Счастье в ладошке… Роман

– Ну-ну, перестань, девонька! Молодая, раскрасавица, с умом, не пропадёшь. Экое баловство – стишки писать. Лучше рисуй себе на здоровье. Больно нужен тебе институт! – и притянула её к себе, начавшую плакать от своей да тёткиной жалости, от неудач и огорчений и от того, что на нее будут пальцами показывать, мол, лучшая ученица школы провалилась на экзаменах. Значит, такая она отличница!

Потом в её жизни появился Максим Гаврилов, приехавший в гости к своей бабушке, соседке Марии Степановны. Красивый, высокий, кудрявый и такой солидный. Молодой, а говорил, что работает на заводе начальником.

Всё восхищался Наташкиными длинными роскошными косами. Приехал раз, приехал два, а на третий раз сказал: «Дорасти до 18-ти лет и выходи за меня замуж.»

Наташка, убегая от его горячего взгляда, думала, что он, такой статный и умный, просто шутит. С ней часто шутили, как с ребенком, почему-то не признавали её взрослости. Других девчонок домой парни провожали, ухаживали за ними, а её, Наташку, мальчишки играться звали, а ребята постарше только и знали, что хвалить косы, называя её недотрогой. От досады хотелось их даже обрезать, что вскоре и сделала…

А тут и Максим подоспел и позвал замуж. Решила, что вновь шутит, обиделась, а потом оказалось, что он и вправду был в неё влюблен. Влюблялся долго и молча, ожидая своего часа. Влюблялся искренне и навсегда, ибо видел в скромной девочке свой идеал будущей жены.

ЖИЗНЬ НАИЗНАНКУ

Максим Гаврилов, завидный жених, не думал о пышных и богатых девушках: ему сразу же приглянулась юная золотокосая девушка, с белоснежной улыбкой и ярко-изумрудными распахнутыми на всё ангельское личико глазами. Это была Наташка – соседка его бабушки, куда он приезжал в гости.

Лишь увидел её – зашлось сердце, заныло в груди: только и мечтал о такой, светлой и скромной, чистой и застенчивой, с необыкновенными серо-зелеными глазами, устремленными навстречу жизни, глубокими, как два озера. Много ли встретишь таких?! И у кого они такие?..

После первого насильно сорванного Максимом поцелуя, Наташка испугалась: ей показалось, что Максим хочет съесть её, так он был жаден в поцелуе.

«А в книгах, – думала она, – совсем не так ведут себя молодые и влюбленные… Там как-то всё происходит нежно, красиво… Вначале долго разговаривают, волнуются, а потом уже незаметно, прикрывая от стыда глаза, целуются».

Но смирилась, не убежала и не прогнала Максима. Раз так, значит, так оно и должно быть! До него она ни с кем не целовалась, с тётей-мамой разве?

Смотрела на Максима, широко открыв глаза. Не то, что привыкала, а постепенно смирялась с его ласками и поцелуями. Думала: иначе не бывает. Наверное, у всех женихов и невест так всё и начинается… А она, Наташка, хочет что-то своё придумать, либо с тех же книжек брать пример.

Зато тётя-мама говорила ей:

– Наталья! Не пара он тебе. Оставь ты этого кавалера. Я чую недоброе. Ой, чую!..

– Подумаешь, не пара? Почему не пара? Потому что он образованный и городской, а я деревенская? И я буду учиться! Догоню его обязательно. Вот увидишь!

– Да он и старше тебя. Слишком уж напористый… А ты хоть любишь его?

Наташка сверкнула своими красивыми зелеными глазами:

– А кто такого красивого не любит? Конечно, люблю. Ещё как!

– Эх, дитя ты, дитя! Твой жених, поди, еще в школу ходит. Он из тех, которые тебя играться зовут. Не пара он тебе! Не пара! И не тем, дочурка, что он образованный да городской. Не тем! Как тебе объяснить, если сама не чувствуешь?

Может быть, Наташа и чувствовала, если бы знала, что именно надо чувствовать. Всё ведь было хорошо, интересно, лишь Макс целовался слишком жадно, не помня себя и дрожа всем телом. Ей же хотелось с нежностью прикоснуться к нему и самой поцеловать, но стоило ей потянуться к нему, как он на тихие и робкие прикосновения её губ обрушивал лавину необузданных чувств, заглушая и пугая её порывы. Всем он был хорош для неё. Даже скучала, когда долго не приезжал, ни о ком и думать не хотела. Вот только его жадность в поцелуях её пугала и настораживала до боязни.

– Максим, – иногда просила его, – поговорим о чем-то. Не обнимай меня и не целуй так сильно! Я тебя иногда боюсь. Боюсь, что…

– Нет и нет, кроха! – прерывал он её и снова жадно зацеловывал: горели от его нетерпеливых поцелуев её губы, глаза, на шее появлялись пятна, которых она на следующий день стыдилась, закрывая косынкой.

Иногда из-за этого они ссорились. Не выдерживая обильной страсти, как ей казалось, заходившей слишком далеко, отталкивала его, отстранялась. Он злился, повторяя, что она не любит его и зачем тогда выходит к нему на свиданья. Тогда становилось жалко его, такого большого и обиженного, и с жаром убеждала его, что любит, любит, только не надо так вести себя. А в ответ слышала :

– Я не могу иначе! Я тебя люблю! Очень люблю. Хочется вобрать тебя всю в себя и там радоваться тобой и восхищаться до потери сознания, до боли, до разрыва живого сердца. Иначе с тобой рядом нельзя…

Наташка волновалась. Ей еще никто таких слов не говорил. Да и в книгах пока такие слова ей не встречались. Что, это такая любовь? Так разве надо?! А по-другому никак нельзя?! Более нежно, более ласково…

И всё же верила Максиму, что не обманывает её и в то же время понять не могла, что это за любовь такая? Для него, Максима, казалось, существует только её юное тело, будто она безголовая и безрукая, будто и слов она говорить не умеет…

Чем чаще он приезжал в гости к бабушке, тем больше привязывалась к нему, считая его уже своим, и даже не представляла, что ещё с кем-то, кроме Максима, она может встречаться и целоваться.

ЖИЗНЬ В НЕВОЛЕ

Немногим больше года продолжались их встречи и почти всегда заканчивались тем, что Максим уезжал злой, а она, обвиняя себя во всём, переживала до следующей встречи, которой, казалось иногда, уже не будет. Не будет и всё! Так складывались обстоятельства.

А потом вышла за Максима замуж, полная радужных надежд и планов, самых благих намерений и прекрасных желаний. Казалось, проще простого построить счастливую семью: всё делать хорошее для мужа. Только для него и ради него!

«Так и будет! – сияли её счастливые глаза. – Так и будет! Сегодня, завтра и всегда! По-другому она не умеет да и не позволит…»

А на замечание одной из родственниц, которая, глядя на её юное и такое прекрасное лицо, спросила: «Что сияешь, как новая монета? Всё лучшее уже позади!», Наташка, блестя глазами, лишь подумала: «Видно, неудачница, вот и всем такое пророчит. Нет, у меня всё будет иначе!»

Почти с первого дня новой семейной жизни начала внедрять свой нехитрый план устройства семьи, не подозревая, что Максим получил уже от своей матери совершенно противоположные наставления и соответственно с ними выстроил свою программу: программу воспитания молодой и неопытной жены.

Единственный сын у матери, Максим Гаврилов был неплохим парнем. Его любили товарищи за общительность, а подчиненные (он работал на заводе старшим технологом) за простоту. Умный, с организаторской жилкой, он был из тех людей, которые не так простодушны, чтобы не ценить своих достоинств, и не так робки, чтобы сомневаться в правоте своих позиций, в отличие от Натальи, которая ни в чем не была уверенной до конца и считала себя помельче многих. Особенно высоко она ценила своего мужа во всех вопросах семейной жизни и словно поливала под ним урожайным дождичком благодатную почву.

Его любые желания не обсуждались, а принимались с верой в их мудрость и рассудительность, с надеждой на то, что Максим всё знает: и в работе, и в жизни. И раз он говорит, так будет лучше.

А мать его, Евгения Викторовна, высокомерная и гордая своим прошлым женщина, считала, что умнее и красивее её сына нет на целом свете. И никак не могла понять, как он мог додуматься до такой глупости: жениться на деревенской простушке. Долго сопротивлялась, отговаривала сына от этого поступка, ставила ультиматумы: я или она? Тут же приводила неопровержимые, как ей казалось, доводы: во-первых, – деревенская; во-вторых, – никто и ничто; в-третьих, – молодая, ничего не умеет, а она, мать, вечно за ним ухаживать не собирается.

Максим молчал и всё-таки настоял на своем:

– Молодая – значит, не испорченная еще жизнью, не избалованная никем и ничем. То, что деревенская, тоже не беда: ко всему приучена, к городской жизни привыкнет. А без образования? Зачем мне нужно её образование? Самая неудобная жена – образованная жена! Слава богу, моей головы и образования хватит на двоих.

– Она же тоненькая, как стебелек… Подует ветер – и свалится.

– Окрепнет у нас. Есть что кушать и пить. Не пожалеем, подкормим.

Евгении Викторовне деваться было некуда – и в их доме появилась Наташка, робкая, тихая, словно маленький безобидный зверёк, загнанный в клетку, со страхом и надеждой заглядывающий в глаза людям и вопрошающий, что же с ним дальше будет?

По отношению к свекрови у Наташи был такой план: уважать и любить, называть её «мамой», и если Евгения Викторовна увидит, как она, Наталья, любит Максима, как старается во всём ему угодить, да и с ней, свекровью, ладит и во всем соглашается, то и говорить ничего не станет; может, сама полюбит её, терпеливую и такую красивую невестку, что все заглядываются на нее. Может, и дочкой будет называть.

Так хотелось всего этого Наташе! Так хотелось!

«Самое главное, – думала она, – перебороть себя и назвать её «мамой», хотя этим словом она никого не называла, а свою Марию Степановну звала только «тётя-мама.»

И, словно бросаясь с головой в холодную воду, напряглась и в первый же день, дрожа всем телом и еще не зная ответной реакции, обратилась с этим словом к высокой, пышной и горделивой женщине, совсем не похожей на её тётю-маму.

Евгения Викторовна вздрогнула от непривычки (девичий голос еще никогда не называл её мамой), потом поджала губы и пыталась как-то деликатно дать невестке возможность понять, какая она ей «мама»? Сама же долгое время обращалась к невестке на «вы».

И чудно было юной Наташке слышать к себе такое обращение, и всё труднее ей было в таких условиях называть Евгению Викторовну «мамой», выговаривать это доброе, теплое слово, но она держалась мужественно, пока однажды не выдержала и спросила Максима:

– Максим, почему твоя мама обращается ко мне на «вы»?

– А ты у неё спроси, если такая любознательная. И по мелочам меня не отвлекай!

Впервые защемило Наташкино сердечко. Впервые черная капелька грусти закралась в ее душу и там засела, не желая покидать это теплое уютное местечко.