадей и огнестрельное оружие. А если бы сам Секонела попал бы ему в руки, он быстро отправил бы его на Ква Мативане, потому что не мог забыть, как однажды тот высказал сомнения в его, Дингаана, сексуальных возможностях.

Ретиф не колебался. Он был уверен, что соглашение с Дингааном достигнуто, препятствий для заселения Наталя не существует. С этой радостной вестью он отправил двух гонцов в лагерь переселенцев в Керкенберге.

В лагере было неспокойно. Ходили слухи, что англичане заняли Наталь, что Ретиф и его спутники были убиты зулусами. Тем не менее в лагерь прибывали новые фургоны; вновь прибывшие сказали, что за ними следует Герт Мариц. И наконец было получено письмо от Ретифа, который сообщал, что все трудности позади и Наталь ожидает их прибытия.

Как только письмо было получено, лагерь пришел в движение и несколько дней спустя фургоны уже стояли у подножия Дракенсберга. Вскоре радостные вести достигли буров, отставших ранее от Ретифа, и караваны уже через пять перевалов потянулись в Наталь.

Ретиф прибыл в один из бурских лагерей, расположенный в местечке Доорнкоп, и оставался в нем около месяца, готовясь к экспедиции против Секонелы. Только 28 декабря он, собрав коммандо численностью в 50 человек, двинулся в землю батлоква. Там Ретиф сделал то, что характеризует его не с лучшей стороны.

Он договорился о встрече с Секонелой в одной из миссий. При встрече он сказал вождь, что принес ему дорогие подарки, в том числе драгоценный амулет. Когда растроганный Секонела протянул руки, один из сопровождавших Ретифа буров, Безиденхаут, надел на него наручники. (По другой версии, Ретиф показал ему наручники сказав, что они предназначаются для преступников, и предложил их померить.) После этого Секонеле был предъявлен ультиматум: за свое освобождение он должен был выдать бурам 700 голов скота, 63 лошади и 11 ружей (Дингаан претендовал всего на 300 голов скота). Лишний скот Ретиф решил взять себе – за труды, а лошадей и оружие, по его словам, он конфисковал как орудие преступления.

Отослав скот в сопровождении зулусских пастухов к Дингаану, Ретиф вернулся в Доорнкоп. Пока его не было, треккеры продолжали прибывать. Ретиф, воодушевленный удачным выполнением своей задачи, стал готовиться к следующей встрече с Дингааном, на которой все вопросы должны были получить окончательное решение. Некоторые его предостерегали от этого, говоря о коварстве и непредсказуемости Дингаана, но Ретиф твердо решил ехать. 25 января 1838 года отряд, состоявший из 70 буров (в их числе был четырнадцатилетний сын Ретифа), переводчика Томаса Холстида и тридцати цветных слуг направился к Умгунгундхлове. Все выглядело прекрасно, но над отрядом незримо висела тень произнесенного Марицем пророчества: «Я говорю вам, что никто из вас не вернется!»

Но никто в это не верил.

А настроение в Умгунгундхлове действительно изменилось. Дингаан узнал о побоище при Копайне и судьбе Мзиликази. Во время праздника урожая воины и индуны демонстрировали свою воинственность и кричали, что хотят уничтожить треккеров, проникших в Наталь. Масла в огонь подлило письмо Ретифа, в котором он сообщал об успехе похода против Секонелы и сообщал, что не отдаст Дингаану свою часть отнятого у батлокве скота, а также лошадей и оружие, что будет являться залогом его «хорошего поведения». Хуже всего было то, что Ретиф освободил Секонелу вместо того, чтобы привезти его Дингаану. Все это подвело Дингаана к мысли очистить Наталь от трккеров, и началом этого должно было послужить убийство Ретифа.

Чтобы усыпить бдительность буров, Дингаан как обычно начал выказывать признаки своего расположения. Он послал Ретифу письмо, в котором благодарил его за возвращение скота и приглашал его в свою столицу, но без лошадей. Эта часть плана не удалась, потому что на следующий день в столице услышали выстрелы и увидели отряд Ретифа, который прибыл с другой стороны.

Ожидая подкреплений, Дингаан тянул время; его воины снова развлекали буров демонстрвцией своего искусства (при этом буры гарцевали вокруг плаца, стреляя в воздух). Когда же Ретиф потребовал от Дингана исполнения обещания, тот подписал составленный заранее документ, отдававший в пользование бурам территорию между Тугелой и Умзивубу (документ был написан от руки на английском языке кем-то из миссионеров). Ретиф был счастлив – его мечта сбылась. Буры стали готовиться к назначенному на утро отъезду. Один из мальчиков, Уильям Вуд, знал язык зулусов и подслушал разговоры воинов. Он пытался предупредить буров о возможном предательстве, но ему не поверили.

Прекрасным летним утром 6 февраля 1838 года буры готовились к отъезду. Когда лошади были уже оседланы, прибыл посланник от Дингаана, который передал, что Дингаан ждет их на площади, чтобы попрощаться. Отказаться было бы невежливо, и буры, привязав лошадей, вернулись в крааль. При входе их встретили индуны и скзали, что в присутствии короля не принято быть при оружии, поэтому буры сложили ружья у входа в крааль.

В честь гостей снова были устроены военные танцы. Воины тянули длинную песню, сам Дингаан тоже подпевал. Буры не замечали, что круг танцующих вокруг них постепенно сжимался. Во время последнего куплета песни Дингаан вдруг вскочил со своего стула с криком: «Балалани абатагати! (Убейте колдунов!)»

Убейте колдунов!

Рисунок Ричарда Кайтона Вудвиля

Это был сигнал. Зулусы навалились на почти безоружных буров. Некоторые смогли достать охотничьи ножи и успели убить два десятка зулусов, но вскоре все было кончено. Буры были связаны ремнями и их под крики и песни зулусских воинов перенесли на Ква Мативане, где все они были жестоко убиты. Некоторых убивали ударом дубины или проламывали им головы камнями, других пронзали кольями. Ретифа казнили последним (его сына убивали у него на глазах), а его печень и сердце были отданы Дингаану. Их позднее использовали во время магического обряда, который должен был преградить белым путь в Наталь.

Для стервятников это был хороший день.

Глава 8

Блаукранц. Большая резня

У Дингаана были свои понятия о чести. Миссионеру Оуэну он обещал неприкосновенность и обещание выполнил. Он единственный из белых был свидетелем резни при Ква Мативане и подробности этого ужасного события известны с его слов. Тем не менее оставаться рядом с Дингааном он не захотел и через некоторое время покинул Умгунгундхлову, но до этого стал свидетелем еще одного события. В подзорную трубу он видел, что полдня Дингаан совещался с индунами, а в полдень отдал своим импи приказ пойти в ту сторону, откуда пришли буры, и уничтожить всех белых на своем пути. Воины должны были, пользуясь безлунными ночами, неожиданно нападать на лагеря буров. Во время предыдущих войн было принято сохранять жизнь женщинам и детям – Дингаан приказал уничтожить всех.

Оправдывая свои действия, Дингаан утверждал, что буры готовили покушение на его жизнь и даже хотели окружить и захватить Умгунгундхлову, но им это не удалось, потому что их было мало. Со своей стороны, буры пытались обвинить в этих событиях англичан, которые подговорили Дингаана на войну с треккерами, не желая, чтобы Наталь был заселен бурами.

Спустя полторы недели после уничтожения отряда Ретифа опасность нависла и над его треккерами. Десять импи были в непосредственной близости от передовой линии бурских лагерей и ждали только безлунной ночи, чтобы выполнить жестокий приказ своего короля.