Асмодей нашего времени

Кончивъ эту операцiю, Неб?да вытерся платкомъ.

– Уфъ, пропадай оно! Умаялся. У Итальянцевъ это былъ; купилъ вотъ это. Что за картины! Сей часъ покажу. – А мать гд?? – Смотрите-ка сюда, Владимiръ Петровичъ!

И взявъ за руку Софьина, Неб?да подвелъ его къ столу, и стадъ развертывать покупку. Согнутая въ трубку бумага плохо укладывалась на стол?, и Софьинъ, держа въ одной рук? шляпу, другою принужденъ былъ придерживать поминутно свертывавшiеся эстампы.

– Глядии-ка, ась! говорилъ Неб?да, отъ всего сердца услаждаясь своей покупкой. Ватерлоская битва. Да-съ, двадцать пять ц?лковенькихъ. Вотъ она штука-то какая! Ну, да и есть за что! Наполеонъ-то, вишь-ты! Задумался, разбойникъ. Такъ теб? – вору, и надо! и это Сультъ должно быть; умаливаетъ. Умадивай, умаливай, а видно, придется "выкинуть фигуру на цыганскiй ладъ." Вы знаете эту п?сню? Чудесная, такихъ нынче ужь не пишутъ. У меня есть она; я, пожалуй, дамъ вамъ ее списать. – А пушки-то? Подбиты. Ужь стало быть, когда подбиты, то въ д?ло не годится. Это ужь такъ, я самъ по артиллерiи служилъ. А вотъ это, продолжалъ Онисимь Сергеевичъ, развертывая другой эстампъ, прощанiе въ Фонтенебло… Да подержите-ка. Ужь коли на то пошло, я покажу вамъ вс? мои картины. Коллекцiя, батюшка, коллекцiя. Поставьтека шляпу-то и держите вотъ такъ.

Онисимъ Сергеевичъ шибко пошелъ въ кабинетъ, оставивъ Софьина у стола съ растопыренными руками. Marie прыснула и залилась со см?ху. Самъ Софьинъ не могъ удержаться отъ улыбки. Вырвавшiйся въ это время изъ подъ одной руки эстампъ быстро свернулся въ трубку; Софьинъ хот?лъ было удержать упрямца, потерялся, – и эстампы полет?ли на полъ.

– Эхъ, вы ловкiй! кричалъ Неб?да, выходя изъ кабинета. Не покажу жь вамъ за то ни одной,

Софьинъ поднялъ съ полу картины и отеръ потъ, проступившiй у него на лбу.

– А у Клюкенгутовъ сегодня будете?

– Да, онъ приглашалъ меня.

– Будьте, и мы будемъ.

– Значитъ, до свиданья! сказала, вставая, Marie и кивнувъ головой Софьину, пошла на другую половину чрезъ кабинетъ отца.

– А давно вы у насъ? сказалъ Неб?да, остановивъ Софьина на порог?.

– Съ часъ будетъ.

– Ну, вотъ и хорошо. И сами развлеклись, и моихъ….

Софьинъ не слышалъ конца этой р?чи. Онъ быстро сб?жалъ съ л?стницы, опрометью бросился въ коляску, надвинулъ шляпу почти до самаго носа и крикнулъ "домой!" такимъ страннымъ голосомъ, что ходившiя по двору индюшки разомъ встрепенулись и прокричали ему что-то всл?дъ на своемъ индюшачьемъ язык?.

Глава седьмая

Есть люди на св?т?, которыхъ любитъ св?тъ и ставитъ на на степень образца и подражанiя. Онъ любитъ ихъ, какъ аттестованныхъ поклонниковъ своихъ, какъ строгихъ блюстителей законовъ духа времени, духа льстиваго, обманчиваго и мятежнаго. За поклоненiе себ? онъ предписываетъ другимъ неофитамъ своимъ кланяться и подражать этимъ любимцамъ и жрецамъ своимъ, уже посвященнымъ въ его элевзинскiя таинства.

Люби себя и все употребляй средствомъ для своихъ ц?лей вотъ законъ св?та, крамольно идущаго противъ законовъ истиннаго св?та!

Передъ читателемъ мелькалъ кое-гд? легко и безъ особеннаго нам?ренiя набросанный эскизъ Пустовцева. Лохматая голова, густыя брови, св?тскость или, по его собственному выраженiю, эксцентричность – вотъ черты, которыми досел? обрисованъ былъ этотъ челов?къ, коему суждено играть существенную роль въ нашемъ разсказ?. Прим?ты эти остались и теперь при немъ: но ясн?е и отчетлив?й опред?лилась его внутренняя физiономiя. Не скоро сказывается смертный своимъ внутреннимъ содержанiемъ. Пудъ соли съ?шь съ челов?комъ, пока его узнаешь, говоритъ справедливая, русская пословица.

Пустовцевъ принадлежалъ именно къ тому покол?нiю, которое такъ в?рно очертилъ и такъ грустно оплакалъ покойный Лермонтовъ въ своей "Дум?". Отецъ Пустовцева, самъ воспитанный въ правилахъ XVIII в?ка, ревностный поклонникъ Дидро, д'Аламберта, Вольтера, Бэля и другихъ энциклопедистовъ прошлаго стол?тiя, незам?тно, и даже, можетъ быть, мимовольно передалъ и сыну своему неуваженiе ко всему, что издревле д?ды и прад?ды наши почитали неприкосновенной святыней. Труня и изд?ваясь надъ кроткимъ благочестiемъ и простосердечной молитвой своей жены, онъ перелилъ и въ сына тоже кощунственное направленiе, уронивъ во мн?нiи ребенка достоинство его матери, и пустивъ во всю ширину юной души корень зла и растл?нiя. Быстрыя способности малютки были отличнымъ проводникомъ уроковъ, которые и словомъ и д?ломъ давались ему на всякiй часъ и на всякомъ м?ст?. Вотъ пришла мальчику пора поступить и въ школу. Мать, прижимая къ груди посл?дыша своего, со слезами благословила его святой иконой, зав?щавая ему помнить Бога и запов?ди Господни, и въ гор? жизни приб?гать къ Небесной Заступинц? вс?хъ скорбящихъ. Слушалъ отецъ эту давно забытую и отверженную имъ молвь искренней в?ры, и что-то сокрушительное шевельнулось въ груди его, и показалась было на глаза его благодатная слеза раскаянiя и умиленiя: но гордо отряхнулъ онъ эту слезу, когда малютка, вырвавшись изъ объятiй матери, съ улыбкой подошелъ къ отцу и показывая икону, сказалъ: "папа, куда мн? д?вать это?" – Отдай Ефремк?! отв?чалъ отецъ: пусть положитъ въ чемоданъ. – И по?халъ юный питомецъ въ путь свой съ отцовскими правилами въ сердц? и съ матернимъ благословенiемъ въ чемодан?.

Прошелъ наконецъ ребенокъ и узаконенный курсъ воспитанiя; сталъ юношей и вышелъ съ отличн?йшимъ аттестатомъ и лохматой головой. И какихъ-какихъ наукъ не было прописано въ его аттестат?! Вс? семь греческихъ мудрецовъ въ сложности не знали и половины того, что показанъ знающимъ двадцатил?тнiй юноша… И вышелъ нашъ мудрецъ въ люди, и поставили его прямо лицомъ къ лицу съ жизнiю, которую конечно не могъ же онъ изучить на школьной лавк? и въ ученической куртк?. Ему открыли знатную служебную карьеру, маня все впередъ да впередъ наградами и отличiями. Корабль, значитъ, пришелъ въ портъ, началась разгрузка. Посмотримъ, что тамъ такое.

Вотъ Пустовцевъ въ храм? Божiемъ. Значитъ, таки доброе с?мя, брошенное въ его сердце матерью, не пропало даромъ? Не знаю. По крайней м?р? небрежность, съ какою онъ вошелъ въ святое м?сто, его раскланиванье съ знакомыми, его разговоры и усм?шки, его поза полная дерзости и неблагогов?нiя, не показываютъ этого. Онъ взбиваетъ свои волосы, опирается, почти ложится на перилы, обратясь бокомъ къ олтарю, беретъ лорнетку, висящую на груди его и разсматриваетъ публику на противоположной сторон?. Онъ вертится, приподнимается, ищетъ кого-то: но в?рно, н?тъ того, кого онъ ищетъ, потому что съ видомъ небрежнаго неудовольствiя обращается онъ къ близъ стоящему своему подражателю и заводитъ съ нимъ разговоръ, какъ зам?тно, веселый. Еще пять, десять минутъ – и Пустовцевъ, взглянувъ на часы, медленно поворачивается и выходитъ изъ храма Божiя, горделиво откланиваясь толп?, подобострастно разступающейся передъ нимъ. "Бой-голова!" говоритъ всл?дъ ему молодой чиновникъ, обращаясь къ своему собрату, ужи пос?д?вшему на служб? въ чин? титулярнаго. – Да, отв?чаетъ этотъ протяжно, не намъ чета, и кладетъ земной поклонъ въ простот? ума и сердца.

Б?да затронуть религiозныя уб?жденiя этой бойкой голо вы! Было когда-то въ мод? самое жалкое, самое глупое, безотчетное нев?рiе; челов?къ отвергалъ все, не трудясь даже надъ анализомъ того, что отвергалъ; см?ялся надъ всемъ священнымъ потому только, что оно недоступно было его узкому и тупому уму. Пустовцевъ на этой шкоды: отъ великой таймы мiрозданiя до посл?днихъ явленiй силы Божiей, бывающихъ и въ наше скудное в?рою время, онъ все подвергалъ критическому обзору, требуя одного лишь знанiя и знанiя; что же превышало умъ его, что не укладывалось въ узенькiя кл?точки челов?ческой логики, онъ все отвергалъ, какъ пустяки, какъ сущiй вздоръ. Непоб?димымъ уб?жденiямъ противопоставлялъ онъ насм?шку; колющей правд? – ловкiй софизмъ, – и близорукiй слушатель его терялъ точку опоры своихъ давнихъ, религiозныхъ уб?жденiй, а св?тъ р?шилъ, что это челов?къ прекрасно образованный и свободный отъ предразсудковъ.

Пустовцевъ на государственной служб?. Передъ нимъ люди съ своими несчастiями и ошибками, съ своими слабостями и пороками; въ его рукахъ перо, которымъ въ иную пору легче меча можно разс?чъ гордiевъ узелъ злонам?ренныхъ хитросплетенiй. Но отъ чегожь такою грустною вышла изъ комнатъ его вотъ эта вдова съ двумя малютками? Отъ чего такъ весело подпрыгиваетъ вотъ этотъ горбатый адвокатъ, изв?стный всякому мошенничествомъ и ябедою? Отъ чего тамъ встревоженъ вотъ тотъ господинъ, котораго, за полчаса тому, мы зам?тили въ окна квартиры Пустовцева сид?вшимъ близъ стола, заваленнаго бумагами?… Гмъ, мало ли отъ чего? Эти господа недовольные пришли искать защиты и правосудiя; они принесли ему свою правоту, свои страданiя и свои уб?жденiя въ д?л?, грозящемъ имъ неминуемою б?дой: но в?дь и забыли то, что господа, подобныя Пустовцеву, служатъ не людямъ, а закону; что, по уб?жденiю этихъ умниковъ, не законъ созданъ для челов?ка, а челов?къ для закона, то есть, не суббота ради челов?ка, а челов?къ ради субботы. Васъ ограбили, обезчестили; вы начинаете д?ло, прося защиты: но вы начали не по форм?, вы пошли прямою дорогой, а не окольнымъ путемъ, – и васъ поворотятъ назадъ, поведутъ по мытарствамъ и будутъ водить до скончанiя в?ка. Пропадетъ и охота искать удовлетворенiя за грабежъ и обиду! Между т?мъ вашъ обидчикъ, или ходатай его, знаетъ надлежащую форму и вставитъ въ нее д?ло, въ которомъ вы страдательное лицо; гд? нужно, обр?жетъ его; гд? понадобится, вытянетъ, и д?ло какъ тутъ быть, какъ разъ по форм?. Глядитъ блюститель закона, подобный Пустовцеву, на все это, и важно объявляетъ, что ваши претензiи нич?мъ не доказываются, то есть, если васъ и точно ограбили и обезчестили, то ограбили и обезчестили по форм?, и потому сд?лаетъ вамъ же зам?чанiе по форм?, чтобъ вы не см?ли формально безпокоить начальство, если и впредь васъ ограбятъ и обезчестятъ безъ всякой формы… Не одинъ Пустовцевъ, въ наше велеученое время, смотритъ съ этой точки на свои служебныя обязанности; не одинъ изъ такихъ, зная Сводъ Законовъ, не знаетъ Русской Правды… Конечно, не маралъ Пустовцевъ рукъ своихъ безчестнымъ взяточничествомъ; не явились къ нему просители съ докладными записками, содержащими въ себ? радужныя доказательства правоты ихъ д?ла; не нажить ему никогда "благопрiобр?теннаго": но не далеко уйдутъ д?ла подъ такой невздоимной рукой, ибо въ виду такихъ господъ не люди съ ихъ несчастьемъ или подлостью, а школьная задача о чемъ-то метафизическомъ, чуждомъ д?йствительности. Fiat justitia, pereat mundus! {Да будетъ правосудiе, и пусть гибнетъ мiръ!} повторялъ Пустовцевъ, гордо поднимая лохматую голову, и самъ, б?дненькiй, не подозр?валъ всей глупости этой школьной, стародавней поговорки, высиженной въ кабинет? какимъ нибудь Н?мцемъ-педагогомъ.

Пустовцевъ въ обществ?. Какъ онъ ловокъ! Какъ толпятся вокругъ него эти барыни, изъ вс?хъ силъ старающiяся испортить свою репутацiю, – эти юныя созданiя, недавно увидавшiя св?тъ и не вкусившiя еще смертоноснаго яда его! Слышите ли вы этотъ гомерическiй хохотъ окружающей его толпы? В?рно, корабль ея бросилъ въ кого нибудь изъ присутствующихъ бойкое, язвительное слово. И не пощадитъ онъ для такого словца ни связи супружеской, ни отношенiй дружескихъ, ни привязанности родственной, ни н?жности д?тской, ни любви родительской… Какъ удавъ, онъ обливаетъ все ядомъ неотразимой насм?шки и возмутительнаго презр?нiя. Градомъ сыплются увлекательные софизмы его на все святое ума и сердца; тяжкимъ молотомъ сарказма и иронiи разбиваетъ онъ кумиръ, которому поклонялись вы досел?, и измельченными черепками онъ бросаетъ въ васъ все самихъ, любуясь вашей душевной болью и тайными страданiями….

Какъ онъ честенъ! говоритъ св?тъ. Да, честенъ, – но честенъ, какъ язычникъ. Дайте такому челов?ку деньги, – онъ возвратить ихъ; сообщите ему ходячiй секретъ, – онъ сохранитъ его; но не вв?ряйте ему нм вашей тайны задушевной, ни чувства любви и привязанности, ни имени вашего друга, ни чести вашей супруги, сестры и дочери. Онъ затопчетъ ихъ въ грязь, если только это нужно для его удовольствiя и ненасытнаго эгоизма.

Заподозрятъ читатели автора въ преувеличенiи набросаннаго образа: но заподозрятъ напрасно. Онъ уже встр?чался имъ и въ Он?гин? – Пушкина, и въ Печорин? – Лермонтова, и въ Петр? Иванович? – Гончарова; только тамъ они выглажены, убраны и причесаны, словно на балъ. Любуется ими челов?къ, не зря страшнаго растл?нiя являемыхъ ему типовъ, и не нисходя до сокровенн?йшихъ изгибовъ ихъ души…

И вотъ такой-то челов?къ явился руководителемъ еще неопытной Marie. Юное сердце ея прильнуло къ этому искусителю, очарованное его зм?инымъ, неотразимымъ взоромъ. Онъ вид?лъ привязанность къ себ? Marie, и небрежной невнимательностью развивалъ въ ней эту привязанность до страсти. Робкая Marie грустила, когда онъ не являлся къ нимъ по н?скольку дней; ей нравились бойкiя и остроумныя выходки Пустовцева, которыхъ не удавалось ей слышать ни въ институт?, ни въ своей, слишкомъ обыкновенной, семь?. Maman мучила ее своими аристократическими претензiями: но Пустовцевъ уже усп?лъ показать Marie см?шную сторону важничанья ея мамаши, а съ этимъ вм?ст? убилъ въ ней и должное уваженiе къ виновниц? дней своихъ. Въ саркастическихъ насм?шкахъ надъ правами родителей, онъ простеръ софизмы свои до того, что первое, естественное основанiе правъ родительскихъ обратилъ имъ же въ упрекъ и поношенiе, – и все это предъ д?вицей, внимавшей ему отъ простоты ума и непорочности сердца!.. Онъ показалъ въ настоящемъ вид? моральное значенiе самаго Онисима Сергеевича, и низведши его въ сословiе оригиналовъ, заставалъ Marie отъ души см?яться надъ р?чами отца, ловко и удачно копируемыми Пустовцевымъ. Онъ сбилъ съ пьедестала мнимой учености mademoiselle Елену и артистически уб?дилъ ее, что oнa не артистка, и что ея разсужденiя о музык? и вообще объ искусствахъ очень – очень немузыкальны и неискусны. Marie увид?ла, что сестра, которую она прежде ставила выше себя н?сколькими. градусами, такъ себ?, ничего; въ сл?дствiе такого уб?жденiя она поприбавила сп?си, и посл? н?сколькихъ домашнихъ стычекъ благоразумная Елена уступила сестр? поле битвы, и подм?тивъ въ Marie небывалую прежде бойкость и р?зкость въ приговорахъ, пошла противоположнымъ тому путемъ. А между т?мъ Пустовцевъ удачно усп?лъ подд?латься подъ прямой и откровенный тонъ Онисима Сергеевича; Соломонида же Егоровна, запуганная его эксцентрическими правилами, половину которыхъ, правду сказать, она и не понимала хорошенько, спасовала окончательно и предоставила Marie д?йствовать, какъ она знаетъ, въ томъ однакожь уб?жденiи, что дочь ея уронить себя никакъ не можетъ, ибо хорошо помнитъ, чьихъ она и какой фамилiи. Софьинъ, о которомъ Marie им?ла неосторожность на первыхъ лорахъ отзываться слишкомъ выгодно, подвергся сильн?йшимъ нападкамъ и самому злому остроумiю Пустовцева, который ошибочно думалъ пресл?довать въ немъ соперника себ?, но весьма в?рно предугадалъ въ немъ противника преступнымъ своимъ замысламъ.

М?сяца за четыре предъ симъ на вице-губернаторскомъ кресл? города В. посадили какого-то русскаго н?мца Ивана Ивановича Клюкенгута. Жители города В, сл?дуя давней, коренной своей привычк?, основательно обревизовали новаго своего сочлена. Оказалось, по самов?рн?йшимъ справкамъ, что Клюкенгутъ, впрочемъ умный челов?къ, женатъ и им?етъ штукъ шесть д?тей, что онъ прибылъ со всемъ своимъ семействомъ, что собственное состоянiе у супруга весьма сомнительно, но что въ зам?нъ того, онъ получилъ за своей законной половиной самыя осязательныя наличности въ капиталахъ, возвышаемыхъ или уменьшаемыхъ разными записными в?стовщицами, "смотря по расположенiю въ воздух?"; что онъ женатъ уже л?тъ дв?надцать, и что не смотря на огромную лысину супруга, дражайшая его половина не находитъ въ немъ другихъ недостатковъ, и въ сл?дствiе того почти всякiй годъ даритъ его то Петрушенькой, то Оленькой, то Андрюшенькой, а иногда Павлушенькой и Таничкой вм?ст?. Морщился н?жный супругъ отъ такого благословенiя небесъ: но чтожь д?лать? Надо было принимать благимъ сердцемъ такую благодать, т?мъ бол?е, что тестюшка его, откупщикъ какой-то плодородной губернiи, всякiй разъ присылалъ своей дочк? по пяти тысячъ "на зубокъ", что въ н?которомъ род? составляло значительное подспорье умножавшемуся семейству и позволяло супругу не пугаться ниспосылаемой ему небомъ благодати. Боже! Какъ хорошо было бы для рода челов?ческаго, еслибъ у всякаго зятюшки были такiе тестюшки! Теорiя Мальтуса должна бы тогда остаться чист?йшей глупостью.

Супруга многочаднаго отца семейства Софья Кузминишна Клюкенгутъ, урожденная Лоскутникова, съ перваго же раза обратила на себя исключительное вниманiе города. Все оказалось въ порядк?: наружностью Софья Кузминишна была ничего себ?; круглое лицо ея въ надлежащихъ м?стахъ им?ло молочную б?лизну, а гд? долгъ велитъ и румянецъ; руки у ней были весьма и весьма недурны, а ножками она брала р?шительный верхъ надъ вс?ми, на кого работали модная башмачница "пани Куявска cъ Варшавы." За то мадамъ Клюкенгутъ при всякомъ удобномъ и даже неудобномъ случа? старалась выставлять натурою то, что у ней было хорошо. Она носила башмаки собственнаго изобр?тенiя съ кривой подошвой, показывавшiе ногу съ лицевой стороны весьма въ маломъ вид?. Она искусно драпировала ручку, и сидя всегда старалась держать ее въ вертикальномъ положенiя, ни за что ни позволяя свободно обращаться крови, что, какъ изв?стно, много портитъ изящную руку, придавая ей излишнюю полноту, а иногда и красноту. Прод?лки подобнаго рода не могли ускользнуть отъ внимательныхъ наблюдателей и особенно наблюдательныхъ, которыя единогласно р?шили, что мадамъ Клюкенгутъ кокетка. Въ какой м?р? это справедливо и даже справедливо ли судить не наше д?ло, хоть и д?йствительно, н?которыя доискались бол?е прочнаго основанiя такому мн?нiю въ томъ именно, что мадамъ Клюкенгутъ не терп?ла своихъ дочерей, – признакъ, какъ зам?чаютъ многiе, обличающiй закорен?лую кокетку. Но опять и этого мы не принимаемъ за в?рное, считая такое явленiе психологической тайной, изв?стною лишь прекрасному полу.

Ясно теперь, что ревизующiе не остановились на одной вн?шности, а естественнымъ порядкомъ пошли дальше. Такимъ образомъ, по св?д?нiямъ, изъ подъ руки собраннымъ, оказалось, что мадамъ Клюкенгутъ, урожденная Лоскутникова, получила домашнее воспитанiе, то есть, что ее питали въ д?тств? всякими сластями, исподволь учили грамот?, и когда Софинька начала округляться, договорили учителя, который съ небольшимъ въ два года усп?лъ преподать ей вс? науки отъ граматики да астрономiи включительно. Французскiй языкъ, какъ первая и самая важная статья въ русскомъ воспитанiи, былъ предметомъ наибольшей заботливости родителей Софиньки съ самаго ея д?тства. Для этого, кром? учителя Француза Трепе, при ней находилась неотлучно какая-то полупом?шанная пани Рублевска, тоже "съ Варшавы", отличавшаяся необыкновенной охотой болтать, и въ безустанной р?чи своей храбро м?шавшая вс? изв?стные ей языки. Вышла наконецъ Софи и изъ д?тей; ее стали наряжать какъ куколку, и кокетство, – чувство врожденное всякой мало-мальски хорошенькой женщин?, явилось и у новой прозелитки св?та. Нянька, называя ее безприданницей, въ тоже время нап?вала своей питомиц?, что за нею денегъ куры не клюютъ. Что ни говорите, а толки такого рода вскружатъ хоть какую голову; Софинька стала уже жениховъ смышлять, и въ многолюдной толп? молодежи отыскивать "предметъ" свой. Но какъ на б?ду, ни одинъ изъ предметовъ, бывшихъ на лицо, не приходился ей по м?рк?, какую состроила она въ своемъ воображенiи. Вотъ Софиньку и въ корсетъ облачили; а изв?стно, что это такая пора въ возраст? д?вицы, когда грудь ея начинаетъ волноваться иногда м?рно и плавно, какъ передъ передъ бурей, иногда безпокойно и шумно, какъ дыханiе испуганнаго во сн?. Софиньк? стукнуло осьмнадцать, но по какому-то странному капризу сердца, Софи громко стала осм?ивать романическую страсть и начала находить больше смысла въ бракахъ по разсчету. Явленiе, д?йствительно иногда бывающее въ жизни и юной красавицы, (о заматор?вшихъ во днехъ своихъ и не говорю, – тамъ это легко объясняется), но только оно почти всегда разр?шается очень невыгодно для супруга, указаннаго разсчетомъ.

Было ли то предчувствiе, иди особаго рода призванiе, но только mademoiselle Софи нашла партiю именно по мыслямъ своимъ. Въ городъ, гд? обиталъ родитель ея, прибылъ н?кто Клюкенгутъ, командированный свыше по какимъ-то служебнымъ д?ламъ. У предс?дателя Казенной Палаты, задушевнаго друга откупщику, Клюкенгутъ познакомился сначала съ самою Софи, а потомъ и съ ея папенькой. Д?ло было за преферансомъ, за который внимательный хозяинъ усадилъ прi?зжаго гостя визави съ дочерью своего задушевнаго друга. Надо зам?тить, что Sophie, сначала изъ угожденiя своему папеньк?, отчаянному любителю вс?хъ коммерческихъ игръ, а потомъ и собственному влеченiю, сд?лалась одною изъ страстныхъ почитательницъ прiятнаго и полезнаго препропровожденiя времени за картами. Она даже сд?лала себ? этимъ огромную репутацiю, и записные знатоки преферанса говорили, что съ mademoiselle Loskutnikoff нельзя рисковать на семь, не им?я въ рукахъ почти осьми. Прi?зжiй гость испыталъ это на себ?, проигравъ н?сколько игръ, по его словамъ в?рн?йшихъ: но когда Sophie глубокомысленно доказала ему, что-молъ такъ и такъ, что сл?довало бы выходить вотъ съ этой, а не козырять, то Клюкенгутъ согласился, что игры его были не в?рн?йшiя, и тутъ же получилъ справедливыя понятiя объ основательности и д?льности своей партнерки. Посл? двухъ пулекъ они долго еще разговаривали о случайностяхъ игры въ преферансъ и разстались совершенно довольные другъ другомъ. Съ этой минуты завязалось между ними н?что въ род? "сердечнаго согласiя", и когда Клюкенгутъ, дня черезъ три посл? первыхъ достопамятныхъ проигрышей, явился съ визитомъ къ Лоскутниковымъ, Софи уже смотр?ла на него, какъ на постояннаго своего партнера, и потомъ сходясь съ нимъ гд? нибудь, вм?сто пошлаго осв?домленiя: "какъ ваше здоровье?" – обыкновенно спрашивала: "что вы вчера или сегодня сд?лали? – на что Клюкенгутъ отв?тствовалъ длиннымъ разсказомъ о томъ, какъ наприм?ръ, третьяго дня онъ проигралъ въ бубнахъ, им?я на рукахъ вотъ. то и то. Эти невинные разговоры до того сблизили нашихъ партнеровъ, что они стали подумывать о партiи другаго рода, гд? тоже не обходится безъ ремизовъ, и иногда очень печальныхъ. Говоритежь посл? этого, что карты выдуманы для того лишь, чтобъ убивать попусту время!

Какъ бы то на было, но въ пятим?сячное пребыванiи Клюкенгута въ м?ст? жительства Лоскутниковыхъ д?ло уладилось какъ нельзя лучше. За три дня до отъ?зда Клюкенгута, молодые партнеры были помолвлены законнымъ порядкомъ, и Sophie, оставшись нев?стой, еще бол?е привязалась къ картамъ, оказавшимъ ей такую услугу.

Нужно знать, что Sophie и тутъ помогъ привычный разсчеть. Мимо другихъ личныхъ достоинствъ своего нареченнаго, она приняла съ соображенiе и сообщенное ей св?д?нiе, что Клюкенгутъ, по окончанiи порученiя, непременно получитъ м?сто предс?дателя или вице-губернатора. И д?йствительно, м?сяца черезъ четыре, старикъ Лоскутивковъ показалъ ей газету, въ которой значилось, что коллежскiй сов?тникъ Клюкенгутъ назначается Исправляющимъ должность Предс?дателя Уголовной Палаты въ городъ такой-то. По тойже почт? они получили отъ жениха письмо, которымъ онъ оффицiально и в?жливо испрашивалъ позволенiя явиться для окончанiя д?ла, "о коемъ, сказано въ письм?, всякую секунду напоминовенiе д?лаетъ кольцо, блистающее на одной изъ моихъ палецъ". Отв?тъ на это письмо писала сама Sophie. Прочитавъ его н?сколько разъ съ разстановкой, свойственной откупщикамъ, старикъ Лоскутниковъ вычеркнулъ н?которыя, по его мн?нiю, горачiя выраженiя, и взв?сивъ потомъ каждое слово въ посланiи нев?сты, отправилъ его страховымъ уже по другой почт?. Черезъ м?сяцъ Лоскутинковы шумно отпировали свадьбу своей единородной, и проводили молодыхъ въ путь-дорогу къ м?сту службы Клюкенгута.

Бол?е десяти л?тъ прошло посл? этого событiя, пока въ городъ В. явился Клюкенгутъ съ своей супругой. Мы уже вид?ли, какъ приняты были они всемъ народонаселенiемъ города, пропускаемъ и происшествiя, случившiяся въ семейств? Клюкенгута въ первые м?сяцы ихъ прибытiя, он? не относятся къ нашему разсказу. Посмотримъ, что было дальше.

И постъ, занимаемый Клюкенгутомъ, и состоянiе его требовали, чтобъ онъ жилъ открыто. Ради такой причины у Клюкенгутовъ образовались изв?стнаго рода пятницы. День этотъ выбранъ былъ потому, что, какъ говорилъ Иванъ Ивановичъ Клюкенгутъ, "больше удобности для увеселенiя представляетъ, и служба ничего не претерп?ваетъ, поелику на суббот? присутствiя не бываетъ." Между постоянными пос?тителями и пятницъ и другихъ непривиллигированныхъ дней нед?ли зам?тн?й вс?хъ былъ Пустовцевъ. Мадамъ Клюкенгутъ съ н?котораго времени начала оказывать особенное вниманiе къ этому губернскому льву; она даже отказывалась отъ преферанса, какъ скоро пров?дывала, что на вечеръ къ нимъ пожалуетъ Пустовцевъ. В?стовщицы радехоньки были такому казусу, и плели сплетни, словно кружево. Они по секрету передавали другъ другу разныя зам?тки; и догадки ихъ, по видимому, им?ли видъ н?котораго правдоподобiя. Мадамъ Клюкенгутъ, въ самомъ д?л?, была ужь слишкомъ неосторожна, и дружескiя отношенiя свои къ Пустовцеву простерла до излишней конфиденцiальности. Конечно, никто противъ того не станетъ спорить, что дам? дозволяется больше, ч?мъ не-дам?: но есть пункты, которые равно не годятся для той и для другой, а особенно, если дама им?етъ честь быть матерью… Сильно почесывался лобъ у добраго Клюкенгута; онъ ясно вид?лъ, что жена его "пошаливаетъ немножко": но сообразивъ, что в?дь особеннаго влеченiя другу къ другу они никогда не им?ли, и что въ выбор? удовольствiй они совершенно вольны, снисходительный супругъ сталъ хлопотать лишь о томъ, чтобъ шалость его супруга не слишкомъ выходила изъ границъ св?тскаго приличiя, и сообразно такому, флегматически-н?мецкому, взгляду на вещи, самъ же мимовольно помогалъ врагамъ своей супружеской чести. И Пустовцевъ пользовался этимъ очень хорошо: но легко удавшаяся интрига скоро ему наскучила. Онъ чаще обыкновеннаго началъ говорить передъ самою Клюленгутъ о младшей Неб?д?; бол?е прежняго сталъ оказывать при всякомъ случа? вниманiе къ Marie. Надо быть не женщиной, чтобъ не вид?ть въ этомъ кой-чего отличнаго отъ обыкновенныхъ отношенiй между молодыми людьми разныхъ половъ. Софья Кузьминишна ясно вид?ла, что теряетъ своего поклонника, что она уже наскучила ему, что ей приходится отбивать игру, рискуя поставить огромный ремизъ; разсчитавъ хорошенько, она уб?дилась, что всякаго рода трагическiя сцены, бывающiя въ такихъ случаяхъ, не поведутъ ни къ чему доброму, а пожалуй, еще усилятъ въ Пустовцев? отвращенiе къ ней, и – чего добраго, ославятъ ее не слишкомъ съ выгодной стороны. Въ силу такого уб?жденiя, Софья Кузьминишна сама даже стала сод?йствовать возникающей страсти Пустовцева, и съ особеннымъ участiемъ выслушивала одобрительныя р?чи его о Marie, искусно выв?дывая тайныя мысли самой д?вушки о своемъ лохматомъ Фоблас?. Marie изъ подъ руки подсм?ивалась надъ супругомъ, который, весь отдаваясь ломберу и ералашу, знать не хот?лъ о прод?лкахъ своей половины; злые языки говорили, что мадамъ Клюкенгутъ только замаскировываетъ свою интригу съ Пустовцевымъ и непрем?нно обремизитъ д?вушку: но такое мн?нiе врядъ ли основательно, а впрочемъ не знаю. Софья Кузьминишна простерла наконецъ заботливость свою до того, что начала уже намекать Пустовцеву объ "Исаiе ликуй"; но Пустовцевъ обыкновенно отражалъ такiя нападенiя эксцентрическими выходками противъ брака, ч?мъ зам?тно радовалъ дальновидную посредницу.

– Но какая же ц?ль твоего ухаживанiя? спрашивала Софья Кузьминишна, сжимая руку Пустовцева.

– Очень простая: собственное мое удовольствiе, – отв?чалъ обыкновенно Пустовцевъ, пуская къ верху дымъ папироски.

Глава восьмая

– Какъ угодно, дяденька, а б?лый галстухъ будетъ приличн?й, говорилъ Племянничковъ съ видомъ знатока.

– Хорошо и въ чорномъ, отв?чалъ Софьинъ, од?ваясь передъ большимъ зеркаломъ.

– Вотъ и перчатки у васъ какого-то стальнаго цв?та.

– Такъ чтожь?

– Сл?дуетъ въ б?лыхъ.

– Явимся и въ этихъ.

– Позволяется; а танцовать будете?

– Н?тъ.

– Отъ чегоже-съ?

– Пора ужь нашему брату остепениться; довольно потанцовалъ я въ свою пору.

– Танцуютъ и вдвое старше васъ…