– Простишь ли меня… Ибо я послал тебя на смерть…
В ответ он услышал негромкие, но твёрдые слова Вараввы:
– Утешься – не на смерть ты меня послал, а на жизнь вечную, ибо искуплю все грехи свои!
Вошёл слуга с факелом в руке. Варавва отстранился от Иосифа, повернулся и решительным шагом пошёл к двери. Слуга вышел из комнаты первым, освещая дорогу Варавве.
– Не могу проводить тебя… – жалобно сказал Иосиф в спину Варавве, – Ноги не слушаются меня…
Варавва, не останавливаясь, обернулся к Иосифу и сказал ему всего одно слово:
– Прощай!
16. Глас народа
Плотная цепь римских солдат разделяла городскую площадь на две неравные половины. Её большая часть была запружена народом, возбуждённая толпа издавала мощный многоголосый гул, слышный и даже за городскими стенами. Утро выдалось душным и безветренным, а притиснутые друг к другу люди пришли на площадь уже давно – понемногу на площади всё усиливался тяжёлый запах разгорячённых человеческих тел.
В центре меньшей части площади располагался высокий каменный помост, на который из примыкающих ворот вела широкая лестница.
Внезапно раздались долгожданные звуки труб – и толпа взревела! Солдаты, стоявшие у ворот, открыли их, и на помост во главе процессии из римских чиновников и высших иудейских священников торжественно поднялся Понтий Пилат. Он остановился на правой части помоста. Следом солдаты выволокли на левую часть помоста осужденных на смерть: Христа, затем Варавву, потом двух других. Увидев их, толпа взревела ещё громче…
Осуждённые были крепко связаны и нетвёрдо держались на ногах, даже людям, стоящим в последнем ряду, были хорошо видны следы побоев.
Иисус выглядел совершенно обессиленным и измученным, внешне он казался безразличным ко всему происходящему.
Стоявшие плечом к плечу двое других осуждённых щурились на солнце, бессмысленно скалили зубы и дёргались, насколько позволяли их путы.
И только Варавва имел вид мужественного, уверенного в себе человека – он стоял, ни шелохнувшись, широко расставил ноги и устремив взгляд куда-то поверх толпы. Иногда он поворачивал голову в сторону Иисуса.
Наконец Понтий Пилат поднял руку и замер в ожидании относительной тишины. Подождав в затухающем гуле секунд десять-пятнадцать и поняв, что тише уже не будет, Пилат выкрикнул в толпу:
– Именем кесаря императора!
Солдаты, подняв копья и мечи, дружно и мощно воскликнули:
– Да здравствует кесарь!!!
Безо всякой паузы Пилат перешёл на арамейский язык и продолжил:
– Четверо схвачены в Иерусалиме и обвиняются в убийствах и оскорблении законов и веры! Они будут казнены сегодня на Голгофе! Имена преступников – Дисмас, Гестас, Варрава и Иисус! Вот они – перед вами!
И Пилат указал рукой на осуждённых. Толпа заинтересованно загудела.
Пилат терпеливо ждал. Когда и этот гуд затих, он продолжил :
– Но казнены из них будут только трое! Согласно закону и обычаю, в честь праздника Пасхи, одному из двух осуждённых Синедрионом – Иисусу или Варавве – великодушный кесарь император возвратит его презренную жизнь!
Как будто просочившись из обезлюдевших улочек, тишина быстро заполнила площадь.
И тут Пилат выкрикнул толпе вожделенный ею вопрос:
– Кого из этих двух хотите, чтобы я отпустил вам?!
Не теряя времени на раздумья и даже не дав Пилату закончить вопрос, толпа мгновенно выдохнула множество заготовленных заранее криков.
– Варавву! – кричало большинство людей.
– Варавву! – кричали мужчины.
– Варавву! – кричали женщины.
– Варавву! – кричали священники.
– Варавву! – кричал народ.
– Варавву! – кричал Иерусалим…
Но и эти крики истощили себя и стали затухать. Тогда Пилат снова обратился к толпе:
– Что же мне сделать с Иисусом, называемым Христом?
Опьянённые своим сиюминутным всесилием, люди дали волю своей жестокости:
– Распни его!
– Да будет распят!
– Распять его!
– На крест!
– Распять!
– На крест его!
– Распять его вместе с другими!
Пилат, ожидавший иного от толпы, обескуражено спросил:
– Какое же зло сделал он?! Ничего достойного смерти не нашел я в нём!
Но толпа не захотела услышать его вопрос. В эту минуту она слушала и слышала только себя:
– Распять!
– Распять!
– На Голгофу его!