Возрождение, или Граната в руках обезьяны

– Нет, что-то не то, что ты сделала на заднице у варвара?

– Написала букву «Э», Эуропа значит.

– Точно! Ты умеешь писать, а также и читать, верно?!

– Не знаю, наверное, умею, давно это было, да и то, что отец писал.

Я подхватился, грусть-тоска вмиг улетучилась, покопавшись в углу, достал металлический ящичек.

– Что там? – с не меньшим волнением спросила она.

– Книга!

– Книга? Настоящая? Ни разу не видела. Откуда?

– Бабушка нашла, ценою жизни, – опечалился я. – А как ты училась читать, если не по книге?

– Меня отец учил писать на мягкой глине. Он до нашествия рептилий описывал историю на пластинках и обжигал в печи. А до него это делал его дед. У нас полдома было занято ими там, на берегу Рымского моря.

Осторожно достал книгу, аккуратно разложил на колоде. Девчонка дрожащими пальчиками раскрыла ее, проведя по странице, нашептывала про себя еле слышные звуки. Прошла, казалось, вечность, и Эврика подняла голову, слезы лились струйками с глаз.

– Я ничего не понимаю, – словно гром с ясного неба, прозвучал приговор.

– Как ничего?

– Не знаю. Буквы почти все знакомые, но слова не понимаю, – еще сильнее разревелась, как дитя, Эврика.

– Тише, успокойтесь, молодежь, я же вам рассказывал, согласно легенде, в древнейших из древних имелось много языков, вот оно, подтверждение. Если хорошо присмотреться, возможно, найдется и общее, как у нас с Эврикой.

После этих слов у меня все потухло, и я обмяк, как тряпка, закрыл книгу.

– Подожди, вот здесь, – глядя на обложку, остановила меня умничка. – Если немного изменить пару букв, то получим…

Она медленно провела пальцем по слову «Гicторыя», на песке пола начертила другое слово с обложки «Historia», заменила «Г» на «Н».

– Получается, эта книга по истории!

– Ну Эврика, настоящая Эврика! – с восторгом произнес я. – А ты сразу в плач. Давай дальше поищем.

– Что такое настоящая Эврика?

– Ну это так, сорвалось от восторга, – оправдался в ответ, ну не говорить же ей о жене для опытов. – Давай еще поищем.

– Ага, здесь на картинке много людей и слово «кампанiя», и на нашем языке «kompani» значит группа.

– Погодь, если написать наши буквы в столбик угольком, а напротив древнейшие, которые мы заменили, то получим перевод.

– Ух ты, теперь и ты настоящий Эврик! – ошарашила девчонка.

Дед упал на бок и зашелся со смеху. Я готов провалиться на месте.

Эврика улыбнулась, не понимая, и написала, буква «Г» – это «Н», «П» – «Р».

– Буква «С» имеет разный звук, «ц», «к» , «с», смотря где стоит.

Денно и нощно мы погружались в книгу. Так летели дни напролет, многие слова расшифровали, но толку маловато, вроде правильно подставляли буквы, читали слова, и все тщетно – на нашем языке они ничего не значили. Много слов подобрали по картинкам. По предмету и его предназначению подбирали действия, затем эти действия подставляли к другим предметам. Так немного увеличили словарный запас знания белорусского языка.

– Еще бы книг с картинками побольше нам, – с горечью произнес я.

– Вряд ли, надо знать ключевые слова, особенно слова действия, а не название предметов, на которые указывают твои рисунки.

– Ладно, будь по-вашему, придется идти в пещеру, где бабушка нашла книгу, – как божьи слова прозвучали над головой голосом деда.

Я был без ума от счастья, обхватил деда и расцеловал.

– Задушишь, медведь косолапый, – чуть дыша, прошипел Мастер. – Но это будет по весне, сейчас под снегом бесполезно искать.

– Ну и кто ты будешь после этих слов? – пробурчал я.

– Опять ссоритесь, сколько можно? – заступилась за деда Эврика.

Джон.

Зима выдалась суровой, снегом завалило все вокруг. Наше селение напоминало чистое ровное поле, сизый дымок струился из-под снега, указывая местонахождение жилищ. Словно многоголовый дракон раскинул головы в стороны, спал, покрытый белоснежным покрывалом. Иногда из-под снега, словно суслики из норы, появлялись люди. Они гуськом спускались к незамерзающему роднику или шли по протоптанной тропинке в лес за хворостом. Странная картина представлялась постороннему наблюдателю, из-за высоких сугробов виден был только хворост, перемещающийся сам по себе.

Охотники на плетеных снегоступах чинно вышагивали, не проваливаясь. Зато как неудобно нести добычу, имея увеличенный вес, если провалишься, то вылезти с огромной обувью сущая проблема. Крупную дичь приходилось отпускать, не дотащишь, порой, бывало, завалишь лося, пойдешь за помощью, а за это время волки растерзают всю тушу, остатки унесут в логово.

– Жаль, Спаса нет с нами, он нам бы такие дороги топтал, – вспоминали о зубре за костром вояки.

На днях пропал Джон, охотники часто пропадали на недельку-вторую, но это летом, зимой больше суток опасно, хищник ходит голодный и мороз.

– Поищите, други-воины, своего собрата. Трое суток отсутствует в селении, не случилась ли беда? Надеюсь, жив еще, и помощь ваша окажется вовремя, – с такими напутствиями старейшина отправил отряд на поиски Джона.

Ближе к вечеру отряд явился, не запылился.

Джон, выслеживая стаю косуль, в ельнике наткнулся на раненого лосенка. Поодаль снег окрасился кровью, видно множество волчьих следов, по-видимому, мать-лосиху разорвала стая и растащила кто куда, молодого нашел старый волк-одиночка, который бродил за стаей, подбирая остатки. Привести в исполнение закон природы не успел, помешал появившийся невовремя Джон, спугнул его. Охотник присел, достал нож, все равно не выживет. Лосенок был не очень крупный, видно, родился не весной, как обычно, а ближе к концу лета. Когда провел по бархатистой шерстке рукой, теленок поднял голову и положил морду в ладонь, прося защиты. Дрогнуло сердце воина, в сознании перед глазами всплыла картинка резвившегося Спаса, только в беде его смогли приручить. Прощупал все кости, осмотрел раны, все вроде несерьезно, видно, клыки у отшельника изрядно обломались. Разрезал рубашку на полосы, перевязал раны, помог ему встать на ноги. Не спеша, протаптывая тропу, а где и разгребая снег снегоступами, процессия двинулась в обратную дорогу. Лосенок то ли узрел заботу и доброту человека, то ли оказался в безвыходной ситуации, шатаясь, неловко переставляя ноги, плелся сзади. К вечеру Джон подстрелил волка, шедшего следом, наверняка его добыча. Достал стрелу и снял шкуру хищника, на морозе самая ценная вещь.

Наутро лосенок не поднялся, пришлось уложить на шкуру врага, привязать к ней веревки и тащить за собой.

– Во блин, везет же мне, они на Спасе верхом приехали, а мне приходится на себе везти, – с улыбкой на лице выругался воин.

Обессилев в край, самому добычей впору становиться, вышел в поле. На другом конце деревня, сил нет, бросить нельзя, позади послышался вой стаи.

– Влип, напрасны все старания (дальше последовали слова для особых случаев). Врешь, не возьмешь, – словно матерый волк, взвыл Джон, сотрясая басом снег с ветвей.

– Правильно говоришь, – послышалось в ответ.

Следом на опушку вышли друзья-односельчане.