Дети вечного марта

– Бери антураж и тащи в речку, отмачивать. Стой! Тент не забудь. Сунь в воду, и камнями привали. До завтра выполощется, а что не выполощется, отстираешь.

– Сам стирай! – окрысился кот. Но не по тому, что противно было в одиночку дрызгаться с едким дерьмом – тон главаря не понравился.

– Что! – взревел Апостол. – Да я, знаешь, что с тобой сейчас сделаю?

– Стоп! Стоп! – выметнулся из телеги собака, – Котяра, я тебя как брата прошу: не заедайся. Ты, родной, ни фига не понял. И не надо пока. Иди себе, делай, что велено. Шак, брось оглоблю. Себя вспомни. Все! Разошлись в разные концы леса! Котик, только я тебя умоляю, быстро не возвращайся. Дай командиру отойти. Он тебя и вправду может приложить так, что мало не покажется.

Всю дорогу до речушки, которая бежала среди кустов за поляной, Саня черно злился. Решил даже, что покидает арлекиново добро в воду и по тем же кустам уйдет. Пусть потом ищут, если захотят навалять. Фиг его в лесу поймаешь.

Он продрался сквозь подлесок, оскальзываясь на плоских валунах, спустился к воде и только тут, освободившись от неудобной вонючей ноши, дал себе труд помыслить. В результате чего вышло: самое время возвращаться назад и подставлять шею под Шакову длань.

Стало муторно. Как ни крути, спасая его, они сильно рисковали. Не решись Шак нагло смыться с границы, переждала бы стража налет и вытряхнула кота-преступника из захоронки. Ему – усекновение хозяйства, им – высылка с конфискацией. То есть: мыкаться без лошадей, без припасов, без декораций. Так что – сиди, котяра, дерьмо отскребай. Хоть этим за добро отплатишь.

Он, наверное, до утра бы там полоскался. Но, во-первых, банально хотелось жрать – в животе урчало, как в дробильном барабане – во-вторых, со стороны поляны вдруг послышались довольно громкие, и какие-то лишние звуки. Будто там не четверо арлекинов на ночлег устраивались, а целый отряд. По шуму – народу на биваке сильно прибавилось. Наученный опытом длинного и трудного сегодняшнего дня, Саня, прихватив зонтики, в обход открытого пространства, покрался к своим кибиткам. Благо, уже пали густые сумерки.

За переплетением колючего шиповника и жимолости, за кустами крушины на косогоре росли высоченные в два обхвата дубы. Кот перебегал от дерева к дереву, скользил между стволами, высматривая, что делается на поляне.

Там в свете двух костров мелькали кони и люди. Человек десять, столько же животных. Один костер – свой. Второй – на дальнем конце чей-то.

Кто-то еще решил устроить тут ночлег? Леса им мало! Или соблазнились веселым соседством? Кот метнулся к следующему дереву. Оттуда стала видна монументальная фигура Шака. Вожак стоял, широко расставив ноги, уперев руки в бока. За спиной – костер. Сцепленные повозки остались чуть в стороне. На одной Саня разглядел Сольку, узнал по длинным, светлым волосам. Собаки видно не было.

Вовсю полыхал чужой костер. Люди копошились в темноте. Чем они заняты, Саня понять не мог. Поближе бы глянуть. Он шагнул и чуть не заорал. На плечо сзади мягко опустилась рука.

– Тихо, – шепнул в самое ухо собака. – Молодец, что напрямую не поперся. Сиди здесь. Я сейчас.

И так же нечувствительно как появился, исчез. Вот гад! До мокрых штанов напугал. Но раздражение тут же откатило. Саня заметил справа от себя шевеление. Куст в пяти шагах от него даже не качнулся, а будто вздохнул и опять замер. Кот потянул носом. Не собачий нюх, разумеется, но все равно лучше человеческого.

А за кустами как раз и притаился человек. Один. С оружием. Высматривает. А что еще? Не цветочки же он сюда нюхать приполз. Ищет подходы к их телегам, стащить чего-нибудь наладился. Саня встал на четвереньки, а затем и вовсе лег на живот. Ползти оказалось легко. Трава мягко пригибалась. Он по дуге обогнул куст, с засевшим в нем наблюдателем, чтобы одним коротким прыжком прямо с земли оказаться у того на спине. Лапа с, наполовину выпущенными когтями зажала человеку рот. Тот рванулся, но тут же сник.

– Вовремя, – прошелестел рядом голос собаки. – Тащи его к телегам. Я там одного уже пристроил.

Кот ухватил человека за руку и поволок как куль. Правда, пленника пришлось слегка придушить. Для его же блага: начнет вырываться, еще поранит себе чего-нибудь.

Путешествие не заняло много времени. Солька увидела кота и махнула рукой в сторону продолговатого свертка. Собака связал человека, заткнул ему рот и накрыл сверху попоной. Зачем выдумывать? Саня поступил так же, а, управившись, легко взмыл в повозку к девушке.

– Что тут творится?

– Цыгане, – коротко отозвалась Солька и нагнулась к самому дну телеги. Там под ворохом одеял лежала Цыпа.

– Это они ее?!

– Нет. Она на границе сильно… испугалась. Спит. Цыгане к нам пока не подобрались. Спереди Шак, сзади собака, а ты пленных посторожи. Они нам очень пригодятся.

Саня покосился на кульки. Один не шевелился, другой хоть и подавал признаки жизни, но слабые. Гораздо интереснее разворачивались события на поляне. Тени у цыганского костра притаились, прекратилось мельтешение. В центре поляны собралась целая компания. Посередине высоченный – ростом, пожалуй, с Шака – мужик в черной рубахе, поверх которой блестела множеством монеток и вшитых камешков плотная безрукавка. Черные штаны заправлены в начищенные – отсюда видно – сапоги.

Цыган Саня видел всего один раз. И-то издалека. Они как-то прикочевали к их деревне в Камишере. Мамка тогда спрятала его в погреб и продержала там два дня. Так что, выпущенный на волю котенок увидел только хвост, уходящего табора. Ох, и пугала его мамка потом теми цыганами. А сама как боялась! Не зря, видать. Соседи по поляне, чем дальше, тем меньше ему нравились. Их главарь стоял точь-в-точь как Апостол. Этот руки сложил на груди, и тот – будто передразнивая. Шак вскинул вверх ладонь, их предводитель – тоже.

– Да быстрее, ты! – прошипела Солька. – Иди. Не видишь, Шак зовет.

Откуда-то сбоку из темноты образовался и уже стоял за плечом Апостола собака. Саня не посмел ослушаться.

– Здравствуй, Шак! Какие узкие дрожки в этом княжестве. Нам с тобой никак не разойтись, – насмешливо прокричал цыганский главарь.

С той стороны запалили факел. Собака тут же зажег свой. Стало возможным, рассмотреть цыгана в деталях.

Никакой это оказался не человек! Тоже лошадь. Только темной масти. Грива длинная, черная, глаза черные, даже вытянутые вверх уши – черные. Ручищи – о-го-го! А за спиной, все ж таки – люди. Обычные. Только одеты странно. Ну что с них взять – цыгане. В руках у всех ножи. Саня пожалел, что бросил зонтики. Не весть что, конечно, но сейчас любая палка могла пригодиться. Он искоса глянул на собаку. Тот тоже стоял с пустыми руками. Только верхняя губа высоко поднялась, открывая поблескивающие клыки.

Когти, что ли показать,– прикинул Саня. Неа. Не станет он стращать. Зачем?

– Здравствуй, Чалый! Не потерял еще надежды меня пощипать? – мирно отозвался Шак.

– Если цыган расстался с надеждой, но уже не цыган. Он – бродячая собака.

– Поаккуратней, – усмехнулся Апостол. – Мой друг Эд может обидеться.

– Здравствуй, собака, рад видеть тебя живым.

– А я-то как рад! – зловеще отозвался Эдвард.

– Я смотрю, у тебя прибавление в семействе, – кивнул Чалый в сторону Сани. – Продай кота, Апостол. Я тебе за него золота дам.

– Откуда у тебя золото? В прошлый раз я видел только дерьмо.

– А я клад нашел. Не веришь? Давай торговаться. Даю за кота два золотых.

– Зачем тебе кот, Чалый?

– Мышей ловить, – расхохотался цыганский главарь.

– У меня есть другой товар.

– Девчонки? – голос Чалого посерьезнел.

Кажется, он заинтересовался предложением. Ну, за Сольку можно выручить какие-то деньги. А на фига цыганам курица-то?

– Нет, – разочаровал старого знакомого Шак. – Я не торгую товарищами. Только – людьми. У меня случайно оказались двое цыган. Им не очень у нас понравилось. А дальше станет еще хуже. Я люблю своих лошадей, Чалый, они требуют отдыха. Как ты посмотришь, если завтра одну из моих кибиток потащат твои люди? В княжестве Венс плохо относятся к цыганам. Вряд ли кто-нибудь станет за них заступаться.

– Ва! – взвыл Чалый, развернулся и влепил затрещину ближайшему сподвижнику. – Раззявы! Что ты скажешь про этих недоумков, Апостол? Ни украсть, ни покараулить.

В цыганских рядах произошло замешательство. Люди отшатнулись от главаря. Оно и понятно, разъяренный Чалый запросто мог убить. Шаг за шагом толпочка цыган откатилась к своему костру и загородила его спинами. Чалый остался один на один с арлекинами.

– Ну, здравствуй, брат, – прошелестело из полутьмы.

– Здравствуй, – откликнулся Шак.

– Обниматься не будем?

– Это лишнее.