Дети вечного марта

– Угум. – Согласился Шак. – Сидим тут с тобой, из головы выдумываем. Между тем, все просто: деньги сами по себе, девка – сама по себе. Будем считать, нарвался котяра.

– Наверное, ты прав, – нехотя согласился Эд. – Но в последнее время столько непоняток. Возня какая-то…

– Ладно. Проехали. Давай думать, как из этого поганого княжества выбираться.

– И – в какую сторону, – подала голос Фасолька.

– Ой, только не начинай свою песню с начала! – одернул ее Апостол. – На юг мы точно не поедем. Для начала направимся в Венс.

– Там в город не пускают. Опять по сараям ютиться? Скоро зима…

– Отстань. Во-первых, зима еще не скоро. Во-вторых, я тебе шубу купил – не завянешь.

Саня молчком озирал компанию. Шак сидел ссутулившись. Кулаки покоились на столе. Собака скользил вдоль стены. Легко так, бесшумно, будто не кованные сапоги на ногах, а мягкие ичиги. Мастер! Девчонки приуныли. Видимо, и второй тоже хотелось на юг.

Чего не скажешь о Сане. Он там целый год прожил. Летом жара, не продохнуть. Зимой сыро. Весной и осенью вообще – труба. В эти два нелегких сезона ему и на севере-то не очень. Кошачья натура своего требует. Каждая девушка красавицей кажется. А в южных княжествах женщине без провожатого шагу ступить не дают. Там они на особом положении. Женщина – жемчужина в оправе из аметистов, женщина – свет очей ее господина. Ее глаза миндаль, ее щеки – персик… Вай! Красиво звонят. А на деле: эти персики по тридцать штук взаперти сидят и на одного мужика за ткацкими станками горбатятся. Любая бродяжка – будь она, хоть старя, хоть страшная – все равно мигом окажется чьей-то женой. Там в марте коту впору удавиться. Если девчонки Шака уломают, и он повернет на юг, идти с ними Сане ровно до ближайшей границы. За ней распрощается. Но стоит ли говорить об этом сейчас? Не стоит, наверное.

– А давай, только зиму у моря проведем и сразу назад, – не отставала Фасолька.

– Уймись, пока я тебя не прибил, – развернулся к девушке Шак. – Забыла, как мы тебя из сераля вытаскивали? Спасибо Ципе, без нее бы вообще не нашли. Обратно захотела? Думаю, Зомар-бей тебя по сей день ждет, в окошко смотрит: где моя ненаглядная горошинка, где моя любимая фасолинка…

– Все! Молчу! Только не поминай эту зверюгу.

– Представь, котейка: мы только границу перешли, а на нас уже налет. Отряд, человек пятнадцать, все вооружены. Какое там, обороняться. Стоим ждем, что будет. Они нам мирно предложили остановиться, осмотрели, ощупали. Нас собакой и Цыпу не тронули, а Фасольку, без объяснений – в мешок. Расскажи котику, девочка, что он там с тобой делал?

– Не надо, Шак! Я же просила.

– Нет уж, давай, рассказывай.

– Что, что… что и остальные. Только непрерывно всю неделю, пока меня Цыпа не нашла. Поест, поспит и опять – снова да ладом. Думала, сдохну.

– Силен мужик! – без всякого, впрочем, восторга оценил бея Саня.

– Да он сам чуть не окочурился, – презрительно выпятила губку Фасолька. – До того дошло: его двое слуг на меня укладывали, ну и там еще… помогали.

– Да называй ты вещи своими именами, – расхохотался Собака.

– Отстань. И знаешь для чего? – повернулась девушка к коту.

– Вроде понятно… Постой, неужели он приплода добивался?

– Угу. Такую картину обрисовал, не будь я связана, глаза бы ему выцарапала, и все выступающие части оторвала, начиная с головы. Говорит: ты мне горошин народишь, а я их в гаремы стану продавать. Озолочусь. Дриады и так большая редкость, а на Юге их вообще не сыскать.

– Он, что, дурак? – Сане не верилось, что такие тупые еще где-то водятся.

– Именно. Зато богатый и разведка у него самая мощная на побережье. Он за три дня до нашего приезда знал: сколько нас и когда будем на границе.

– Все! Поболтали, пора собираться, – оборвал Фасольку Шак. – Котяра, помоги собаке запрягать. Умеешь?

– Умею, – откликнулся Саня.

Обращение его покоробило. Котяра, разумеется, кто спорит. Но как-то оно… или проведя несколько лет исключительно среди людей, он попросту отвык? Сказать? А зачем? Может, и идти-то с ними до первого перекрестка. Если…

Кольнуло подозрение. Вполне может статься, довезут его до ближайшего пограничного кордона и там продадут. Кота-нарушителя ищите? А – получите. Деньги вперед.

– Что застрял? – прикрикнул на него от двери Шак.

– Думаю.

– Сказать о чем? – ядовито поинтересовался собака. – Не сдадим ли мы тебя по сходной цене на первом посту? Верно?

– Есть такая мысль.

– Не сдадим. И либо ты нам веришь, либо уматываешь сейчас же. Нам с тобой валандаться некогда.

Шак вышел из сарая, собака дожидался у двери. Девчонки начали выбираться из кучи сена, в котором уже просидели лунку.

А на него, между прочим, никто не давил. Хотели бы они его продать, уговаривали бы, поди, да золотые горы на шелковых коврах сулили. И как только Саня про себя этот факт отметил, так сразу и решился:

– Я – с вами.

– Пошли запрягать.

Ни восторга, ни недовольства – один голый факт.

Лошади у арлекинов были справные. Не лошади – картинки. Апостол каждую огладил, охлопал и только после этого передал Эдварду. Одна телега шла под круглым тентом. С другой навес сняли.

– Он раскрашен для представлений. Убрали, чтобы не выгорал, – тихо пояснила Цыпа.

Ее только теперь удалось разглядеть в подробностях. Бедная девушка! Саня не стал пялиться.

Она вся была как лезвие: узкие плечи, узкая, некрасиво скругленная спина, узкие бедра. И лицо тоже. Смуглая, смуглая. Глаза черные, круглые. Зато рот широкий. Влажно поблескивали, полные губы. Да еще длинный кривоватый нос. Не мудрено, что она все время норовит забиться в тень.

Он быстро приноровился к работе. Собака дело знал и понапрасну не дергал. Когда обе телеги встали, как и положено – за лошадьми, дошла очередь до мешков и коробов. Тут Шак действовал в одиночку. Ну и силушка! Апостол без труда ворочал там, где и двоим трудновато, станет. В конце открытой телеги встал плетенный из лозы сундук.

– Полезай, – скомандовал главарь Сане. – Цыпа сядет сверху.

– Не полезу. Я там задохнусь.

– Ни черта тебе не сделается. Сундук со сквознячком. Зато никто тебя, такого на сегодняшний день знаменитого не увидит. Или желаешь ехать на облучке и зазывать народ на представление? У них тут давненько кастрации не было. Не каждый день пакостливые коты в Кленяки забегают. – К концу тирады Апостол ревел.

А ты как хотел? – закручинился внутри себя кот. Назвался товарищем, изволь соответствовать. И никто не обязан тебя уговаривать. Велено, лезть в сундук – полезешь. Мать ее! Так и продадут в упаковке.

Саня откинул легкую крышку и остолбенел. На дне сундука лежали книги.

– Тут…

– Забирайся. Назначаю тебя на весь переход хранителем библиотеки, – осклабился Эд. Саня начал разуваться. Иначе не мог! Нога не поднималась.