Ярый князь

Помня о вспыльчивости и жестокости хана, визирь немедленно снарядил посольство во главе с князем Ачихожием. При прощании визирь посоветовал:

– Дойдёшь конно до Укека, там водой до Нижнего Новгорода. У князя Дмитрия возьмёшь коней и во Владимир. Ежели там нет Дмитрия, иди на Москву. Он там. Отдашь князю послание, а на словах передай, что не сносить ему головы, коли хан ещё раз услышит об ушкуйниках.

4

В Булгаре ушкуйники разделились: большая часть ушкуев пошла в Хлынов, но семьсот ватажников на сорока судах направились Волгой до Твери. Их повёл воевода Василий Фёдорович. Именитому купцу было уже за сорок, и поход на столицу Орды он считал своей лебединой песней. В Новгороде Великом его ждала семья, налаженное дело, а с тем богатством, что покоилось на головном ушкуе, можно было утроить число лавок, лабазов и работников. Теперь главным было дойти до Твери, а там прикупить лошадей и… домой.

В Новгород решил идти и Ярослав. Абакунович поначалу пытался уговорить его зазимовать в Хлынове, но молодец проявил характер, и теперь попутный ветер гнал ушкуи к Нижнему Новгороду.

Василий Федорович вёл караван судов осторожно. Путь до Твери ему был ведом, и потому он обходил встречающиеся на пути города ночами. Почти день простояли ушкуи в затоне за несколько вёрст до Нижнего. Его воевода опасался больше всего. Не те силы были у Василия Фёдоровича, чтобы дразнить великого князя нижегородского Дмитрия Константиновича еле ползущими от перегруза ушкуями повольников. Сорок ушкуев – не двести. Ватажники поначалу ещё роптали, выказывая недовольство ночными переходами, но здравый смысл возобладал, и они смирились.

На дневной стоянке перед Нижним Ярослав выгрузил из ушкуя свою часть добычи. О том, почему он остаётся, сказал лишь атаману. Тот, будучи сам купцом, понял желание молодого новгородца вернуть якобы находящееся на хранении у купца Тимофея Пущина добро. Спрятав в зарослях орешника добычу, Ярослав налегке отправился в Нижний Новгород. Быть узнанным он не боялся. За время похода Ярослав отрастил бороду, нестриженые волосы волнами падали на плечи, да и в плечах от весла и от меча он заметно раздался.

Увидев племянника в горнице, Данила Петрович аж ахнул от неожиданности.

– Да ты ли это? – всплеснул он руками. – Я уж не чаял, когда свидимся… Обнимемся…

Как ни обижался Ярослав на своего дядьку, с лёгкой руки которого он оказался и ведчиком, и в порубе побывал, и разбойной жизни изведал, а родственная кровь сильна, как сильны объятия родственников.

– Охолонь, не то ребра поломаешь. То-то силушку нагулял. Поход с ушкуйниками, я смотрю, пошёл тебе на пользу.

– Какая польза? Тебе бы токмо шутковать. А ну как голову потерял в походе том…

– Бог с тобой, Ярославушка! В роду-то ты один, почитай, мужик остался. На тебя одного надежа. А что в ратном деле побывал, так то только на пользу. А сейчас в баньку, а потом ужо ко князю в горницу. Вот обрадуется. Дмитрий Константинович охоч до вестей…

– А что ушкуйники под городом, его не заинтересует?

– Напасть готовятся? – встревожился воевода.

– Да нет. Сами в тае сидят, ночи ждут, чтобы пройти мимо Нижнего.

– А-а, ну тогда пусть идут. Главное, чтобы тут остановиться не захотели… Ну так что, в баньку?

Ярослав кивнул.

– И я с тобой. Ломота какая-то в теле… А после баньки повечеряем, тогда уж и в княжеский терем…

Ярослав подумать подумал, но сказать не сказал, что как-то спокойно дядька отнесся к вести, что ушкуйники под городом. «Ну, да ему виднее… Может, я чего-то не знаю…»

Князь Дмитрий Константинович уже был извещён о появлении Ярослава и потому пребывал в нетерпении. Усадив молодца на лавку в харатейной, он спросил:

– Верно, что ушкуйники мирно пройдут?

– Истинно так, вот те крест, – перекрестился Ярослав торопливо. – Повольникам не до добычи, довезти бы то, что в Сарай-Берке взяли.

– Как в Сарай-Берке? – вскинулся князь. – Вы что, стольный град Орды воевали?

– Его, государь. И не только его. Прошлись не по одному городу, что на Волге стоят. Надолго запомнит Орда новгородских ушкуйников, – не без гордости проговорил Ярослав.

– Ну и ну, – покачал головой князь. – Ты слышь, Данила Петрович, – обернулся он к воеводе. – В то время, когда Русь выход Орде платит, ватажники сами дань с хана Хидыбека взяли. Чудеса, да и только! Ты вот что, – кивнул князь Дмитрий Ярославу, – подробно, неспешно, обо всём поведай. А ты, Данила Петрович, распорядись, чтобы пораньше ворота заперли да дружину в готовности держи. Чай, ночь-то не поспят, здоровее будут. А ты, молодец, рассказывай.

5

Не прошло и недели, как к пристани Нижнего Новгорода подошёл караван ханского посла Ачихожии. Посол был грузен телом. На нависающем над поясом чреве посла покоилась пайцза[27 - Пайцза – знак достоинства хана, военачальника, ханского сановника в Монгольской империи. Были деревянные, медные, серебряные и золотые.]. Увидевший её, обязан под страхом смерти исполнять волю владельца пайцзы, словно перед ним сам хан Орды.

Ачихожия сошёл по сходням на деревянный настил пристани лишь тогда, когда из ворот города в окружении бояр и воевод вышел великий князь нижегородский Дмитрий Константинович. Приблизившись к послу, князь поклонился и замер, смиренно склонив голову.

Ачихожию это понравилось: князю нижегородскому ведомо, как следует встречать ханского посла.

– Сколько времени тебе надобно, чтобы посадить моих воинов на коней? – вместо приветствия задал вопрос посол.

– Как тебе будет угодно?

– Мне угодно, чтобы до захода солнца у каждого моего воина был конь! – выпятив губу, пренебрежительно ответил Ачихожия.

– Ты хочешь покинуть нас ночью? – не поднимая головы, спросил князь.

– Нет. С восходом солнца… А до того мои воины останутся здесь, у лодок. Пусть принесут еды! А мне поставят шатёр, – распорядился ханский посол.

Уже к полудню табун в три сотни коней был пригнан на волжский берег. Князь Ачихожия осмотрел нескольких и остался доволен. А когда великий князь пригласил посла отведать хлеб-соль в княжеском тереме, Ачихожия сменил гнев на милость и принял приглашение.

Изрядно отведав хмельного мёда в застолье, князь Ачихожия разоткровенничался:

– Не удержится Мюрид на троне великих ханов. В нём не течёт кровь чингизидов, а значит, другие ханы не признают его воли.

– Кто же станет во главе Орды? Может, хан Абдаллах? – подливая в посольский кубок хмельное, заинтересованно спросил Дмитрий Константинович.

– Слаб и этот! Нет. Если кому под силу вернуть великую Орду, собрать все земли воедино, так только Мамаю.

– Кто же это такой? Хан из улуса великого Чингисхана?

– Нет. Он – темник.

– Как темник? Всего лишь темник? – изумился нижегородский князь.

– Темник! Но поступь у него ханская! Поверь, улус Джучи ещё содрогнётся, услышав это имя!

Ночь прошла в сборах. Дмитрий Константинович понимал, что хан Мюрид поскупился, выделив для охраны посла всего три сотни воинов. Одолеть татар под силу и меньшей числом разбойной ватаге, промышляющей в муромских лесах. В лесу главное не количество, а выбранное место и внезапность. Потому он решил послать с послом своих три сотни воинов во главе с воеводой Данилой Скобой. А тот уговорил последовать за собой своего племянника.

– Жизнь – она долгая. Может, знакомство с бельдибеком Ачихожием сгодится. Да и великий князь владимирский Дмитрий Иванович – чай, не последний человек на Руси. Глядишь, и от него что-нибудь перепадёт…

За долгий путь Ярослав и Ачихожия подружились. Несмотря на заносчивый и чванливый вид, посол оказался нрава незлобливого, ума здравого, в посольском чине повидавшего земель немало и потому собеседником интересным. Тем более что обходился он в беседах без толмача. Оказалось, что Ачихожии ведомы языки многих народов, чему Ярослав был немало удивлён. Молодой новгородский купец, являясь благодатным слушателем и хорошим сотрапезником, до того проникся доброжелательством к ханскому послу, что чуть было не проговорился, что и сам побывал в Сарай-Берке вместе с ушкуйниками.

Во Владимире великого князя не оказалось. А так как послу уже изрядно надоело трястись в седле или в возке, что выделил Дмитрий Константинович, то он с трудом сдерживал раздражение, вымещая его время от времени то на своих нукерах, то на воинах нижегородского князя.

Ещё издали, оценив размах каменного строительства Москвы, князь Ачихожия возопил:

– Князю Дмитрию не до ушкуйников! Ему слава хана Берке взор застилает!