– Скажи еще что-нибудь, – попросил я. – Отблагодарю за это вечером. Что-то ласковое скажи!
– Зачем много говорить? – не поняла Лариса моего порыва. – Я тебя с нетерпением жду!
– И все? – разочарованно спросил я.
– Ладно уж! – смилостивилась она. – Я тебя очень люблю. Доволен?
– Почти.
Напившись из телефонной трубки бархатного нектара ее голоса, я с рвением взялся за работу. Кровь из носу, а в одиннадцать часов нужно сдать в набор пространную статью о росте налоговой задолженности промпредприятий. Статистические данные и тезисы доклада заместителя председателя облгосадминистрации лежали у меня на столе. Подумав, я вывел заглавие: «Рывок в прошлое». И ниже: «Задолженность промышленных предприятий области перед бюджетом за прошлый месяц начала опять возрастать и составила…»
В обеденный перерыв вместе с Машей мы перекусили в «Элеганте». Вели себя по-приятельски, но сдержанно. О вчерашнем разговоре не обмолвились ни словом. Мне не хотелось торопить события, я считал, что Маше нужно время, она не должна принимать скоропалительных решений. Конечно, чувствовалось, что секретарша нервничает, находится в напряжении, ждет от меня последнего – решительного – шага.
После обеда я опять засел за работу. Планировал написать статью о жутких потерях электроэнергии. К шестнадцати ноль-ноль страницу экономических реалий и прогнозов необходимо было полностью подготовить к верстке.
Однако спокойно поработать мне не дали. Ближе к трем часам дня в кабинет ворвалась Валентина – молодая женщина с добрыми глазами старушки, отвечающая за криминальную тематику в газете. Лицо Валентины выражало крайнюю степень тревоги.
– Что случилось, козочка? – я с досадой отложил ручку в сторону и, достав сигарету, принялся разминать ее.
– Только что позвонила свекровь, – всхлипывая, затараторила Валентина. – Сынулька заболел, что-то плохое съел. Мне надо срочно ехать домой!
– Бери Сергея и давай, мчи к сыну! – не то посоветовал, не то приказал я. – Не стой, как столб, дуй!
– Но страница… Я не успела подготовить парочку информаций, – промямлила Валентина, уже пятясь к двери.
– Не переживай! – беззаботно махнул я рукой. – Страницу доделаем без тебя. Чем-нибудь залепим.
Смахнув слезинки со своих светло-карих глаз, Валентина убежала. Я опять принялся за статью. Но тут появилась Нина Николаевна из отдела рекламы, притащив свою крупногабаритную задницу.
– Как быть, Иван Максимович? – она сунула мне под нос оттиск какого-то логотипа, – Фирма «Ольвия-Ост» просит поместить в завтрашнем номере эту рекламку, а деньги обещает перечислить только к концу месяца.
– Гарантийное письмо об оплате есть? – я глубоко вдохнул потрясающий аромат духов Нины Николаевны и помимо воли обвел взглядом ее невероятно обширный таз.
– Есть! – отчеканила она, смущаясь моего взгляда.
– Тогда – ставьте! – разрешил я. – «Олъвия» обычно не подводит.
– Но вы на всякий случай распишитесь вот здесь, на страничке, что не возражаете, – попросила Нина Николаевна, улыбаясь улыбкой Джоконды. – А то шеф… Вы же знаете…
Я расписался и отдал ей лист.
Статья о потерях электроэнергии получилась скомканной, зато в график сдачи полос мы вложились. Нужно было еще только подобрать информацию на первую полосу и в Валин «Криминал». Компьютерщики – наборщики и верстальщики – ожидали все это с нетерпением.
К Ларисе я попал в половине восьмого…
– Ну, так что, ты готов сегодня к путешествию, сынок? – старик сидит напротив
меня за столом и, пыхтя трубкой, колотит в стакане густую, темно-серую жидкость. От нее исходит малоприятный, слащаво-гнилостный запах.
Я киваю, наблюдая за его действиями.
– Путь нам предстоит непростой, но ничего не бойся. Как пойдем, так и возвратимся! Я договорился, чтобы нас там ожидали. У тебя будет хороший провожатый.
– А разве не вы будете меня сопровождать? – с удивлением спрашиваю Устина.
– Нет, – качает он головой. – Я лишь провожу тебя к порогу Тартара. И стану там поджидать твоего возвращения.
Дед продолжает помешивать ложечкой свое противное зелье и пускает клубы дыма. Я пью травяной чай.
– Многое тебя удивит, озадачит и, верно, испугает, – объясняет Устин. – Говорю тебе еще раз: ничего не бойся!
Наконец он отставляет стакан на край стола. Бросает дымящуюся трубку в пустую тарелку и, поднявшись со стула, разглядывает меня с ног до головы.
– Разденься! Снимай, пожалуй, и нательное белье. Я сложу твою одежду в узелок, там она пригодится. Теперь выпей этот настой и ложись на топчан.
Мне ничего не остается, как повиноваться. Снимаю свитер, рубашку, брюки и все остальное. Затем беру стакан в руку. Пить варево мне не хочется, и я стою, в нерешительности поглядывая на Устина. Он раскладывает в блюдце комочки какой-то смолы, похожей на ладан.
Потом достает из полотняной торбы мелко нарубленные коренья и траву, сыплет сверху. Зажигает спичку. Светелку сразу наполняет тяжелый, едкий запах неизвестных растений.
– Ты уже выпил? – поднимает голову старик. И, узрев, что я все еще держу в руке неопорожненный стакан, сердится: – Ну, что ты медлишь, Ванятка? Пей, давай! Одним духом.
Зажмурив глаза, брезгливо поморщившись, подношу стакан к губам. Зелье противно, тошнотворно воняет, меня от него воротит, но я выливаю его в рот. На вкус оно оказывается почти никаким, что-то напоминающее слегка подслащенную воду.
– Так, теперь ложись на топчан пузом вверх! – приказывает дед отрывисто. – На спину, на спину ложись!
Я растягиваюсь на лежаке.
Устин поправляет подушку у меня под головой.
– Руки вытяни вдоль тела, не напрягайся, – командует он дальше. – Важно, чтобы ты чувствовал расслабленность.
Через мгновение старик начинает полушепотом что-то произносить, положив мне на лоб холодную руку. Запах тлеющего зелья усиливается. Голос постепенно отдаляется. Раздается мелодичный звон. Его сменяет гудение, похожее на работу трансформатора. По глазам больно бьет резкая вспышка молнии. Меня неожиданно подбрасывает вверх. Затем, ослепленный, вопящий что есть мочи, я устремляюсь вниз.
Кромешная темнота. Леденящий душу ужас. Сознание мутится, мысли путаются.
И вдруг – свет! Яркий, мощный. Его источник не виден, он где-то очень далеко. Я лечу в этом потоке света, он с шумом засасывает меня, как насос. Скорость все время возрастает.
О! Страх куда-то исчез. Я очарован светом. Он, будто сладкая музыка, заполняет мой мозг.
Внезапно в уши шибает звенящая тишина. Неведомая сила, словно сильнейшее течение большой горной реки, вздымает меня в высоту, потом, как щепку, швыряет вниз. Свет меркнет, меняет цвет. В душу холодной и скользкой змеей вновь заползает страх. Но он уже не такой дикий и необузданный. Кажется, что звон тишины усиливается. Липкими щупальцами он обхватывает мою голову, заставляя сомкнуть веки и стонать от тупой, сковывающей сердце и не дающей дышать боли.
– Я рядом! Не бойся! – раздается далекий голос Устина.
Усилием воли открываю глаза. Но в темноте ничего нельзя разглядеть. Тени, только тени, как будто кругом облака, и я смотрю сквозь них
– Где вы, дедушка? – зову я, стараясь перекричать появившийся в ушах непонятный шум. Но он, этот шум, так же неожиданно, как и появился, вдруг исчезает, обрывается.
Как лампочка, вспыхивает дневной свет. С высоты открывается панорама гор. Они стремительно приближаются.