Внучка. Роман

Худиков зажал тисками болванку, еще раз заглянул в чертеж, стал работать напильником. Через некоторое время разжал тиски, промерил деталь со всех сторон штангенциркулем, удовлетворенно кивнул. Выбрал нужное сверло для сверления конического отверстия, взял его в одну руку, в другую – заготовку и направился к сверлильному станку. Но чувствовал себя Худиков неважно – во рту пересохло, пальцы подрагивали. Начал сверлить, но опустил сверло чуть резче, чем требовалось и победитовый кончик сверла откололся. Худиков зло выматерился, сплюнул на пол, тут же размазав плевок подошвой ботинка. Постоял пару секунд, почесывая затылок. Затем хотел было вернуться назад, чтобы взять новое сверло, но, когда шел к верстаку, взгляд его уткнулся в полусогнутую фигуру Никиты, который работал на фрезерном станке. И тут Аркаша недобро ухмыльнулся.

Положив сверло в карман комбинезона, он скорым шагом направился в раздевалку, по пути оглядываясь – не видит ли его кто-нибудь. Так, никем не замеченным он и вошел в раздевалку и сразу же направился к шкафчику Никиты. Снял замок, сунул руку в угол (он ведь уже знал, место), достал пластиковую бутылку пива, отвинтил крышку и, еще раз осмотревшись и убедившись, что никого рядом нет, приложился к горлышку. Пиво было теплым, но его сейчас это меньше всего беспокоило: он чувствовал, как напиток разливается по всему телу, расправляя конечности – хорошо пошло! – пела его душа. Он пил, не отрываясь, часть пенного напитка проливал на одежду, и автоматически свободной рукой, отряхивался.

Выпив до донышка, он даже крякнул от удовольствия. Выждав, пока пиво полностью осядет внутри, он удовлетворенно произнес вслух:

– Ну вот, теперь совсем другое дело! А этого жадину Никиту я проучу.

Он взял бутылку и зашел в уборную, закрылся в кабинке и через пару минут вышел, завинчивая крышку. Поставил бутылку в то самое место и быстро вернулся в цех. Тут же направился к точильному станку. Заточить сверло для него – пустяшное дело. Зато после этого работа у него спорилась, детали прямо плясали в руках.

В конце смены он не стал задерживаться. Даже в душ не пошел. Просто вымыл руки и лицо с мылом, переоделся и исчез, понимая, что, если Никита, как всегда после смены, приложится к бутылке – будет большой скандал.

Так оно, в общем-то и случилось. Никита пару минут посидел у шкафчика, расслабляясь, затем пошел в душ, а после приложился к бутылке. Но, сделав лишь пару небольших глотков, тут же выплюнул содержимое на пол.

– С-суки! Кто это сделал? – закричал он, испугав нескольких переодевавшихся товарищей.

Те в удивлении посмотрели на него.

– Кто выпил пиво, а затем нассал сюда?

Он держал бутылку на вытянутой руке, переводя взгляд с одного на другого. Мужики не сразу сообразили, о чем речь, а, сообразив, захохотали.

– Ник, может просто в тепле у тебя пиво забродило? А ты его за мочу принял, – произнес один из них, чем вызвал повторный взрыв смеха.

– С-суки! Узнаю – кто, кишки на фрезу намотаю!

Он пошел в уборную и вылил все это в унитаз.

6

Наконец, Николай Борисович Спицын собрал аппарат областной администрации. Его знакомство с подчиненными и так уже затянулось до неприличия. Да и сами члены администрации были весьма удивлены таким неординарным поведением нового губернатора, пусть и временно исполняющим его обязанности: вместо того, чтобы сразу приступить к своим обязанностям, он разъезжает по области. Но на Руси известна поговорка, что нет ничего более постоянного, чем временное. Им, и правда, было невдомек, что как раз разъезжая по области и знакомясь с ситуацией на местах, в районах, он уже приступил к работе.

Впрочем, все уже знали, что его секретарь и помощник, которых он привез с собой, активно изучают документы, оставленные в наследство Коньковым, и обо всем достойном внимания тут же докладывают Спицыну. Они же пока занимаются и изучением кадров. Поэтому, несмотря на свое отсутствие на рабочем месте, Спицын был в курсе всех дел в области.

Сам же Коньков предпочел вместо того, чтобы сдать дела преемнику, тут же укатить на свою дачу под Грушином: как говорится, от греха подальше. Спасибо и на том, что его просто сняли, а не отправили под арест, как некоторых его коллег по губернаторству.

К назначенному времени, к 11.00, весь аппарат собрался в малом зале администрации без опозданий. Николай Борисович разглядывал всех с любопытством, словно желал по лицам присутствующих определить их возможности. Разумеется, ему были представлены характеристики на всех руководителей аппарата (даже собранный на некоторых местными эфэсбешниками компромат), однако он не очень вчитывался в них, понимая, что живой характер человека весьма и весьма порою отличается от сухой, мнущейся бумажки. Справа от него сидел Орленко – бывший у него вице-мэром в его прежней епархии. Слева – вице-губернаторы коньковского разлива. Ну и дальше все, кому положено было здесь быть. Сбоку, за отдельным столом сидели его личный секретарь Галина Петровна, женщина лет сорока с крашеными в медный цвет густыми волосами до плеч, и тридцатипятилетний помощник Артур (пока еще держалось в секрете, что Артур – его двоюродный племянник). Еще за одним отдельным столом сидели стенографистки и техник, записывавший на диск совещание.

Спицын еще раз бегло прошелся глазами по сидевшим, желая понять, что же его все-таки здесь не удовлетворяло. Но пока не мог сообразить, что именно.

Наконец, он заговорил:

– Прежде всего, дамы и господа, мне хотелось бы попросить у вас прощения за то, что наше знакомство несколько оттянулось во времени, но я так привык. Сначала я должен познакомиться с местом, где мне предстоит работать, а потом уже с людьми. Думаю, что это вполне нормально, а? Или я ошибаюсь? – Николай Борисович снова поднял глаза и тут же поймал на себе взгляды десятков глаз. – Ведь в народе не зря говорят: какой дом, такой у него и хозяин.

– В народе говорят немного по-иному, Николай Борисович, – подал голос вице-губернатор Дьяченко, – каков хозяин, таков у него и дом.

– Но ведь это не меняет сути, Михаил Гранитович, если не ошибаюсь, – Спицын сразу понял, кто это – по его колкому взгляду, по баритону с небольшой хрипотцой. – И в том, и в другом варианте определяющим является хозяин.

– Совершенно верно, Николай Борисович, я Михаил Гранитович.

– Кстати, простите за бестактность, возможно и за неосведомленность, но уж больно у вас отчество замечательное.

Дьяченко налился краской. Он не любил, когда ему задавали подобный вопрос, точнее, устал на него отвечать. Еще в детстве он натерпелся по этому поводу, когда мальчишки узнали, как зовут его отца. Те стали его дразнить, он, в ответ, начинал драться, но, поскольку мальчишек было несколько, а он один, то, естественно, ему всегда доставалось. А это давало повод придумывать новую дразнилку: «Мишка, сын Гранита, морда вся разбита».

И поэтому, когда он, уже будучи взрослым, самостоятельным мужчиной, начинавший свой карьерный рост, собирался первый раз в какую-нибудь компанию, просил друзей или коллег заочно представлять его и, коли уж была необходимость в общении по имени-отчеству, давать необходимые разъяснения с тем, чтобы уже при личной встрече ничего не объяснять. Но сейчас была несколько другая ситуация, и поэтому Дьяченко пришлось объясняться.

– Двадцатые годы прошлого теперь уже века, сами знаете, какими были, – начал Дьяченко немного издалека. – Народ мечтал не только о любви и детях, но и о победе мировой революции. Тем более, если учесть, что мой дед был профессиональный революционер, потому и свою подпольную кличку – Гранит, подарил моему отцу в качестве имени. А отец мой, Гранит Емельянович, как говорится, тоже повернутый на коммунистической идее, весьма гордился этим именем…

– Прошу вас чуть покороче и по существу, Михаил Гранитович, – перебил его Спицын. – У нас еще будет с вами время поделиться воспоминаниями.

В зале воцарилась гробовая тишина. Пожалуй, впервые Дьяченко был остановлен на полуслове, и все почувствовали, с каким трудом вице-губернатору удалось проглотить эту пилюлю. Все знали его злопамятство. Михаил Гранитович был единственным человеком в области, которого побаивался сам Коньков. В кулуарах поговаривали, что Дьяченко слишком многое знает о Конькове, и, между прочим, в отставке последнего многие видели и руку Дьяченко. А еще поговаривали, что он сам метил на пост губернатора, да, видно, в Москве считали по-другому.

Дьяченко покраснел еще более, до пунцовости, и опустил глаза так низко, что мог видеть только свою большую ладонь, лежавшую на черной кожаной папке.

– Да я, собственно, и ответил уже на ваш вопрос.

– Ладно, товарищи, мы с вами отвлеклись, – прихлопнул ладонью по столу Спицын. – Перейдем к делу.

Спицын на минуту замолчал, собираясь с мыслями. Все сидели, ожидающе устремив свои взоры на него, пятидесятилетнего с небольшим мужчину со строгими чертами лица, от которого отныне будет зависеть очень многое. У него пока еще не было здесь ни друзей, ни врагов (их еще следовало приобрести), ни завистников и подхалимов (эти обычно появляются сами собой). В этом отношении Спицыну было очень легко начинать деловой разговор, но вместе с тем и архитрудно, ибо первые же слова этого разговора должны сказать о многом, если не обо всем.

– Для начала я хотел бы представить вам Орленко Сергея Сергеевича, – все повернули голову в его сторону. – Это мой зам по прежней работе. Своим указом я назначил его вице-губернатором, курирующим экономику. Товарищ компетентный, надежный, с двумя высшими образованиями – экономическим и юридическим. Так что, прошу любить и жаловать. Вы с ним еще успеете познакомиться, как и мы с вами, – все остальные кадровые вопросы я решу в ближайшую неделю. Сейчас же поговорим, собственно, о нашем с вами хозяйстве… Разумеется, я не стану спрашивать у вас, как вы жили до этого. Об этом у меня сложилось достаточно определенное мнение после очного знакомства с вашими делами, благодаря моим помощникам, с которыми вы уже, надеюсь, успели познакомиться.

Спицын повернул голову в сторону секретаря и помощника, те в ответ утвердительно кивнули.

– Скажу коротко: я сделаю все возможное, чтобы вы изменили свою жизнь, если хотите, чтобы мы с вами сработались. Да, да, в данном случае я имею в виду вас, господа и дамы, а не жизнь. Пора кончать с фразерством, очковтирательством, обманыванием и одурманиванием не только Москвы, но и собственных жителей. Я имел честь в эти несколько дней говорить с некоторыми из них, и они обрисовали мне весьма безрадостную картину.

– Не всегда можно верить людям, Николай Борисович, – перебил Спицына Дьяченко. – Кто-то обижен жизнью, кто-то начальством. Всякое наговорить могут.

– То есть, вы советуете верить только вам? Вы прямо как Мюллер Штирлицу из «Семнадцати мгновений весны», – Спицын поймал взгляд Дьяченко и тот тут же опустил глаза, произнеся:

– Это вы сказали, не я.

Но Спицын сделал вид, что не услышал, ему важно было, ухватив кончик нитки, размотать именно сейчас весь клубок.

– Ну что ж, теперь, по крайней мере, знаю причину одной из ошибок, которые допустил мой предшественник Коньков. К сожалению, слишком многие до недавних пор увлекались краснобайством о жизни народа, сидя в удобных креслах в своих кабинетах и читая сводки своих пиарщиков, составленных под желание шефа. А народ, он внимания к себе требует.

Кто-то тихо хмыкнул, кто-то шепнул соседу на ухо:

– Держу пари, он долго не продержится. Уберут! – сосед согласно кивнул и под столом пожал руку шепнувшему.

Дьяченко тоже отреагировал.

– Я совсем не то имел в виду, Николай Борисович. А вам бы осмелился посоветовать не начинать сразу так круто. На вираже можно и шею свернуть, а нам ведь с вами еще работать, Николай Борисович.

На сей раз Дьяченко не стал отводить взгляд, но Спицын спокойно его выдержал. В зале тут же воцарилась напряженная тишина – никто ведь еще не знал, какова в таких случаях будет реакция нового губернатора. Возможно, что назревал крупный конфликт. Впрочем, было известно, что у Дьяченко есть свой человек в администрации президента и, в случае чего, он его отмажет. Возможно, именно поэтому Дьяченко и ведет себя так.

– Хорошо! Если вы не доверяете людям, перейду к фактам. Как прикажете мне начинать, если вами же утвержденный план по жилью в области не выполнен на семнадцать процентов, хотя бюджет освоили на все сто? В чей карман ушли деньги? Я попрошу счетную палату совместно с прокуратурой проверить департамент строительства и промышленности, – Спицын посмотрел на прокурора области, высокого, сухощавого с легкой сединой и большим носом мужчину, тот тут же кивнул и стал записывать поручение в блокнот. – Кстати, о промышленности. Насколько я выяснил, еще пять лет назад в области насчитывалось девятьсот девятнадцать крупных и средних промышленных предприятий. На сегодня их осталось восемьсот тринадцать. Я попрошу руководителя департамента подготовить мне докладную по этому поводу. Далее, нужно детально разобраться, куда уходят деньги для нецелевого финансирования. Аудит будет полный, включая и результаты тендеров. И, кстати, Михаил Гранитович, вы же курируете в области финансы.

Николай Борисович замолчал, переводя дух. Затем заговорил снова.