Асмодей нашего времени

– Увы, labitur omne, суета суетствiй! Нема, дяденька. Кредиторы, ана?емы, все выточили. А что оставалось, – ну, туда сюда, я ничего не осталось.

– Эхъ, какой же вы! Ну вотъ вамъ ваши деньги. Только пожалуста, не забывайте впередъ у меня ни вашего кошелька, ни бумажника.

– Не могу дать в?рнаго слова. Ахъ, произнесъ Племянничковъ трагически, до чего доводитъ челов?ка разс?янность! Вм?сто двухъ захватилъ четыре сигары!.. До свиданья же, дяденька! Покорн?йше благодаримъ-съ.

И нап?вая какой-то водевильный куплетъ, Племянничковъ вышелъ.

Оставшись одинъ, Софьинъ долго ходилъ большими шагами, оттолкнувъ съ досады кресло, выдвинувшееся на средину, безъ всякаго дурнаго умысла. Потомъ онъ остановился у окна, заложивъ руки за спину. Громкiй стукъ про?зжавшихъ дрожекъ обратилъ его вниманiе. Укутанный съ изысканной небрежностью въ щегольскую альмавиву, и положивъ ноги на крылья дрожекъ, сид?лъ или в?рн?е лежалъ Пустовцевъ и насм?шливо гляд?лъ на окна квартиры Софьина. Лицо его зард?лось яркимъ румянцемъ; онъ съ р?шительнымъ видомъ кликнулъ Никиту и вел?лъ закладывать лошадей.

– Bon jour; мусье Софьямъ, проговорила мадамъ Неб?да, грацiозно протягивая руку. Вы совс?мъ забыли насъ. Можно ли это? Въ ваши л?та жить такимъ отшельникомъ непростительно.

– Склоняю передъ вами мою повинную голову, отв?чалъ Софьинъ, оффицiально улыбаясь.

– Вы, говорятъ, им?ете престранную привычку, вдругъ ни съ того ни съ сего покидать вашихъ знакомыхъ, и иногда по полугоду не заглядывать къ нимъ.

– Точно, въ характер? моемъ есть такая странность.

– Надобно "сокращать свой характеръ", важно зам?тила Соломонида Егоровна.

– Впрочемъ мои добрые знакомые не въ претензiи на меня за то. Они снисходительны къ подобнаго рода капризамъ больной, разстроенной моей души.

– Ахъ, мусье Софьинъ, неужьто вы такъ мало влад?ете собой?

Софьинъ устремилъ на нее вопрошающiй взглядъ, р?шительно не понимая, къ чему сд?ланъ ею такой вопросъ. Соломонида Егоровна расхохоталась. Владимiръ Петровичъ, неизв?стно почему, осмотр?лся кругомъ.

– Я вижу, продолжала Соломонида Егоровна, что вы меня не поняли. Вотъ что значитъ, позвольте вамъ зам?тить, удаляться отъ общества! Вы уже отвыкли отъ языка насъ б?дныхъ смертныхъ.

– Что вы хотите сказать этимъ, Соломонида Егоровна? Вм?сто отв?та, мадамъ Неб?да снова расхохоталась. Положенiе Софьина становилось часъ отъ часу хуже и нестерпим?е.

– Перем?нимте разговоръ, сказала Соломонида Егоровна, задыхаясь отъ см?ха.

Софьинъ поправилъ на голов? волосы и неприм?тно потеръ себ? лобъ.

– Чтожь новенькаго? сказала мадамъ Неб?да, прищуривъ глаза.

– Вы сами же изволили назвать меня отшельникомъ, такъ какiя же могутъ быть новости у отшельника?

– Значитъ, вы на меня разсчитываете? Напрасно.

– И не думалъ. Я бываю у моихъ добрыхъ знакомыхъ не изъ любопытства, и совс?мъ не для того, чтобъ выспрашивать городскiя новости.

Въ тон?, какимъ произнесены были эти слова, слышалась худо скрываемая досада. Нельзя было не зам?тить, что все сказанное мадамъ Неб?дой было результатомъ какихъ-то сплетней и наговоровъ, и что, какъ видно, кто-то сильно постарался на счетъ Софьина.

– Maman, maman! прозвучалъ крикливый голосъ Жоржа: не удается, хоть тресни! продолжалъ онъ, прыгая на одной ног? съ какой-то бумагой въ рук?.

– Ou' est que vous faitez? жеманно спросила маменька.

– Кесь-кеву, кесь-кеву! Нашъ попка въ Петербург? выговаривалъ гораздо лучше… а, bon jour! сказалъ онъ, увидавъ Софьина и небрежно протягивая ему руку: гд? это вы пропадали?

– Жоржъ! вы забываетесь! сказала мамаша съ н?жной строгостью.

– Вообразите, monsieur Софьинъ, продолжалъ Жоржъ, не обративъ никакого вниманiя на зам?чанiе своей мамаши, – какъ ни билась Marie, не выходитъ!

Онъ поднесъ бумагу къ самому носу Софьина.

– Угадайте, кто это?

Софьинъ взглянулъ на подставленный ему листокъ. Тамъ была набросана карандашомъ какая-то рожа, и видно было по всему, что художникъ не им?лъ ни мал?йшаго понятiя o живописи, а натужилъ свое воображенiе, схватывая н?которыя, рельефно выдававшiяся черты чьей-то физiономiи.

– Ну, угадываете чтоль?

– П?тъ, не угадываю, холодно отв?чалъ Софьинъ, отстраняя рисунокъ.

– Какъ же не угадать? Ну, смотрите!

Онъ перекинулъ черезъ руку Софьина, которою отстранялъ онъ отъ себя неугомоннаго Жорженьку, рисунокъ, и приблизилъ его ни этотъ разъ ужь такъ близко къ носу Софьина, что тотъ подался назадъ и покрасн?лъ съ досады.

– Онисима Сергеевича н?ту-съ? сказалъ онъ, уклоняясь отъ Жоржа и обращая р?чь къ Соломонид? Егоровн?.

– Да что у тебя тамъ такое, моншерь?

– Да ты-то, кесь-кеву, угадаешь; мн? хочется, чтобъ вотъ они.

– Ну-ка, ну, покажи, сказала маменька, н?жно улыбаясь.

– Дай грошъ! сказалъ Жорженька, прижавъ бумагу къ груди и подб?гая къ мамаш? на одной ножк?.

– Дамъ, дамъ, шалунишка.

– Дамъ, дамъ, – гд?жь ты его возьмешь? Гроша в?дь н?ту, а есть дв? копейки.

– Проказникъ! н?жно сказала маменька, обращаясь къ гостю. Вотъ таковъ онъ всегда у меня! Пребыстрое дитя!

Жоржъ подалъ ей рисунокъ

– Ужь не Пустовцевъ ли это? спросила Соломонида Егоровна.

– А есть сходство?

– Есть, особенно въ прическ?.

– Ну, нашла въ чемъ! Да Пустовцевъ отъ роду не носилъ никакой прически. Онъ даже и расчесывается собственной пятерней. А угадайте, мусье Софьинъ, кто рисовалъ?

– Жоржъ! подхватила Соломонида Егоровна, желая остановить его.

– Ну, что? Разв? нельзя сказать? А вотъ скажу же: Marie. Да нечего крутить головой-то, нечего!

Софьинъ улыбнулся; но что было въ этой улыбки, опред?лить трудно. Можетъ, онъ улыбнулся настойчивости дерзкаго мальчишки, можетъ, н?жной слабости матеря, а можетъ быть… впрочемъ трудно сказать, чему онъ улыбнулся. Но горько-насм?шлива была эта улыбка…