Сценарии, пьесы, сценарии. В трёх книгах. Книга 1

– Смерь ему!

– Смерть!

Шум и сумятица в толпе всё увеличивались.

– Варавве – сто плетей, но не убить, и свобода! – сдался Пилат, – А я… Я… умываю руки свои!

Пилат развернулся и торопливо пошёл назад к воротам, не оборачиваясь и не глядя по сторонам. А люди… люди, напирали на солдат и сдавливали друг друга, стремясь протиснуться поближе и получше разглядеть помилованного – растерянного, с ошалелым выражением лица Варавву, которого солдаты уже тащили обратно в ворота.

– Как же… Как же так… Что же это… – шептали его губы, – Господь отверг жертву мою!

И в это же время конвой уже тащил трёх связанных осуждённых на дорогу, ведущую к Голгофе.

В небольшом дворе претории четверо солдат, весело переговариваясь по-римски, быстро и энергично привязали связанные и поднятые руки Вараввы к железному кольцу, прикреплённому к верхней части вкопанного столба. Потом трое ушли. Оставшийся солдат снял со стены ссохшийся бич, подошёл к Варавве, резким движением свободной руки разорвал ткань хитона на его спине и обнажил её, и после этого деловито начал экзекуцию, аккуратно отсчитывая удары:

– Unus… duo… tres… quattuor… quinque… sex… septem… octo… novem… decem…

После нескольких ударов ноги Вараввы подкосились, и он повис на кольце всем своим весом…

Экзекуция подходила к концу:

– … nonaginta septem… nonaginta octo… nonaginta novem… centum!

Солдат неторопливо подошёл к стене, потряхивая натруженной рукой, повесил на неё бич, затем возвратился к столбу и отвязал от кольца руки Вараввы – его обмякшее тело тотчас упало к основанию столба.

Посчитав своё задание добросовестно выполненным, солдат пошёл прочь от Вараввы, на ходу обернувшись в его сторону и скомандовав на ломаном арамейском:

– Вставай и уходи!

Но Варавва остался недвижим. Увидев это, солдат вернулся, взял стоящее у стены ведро с водой и окатил ею тело Вараввы. Тот застонал и слабо шевельнулся.

В это время во дворе с заискивающей улыбкой на лице робко появился слуга Иосифа – Фома. Он поклонился и обратился к солдату:

– Дозволено ли будет забрать его?

– Мне всё равно, – буркнул в сторону Фомы солдат, уходя со двора.

Фома обернулся, помахал кому-то рукой, и тут же во двор въехала запряженная осликом маленькая повозка, которую вёл под уздцы другой слуга Иосифа. Вдвоём слуги бережно положили Варавву на повозку, и понукаемый ослик увёз его со двора..?

17. У Иосифа

Варавва знал, что это сон. Он видел мальчика Иисуса, с трудом поднимающегося в гору по крутому каменистому склону. Сам Варавва безо всяких усилий как будто плыл в воздухе вслед за Иисусом – немного сбоку и позади него. Внезапно Варавва понял, что выше этой горы ничего нет над миром. Мелкие камушки, осыпавшиеся из-под ног Иисуса, катились вниз совершенно бесшумно. Вдруг Варавва почувствовал дуновение ледяного ветра, зародившегося где-то высоко-высоко. Ветер всё усиливался, его порывы взметали волосы и одежду Иисуса, а иногда даже останавливали его, и Иисус едва ли не падал навзничь. Но всякий раз он удерживался и делал следующий шаг. Чем выше поднимался Иисус, тем более сгущался вокруг него тревожный багровый мрак. И происходило что-то ещё. Что-то очень важное… Наконец,. Варавва понял, что именно – с каждым шагом Иисус взрослел и становился всё более похожим на себя – того Иисуса, которого Варавва видел в последний раз. При этом тело Иисуса становилась всё больше и больше, приобретая нечеловеческие размеры. Варавва поразило лицо Иисуса – в его глазах застыли ужас и страдание, но на губах Варавва заметил зарождающуюся улыбку. Наконец, в почти кромешной тьме стали различимы очертания округлой вершины. Иисус поднимался из последних сил. Его фигура была сгорблена навстречу склону, и иногда он даже опирался о него рукой. Неожиданно Иисус остановился. И тут же стих свирепый ветер, как будто его и не было. Варавва понял, что вершина достигнута, и сладкая радость охватила его душу. Иисус медленно выпрямлялся в поясе, вставая в полный рост – и всё светлее и светлее становилось вокруг. Выпрямившись, Иисус распростёр руки в стороны и закрыл глаза. И Варавва всё понял – Иисус обращался к миру и к Отцу своему. Фигура Иисуса наполнилась ярким благодатным светом. Гора куда-то исчезла, или Варавва перестал её замечать – и остался только Иисус, парящий над Миром. И лицо его было радостно и спокойно.

Варавва проснулся от пронзительного ощущения небывалого счастья. И мгновенно пришла щемящая мысль, что это ощущение уже не повторится никогда. Варавва почувствовал, что его закрытые глаза плачут, и удивился тому, что они ещё способны на это. Он не стыдился своих слёз. Постепенно Варавва успокоился, слёзы прекратились, и лишь тогда он подумал: «Где я?». Открыв глаза, Варавва увидел, что находится в комнате, слабо освящённой огнём крошечного масляного светильника. На широкой лавке, сидя с поникшей головой, прислонившись спиной к стене и тихонечко посапывая, спал Фома. Тут голова Фомы поднялась, веки с усилием попытались раскрыться, и он почти проснулся – но нет, голова опять медленно опустилась на грудь, и он снова впал в дрёму.

Варавва почувствовал знакомый крепкий запах – он знал, что так пахнет знаменитый сирийский бальзам, отлично заживляющий раны. Ему почему-то захотелось вспомнить, сколько просят за этот бальзам на рынке. Но вспомнить не удалось. Тут Варавва непроизвольно шевельнулся – острая боль пронзила всё его тело, да так, что он почти потерял сознание. А когда через минуту боль притихла, и он пришёл в себя – он внезапно вспомнил и понял всё! Вспомнил двор претории, столб с кольцом и помост, на котором он стоял рядом с Иисусом… И понял, что Иисус мёртв… Силы и сознание покинули Варавву…

Всё так же без сознания, Варавва лежал в той же комнате, но уже на другой лавке. И лежал уже не на спине, а вниз животом. Спина же его была обнажена и вся покрыта каким-то зеленоватым бальзамом. Вид её был ужасен – глубокие следы бича, местами совершенно выдранная кожа… И опять на соседней лавке мирно спал Фома, на этот раз уже лёжа…

Варавва слабо застонал. Через минуту – ещё раз, чуть громче… Фома проснулся и, позёвывая, сел на скамью… Тут глаза Вараввы открылись. Он с усилием приподнял голову, пытаясь осмотреться. Его взгляд остановился на Фоме.

– Где он? – еле слышно спросил Варавва.

– Спрашиваешь ли ты об Иосифе? – ответил вопросом Фома

Варавва бессильно опустил голову на лавку и промолчал. Потом спросил снова:

– Где Иисус?

– Во гробе. Хозяин мой Иосиф купил ему новый гроб в скале недалеко от Голгофы. Небольшой склеп, но хороший. Ему там будет покойно лежать. Всё сделали, как положено меж людьми. Купил Иосиф ему новую плащаницу. Никодим принес благовония из смирны и алое, и умастили тело его. Всё, как положено нам от отцов наших. Не беспокойся о нём. Вот и Иосиф хочет завтра возвратиться в большой дом свой, в Аримафею…

Варавва с трудом сполз ногами на пол, потом сел на лавку – на лице его застыла гримаса боли. Только теперь Фома окончательно проснулся, вскочил с испуганным лицом, растерянно развёл руки, нерешительно сделал шаг к Варавве, но передумал и выбежал из комнаты. Через минуту он вернулся – уже вместе с Иосифом.

– Зачем ты встал, Варавва! – переполошился Иосиф, – Лежи! Ты изранен и слаб! Спина твоя, хоть и покрыта лучшим бальзамом, но нет на ней живого места!

– Иосиф… – тихо и невнятно ответил Варавва – должен я проститься… с учителем моим… Пойду ко гробу его…

– Неразумное говоришь! Сперва излечись!

Варавва попытался подняться на ноги. Его резко качнуло в сторону, и он едва не упал, но Иосиф шагнул ему навстречу и поддержал.

– Вижу, не переменишь ты воли своей, – с грустью сказал Иосиф, – Фома, принеси новый хитон.

Фома вышел и быстро вернулся с хитоном в руках, после чего Иосиф и Фома помогли Варавве его надеть. На спине Вараввы ткань быстро потемнела, пропитавшись смесью сукровицы и бальзама. Варавва с трудом стоял на ногах. Но видно было, что он всё более приходит в себя, и дух его крепок.

– Фома, иди, запряги осла в повозку, – распорядился Иосиф, – отвезёшь Варавву ко гробу.

Фома расторопно вышел.

Иосиф осторожно отпустил Варавву, но руки его были готовы тотчас поддержать Варавву, если бы тот не смог устоять. Но Варавва стоял. Пошатывался, но стоял. Затем сделал первый шаг к двери. На всякий случай, Иосиф всё-таки подставил ему своё плечо, и они вышли из комнаты.

Во дворе было темно. Переменчивый свет настенного факела освещал всё-того же ослика и всё ту же маленькую повозку. Иосиф и Фома помогли Варавве разместиться в ней поудобнее.

– Скоро рассвет… – сказал Иосиф, всматриваясь в едва светлеющее небо.

Неожиданно громким, своим обычным голосом Варавва задал короткий вопрос:

– Закрыт ли гроб?

– Да, ко входу его привален камень, – ответил Иосиф

– Как мне откатить камень сей?

Иосиф обернулся в сторону Фомы:

– Фома, пойди и возьми жердь крепкую. И поможешь там Варавве.

Фома исчез в темноте и мигом вернулся с толстой жердью длиной пять-шесть локтей, которую он уложил на повозку. Затём он взял ослика под уздцы и повёл его к выходу. Другой слуга распахнул ворота.