– Однажожь споете?
– Споетъ, непрем?нно споетъ! за это ужь я берусь! подхватилъ Племянничковъ.
Владимiръ Петровичъ поморщился отъ досады.
– Извините, Елена Онисимовна, не теперь, а когда нибудь въ другое время.
– Даете слово?
– Даю.
Племянничковъ и Елена отошли. Софьинъ сталъ отыскивать по окнамъ свою шляпу.
– Куда-куда? завопилъ Онисимъ Сергеевичъ, показавшись изъ кабинета.
– Что-то нездоровится, Онисимъ Сергеевичъ.
– Пустяки! что тамъ у васъ? Выпейте березовки. Вотъ я сейчасъ… Только съ аптеками не связывайтесь; будь он? прокляты! Начиниваютъ насъ всякими гадостями да порошками, будто мы мелкокостная н?мецкая натура. Полноте жь! Поставьте шляпу-то! Маша, не пускай Владимiра Петровича!
– Онисимъ Сергеевичъ! громко крикнула Соломонида Егоровна.
– Ну, что теб??
Соломонида Егоровна, сид?вшая въ кресл?, притянула его къ себ? за петлю фрака и стала говорить что-то шопотомъ. Онисимъ Сергеевичъ, согнувшись въ дугу, слушалъ, поглядывая изъ подлобья въ сторону.
– Глупости! сказалъ онъ потомъ, отводя руку жены. Чортъ знаетъ что такое лезетъ теб? въ голову! Пусти-ка, мн? некогда. Тамъ ждать будутъ.
И Онисимъ Сергеевичъ проворно пошелъ въ кабинетъ къ оставленному имъ карточному столику.
– Маша! сказалъ онъ, проходя мимо ея: говорю, не пускай Владимiра Петровича.
Marie взглянула на мать: но Соломонида Егоровна сид?ла, отворотясь. Д?лать нечего: приказанiе папеньки должно было исполнить безъ согласiя маменьки. Marie подошла къ Софьину.
– Куда вы, Владимiръ Петровичъ?
– Что мн? сказать вамъ?
– Ничего, проговорила она быстро; я все знаю; будемте ходить.
Софьинъ, наклонивъ голову и заложивъ руки за спину, пошелъ рядомъ съ Marie. За ними неутомимо сл?дилъ подозрительный глазъ Соломонидц Егоровны, а въ гостиной дв? барыни – об? страшныя сплетницы – перекинувшись знаменательнымъ взглядомъ, подвинулись одна къ другой поближе, и вступили, какъ зам?тно, въ горячiй споръ, взглядывая по временамъ въ залу черезъ растворенныя двери.
– Не глядите такимъ Байрономъ, сказала Marie, не поворотивъ головы.
Владимiръ засм?ялся.
– Вотъ этакъ лучше, сказала Marie. Однако, позвольте узнать, что вы нашли см?шнаго въ моихъ словахъ?
– Въ вашихъ словахъ ничего н?тъ см?шнаго: но мое теперешнее положенiе крайне см?шно.
– Почему такъ?
– Долго объяснять.
– До ужина кончимъ.
– Не стоитъ.
– Вы нев?жливы.
– Согласенъ.
– Я васъ прошу.
– А если я откажу?
– Мн??
– А почемужь не вамъ? Почемужь другому кому нибудь я могу отказать, а вамъ н?тъ?
– Потому, что другому кому нибудь ничего за васъ не досталось, а мн? досталось.
– Марья Онисимовна! Вы самое милое, невинное дитя! см?ясь сказалъ Софьинъ.
– Ого! да вы, милостивый государь, еще и дерзки!
– Если только чистая, святая правда въ глазахъ вашихъ можетъ быть дерзостью…
– И вашихъ комплиментовъ и названiя дитятей я не принимаю на свой счетъ.
– Какъ вамъ угодно.
Они продолжали ходить молча. Черезъ минуту Софьинъ опять засм?ялся.
– Послушайте, Владимiръ Петровичъ, это ужь досадно! Что вы тутъ находите см?шнаго?
– Не обижайтесь, Марья Онисимовна. Я см?юсь про себя и надъ собой.
– При дам?-то, господинъ кавалеръ?
– При дам?.
– Хорошо это?
– Очень хорошо. Безъ этой дамы я не припомнилъ бы давно забытаго.
– Значитъ, забытое вами такъ см?шно?
– Оно не было см?шно въ свою пору.