– А ты, что скажешь? – обратился судья к заявителю.
– Что я?.. Я ничего!.. Я это… – тихим голосом проговорила «потерпевшая» и вдруг резко. – Пущай она меня не гонит! Я справно плачу за жильё! Куда мне? Кто ж возьмёт меня… Ясно дело, никому не пондравится чад от пирогов. А мне жить надо! Мужика у меня нет… Кто меня кормить будет?.. сама вот, и выкручиваюсь, как могу. А она гонит. Я ей и водочку ставлю, чтобы она, значит, не гнала, а она как мою водку выпьет, так и зачинает понужать меня и гнать. Кому ж это по ндраву будет, вот и схватываемся. А волосы я её не драла, вот ей Богу, – женщина перекрестилась, – это она сама вырвала у себя клок и сказала опосля, что покажет свою голову лысую, чтобы меня, значит, в тюрьму посадили за руко… рукоприложение, значит, к её голове.
– А я тебе сколько раз говаривала, уходи с фатеры от греха подальше. – грозно воззрившись на жиличку, прокричала домохозяйка. – Я женщина больная, у меня всё внутрях болит и порой так запечёт, что хошь ложись и помирай, а ты пирожки на продажу пекёшь, а чаду… – и жалобно к судье, – господин судья, чаду столько напустит… не приведи Господи! Жизти от неё никакой нет, а мне врачи прописали свежий воздух. Какой тут воздух, ежели я чернотой от её гари потом цельный день харкаю…
Судья молча взял судейский молоточек и ударил им по дощечке на своём столе.
За взаимностью обид судья постановил дело прекратить, – закончил рассказ Шота, осторожно продвигая коляску сквозь толпу людей.
…
Въехав на Семинарскую площадь и остановив коляску в специально отведённом для гужевого транспорта месте, офицеры помогли девушкам выйти из фаэтона.
– Посмотрите, ну, посмотрите же, господа!.. Сколько народу! Ах, сколько много народу! И все красивые!.. Я никогда не видела столько много людей! Как чудесно! Как очаровательно! О! как я счастлива! Ну, посмотрите же! Посмотрите! – засияла глазами и восторженно захлопала в ладоши Анна, лишь только увидела массу празднично одетого народа, ожидающего торжественного открытия выставки.
– Невероятно! Ожившая сказка из иллюстрированных книг! Изумительная сказка! О, Господи, я даже в мыслях не могла представить такое! – более сдержано, нежели сестра, но всё же восторженно восклицала Галина, охватывая взглядом сказочный главный вход выставки с крыльями резных стен и башенками по краям.
– Напоминает московский кремль. Только тот строго величествен, а это сооружение величественно празднично. Какое-то необъяснимое торжество лёгкости, света, а, в общем-то, жизни. Красиво! Не ожидала такого прекрасного начала экскурсии!
– Это лишь преддверие её, – улыбнулся Свиридов. – Всё самое необычное впереди… за главным входом…
– Верю на слово, хотя уже и это, – чуть кивнув на «воздушное» здание главного входа выставки, – вызывает восхищение, – не выражая неистовых эмоций, сдержано, но чувственно ответила Лариса, явно восхищённая красочной площадью наводнённой празднично одетыми людьми.
Лариса сдерживала себя, но внутренне горела, более, пылала, и пламя восторга отражалось в глазах. Это пламя видел Свиридов. Он не сводил взгляд с княгини, восхищался ею, и благодарил Господа за возможность видеть её и быть рядом с нею.
– Господа, что же мы стоим? Пойдёмте, пойдёмте же скорее! Там, верно, всё уже началось!.. Мы пропустим самое главное! – нетерпеливо подёрнув плечами, проговорила Галина, ухватила Абуладзе за руку и настойчиво потянула его в сторону людей, пришедших на открытие выставки. – Ну, что же вы, Шота?! Идёмте!
Почувствовав его лёгкое сопротивление, Галина взглянула на него и увидела острый взгляд его прищуренных глаз, направленный на Свиридова, державшего руку Ларисы в своей руке.
– Что с тобой, Шота? – не поняв прищура глаз, кокетливо повела бровями Галина. – Солнце глаза щекочет?
– О нет, извини! Я просто заворожён прекрасным видом, – солгал Абуладзе. – Красиво, очень красиво!
– Тогда что же мы стоим? – сказала и, ухватив его согнутой в локте рукой за предплечье, а сестру, стоящую рядом, взяв другой рукой за кисть, настойчиво потянула обоих за Ларисой и Свиридовым, идущими к радужной группе людей ждущих торжественного открытия выставки.
– Не предполагала, что будет так торжественно, – говорила Лариса.
– Это лишь главный вход выставки, Лариса Григорьевна. Вы будете очарованы, когда войдёте внутрь, – пылко ответил Свиридов, не отводя влюблённого взгляда от княгини.
– Олег Николаевич, откуда вам известно, что находится внутри?
– Как же мне не знать, Лариса Григорьевна?! Солдаты моего взвода принимали самое непосредственное участие в строительстве павильонов выставки. И по долгу службы мне часто приходилось быть на стройке. Верите ли, там есть такие чудесные здания, что дух захватывает.
– Вы интригуете меня, Олег Николаевич. Берегитесь! Если в действительности всё окажется иначе… я вас… – Лариса посмотрела на Свиридова. – Что мне сделать тогда с вами? Ну, говорите же?
– Я распластаюсь у ваших ног, Лариса Григорьевна, и буду молить о пощаде, а если вы не простите… буду полностью в вашем распоряжении. Вы можете меня даже убить!
– Ну, что вы… Олег Николаевич? Как можно?! Мне ваша жизнь не нужна, хотя… – хитро блеснув глазами, – как знать… может быть, и понадобится! – ответила княгиня.
…
У главного входа шумела людская толпа. Отовсюду несся звонкий смех детей одетых в праздничные платья; восторженные голоса дам в светлых летних платьях, с белыми ажурными зонтами в руках и с колоссальными «корзинами» на головах, отягчёнными цветами, плодами и даже битой дичью, свешивающей свои лапы и хвосты через поля шляп; сдержанный говор их кавалеров, – офицеров в парадных мундирах и чиновников в тёмных костюмах с широкими лацканами.
Подхваченные общим праздничным настроением, Лариса и сёстры – Анна и Галина, сбившись в общий плотный кружок, бережно охраняемый Свиридовым и Абуладзе, что-то восторженно говорили друг другу, и вдруг их разговор прервался на полуфразе. Площадь у входа на выставку стихла, умолк даже детский смех.
На сколоченное из досок возвышение поднялись главный начальник степного края генерал от кавалерии Евгений Оттович Шмит, акмолинский губернатор Александр Николаевич Неверов, председатель распорядительного комитета выставки Борис Владимирович Трувелер, городской голова Василий Александрович Морозов и главный комиссар выставки Катанаев.
С краткой вступительной речью выступили Трувелер и Морозов. Затем прошло освящение выставки, после которого Евгений Оттович Шмит открыл выставку разрезанием красной ленты. И все, у кого были куплены билеты, прошли через широко распахнувшиеся ворота главного входа выставки и невольно ахнули от восхищения, увидев красочный город. Перед омичами и гостями города, захватывая их дух, раскрылась волшебная панорама со сказочными дворцами-павильонами, украшенными тонкой резьбой по дереву, разноцветными огнями и флажками, с причудливой формой крыш и фасадов. Не удержались от одобрительных восклицаний Анна, Галина и Лариса. Вновь, как и при въезде на Семинарскую площадь, их восторженные вскрики и сияющие глаза открыли улыбку на лице сопровождающих их офицеров.
– А это что впереди?
– Что справа?
– Что в павильоне в египетском стиле со сфинксами и обелисками? – спрашивали девушки.
И мужчины, улыбаясь, отвечали:
– Это «Общенаучный» павильон, его ещё называют «Сибиреведение».
– А тот, что в виде швейной машинки – павильон компании «Зингер».
– На переднем плане павильон Сергинско-Уфалейских горных заводов
– А там что? – вскинув руку в сторону павильона в стиле древнерусского терема, воскликнула Анна, встряхнув руку сестру.
– Не знаю, сестрёнка. Спросим Шота, он обязательно всё знает, – ответила Галина, взглянув на Абуладзе.
– В этом тереме павильон «Вятские кустари». Что в нём находится… – пожал плечами Шота, – не знаю, но, вероятно, что-то из народного творчества.
– Пойдём, пойдём туда! – восхитившись павильоном, по сторонам входного портала которого громоздились массивные пилоны, воскликнула Лариса и, выпустив руку Олега, широким шагом пошла на встречу с чудом, выстроенным Л. А. Чернышевым.
В самом павильоне, – при входе в него, Лариса замерла. На неё смотрел Ермак – мощная статуя первого покорителя Сибири.
– О, Боже! Как это грандиозно! Какой гигант! – воскликнула княжна, лишь только взглянула на покорившую её статую. – Ермак именно такой, каким я его представляла.
– Только много больше оригинала! – подойдя к Ларисе, ухмыльнулся Шота.
– Конечно, это же статуя! В ней выражено не только величие покорителя Сибири, но и всей России! Не мог же ваятель сделать его карликом, это было бы унизительно для нас… русского народа, – ответила княжна, направившись вглубь павильона.
Потом шли восторги, ахи, охи и восклицания при посещении других павильонов. Особо поразила девушек «Эйфелева башня», созданная из вёдер фирмы «Калашников и сыновья»,
У Свиридова вызвал интерес павильон Альфа-Нобель. Абуладзе долго рассматривал лошадей и цокал губами, когда какая-либо из них привлекала его долгое и пристальное внимание.
Коллекция драгоценных камней музей уральского общества любителей естествознания привлекла девушек.
Осмотреть всё за один раз было невозможно, поэтому молодые люди, осмотрев особо примечательную часть выставки, и то бегло, направились на её северо-восточную часть, занятую увеселительными заведениями. Здесь стояло большое в мавританском стиле здание театра и ресторан, спроектированные и построенные Л. А. Чернышовым. Послушав симфонический оркестр, устроенный на эстраде вблизи театра, они прошли цветочно-травянистыми газонами к главному павильону с красивым фонтаном.
– Как вам фонтан, Лариса Григорьевна? – спросил княжну Шота. – Не правда ли, он безобразен?!