Честь имею

– Скромен, непомерно скромен и очень приятный… даже внешне…

Затем с трепетом вскрыла конверт, врученный ей Клавдией Петровной, и, вынув из него подарок – новый номер столичного литературного журнала, с осторожным трепетом влилась в него лицом и с огромным наслаждением вдохнула его запах.

– Чудесный аромат! О! как приятно он благоухает! – прикрыв глаза, проговорила она и открыла журнал. Первым из всех напечатанных рассказов был «Поп Фотий».

Спать не хотелось. Сняв с себя простенькие украшения и скинув платье, Раиса Николаевна взяла в руки журнал и, удобно устроившись в постели, приступила к чтению рассказа.

Поп Фотий

После утренней проповеди поп Фотий собрал прихожан в церковной сторожке и повёл речь:

– Собрал я вас, братья, по очень важному делу. Уходит из нашего села отец Тимофей, и мы остаёмся без дьякона. Хлопот мне, конечно, прибавится, только вам это в благость.

– Пошто же в благость? – разнеслось по сторожке.

– А вот посудите сами, во что он вам обходится?

– В копеечку! В большую копеечку! В рублики, если взять, к примеру, год! – понеслось со всех сторон.

– Во-о-о! То-то же! В рублики! А нужно вам это? – спросил и сам же ответил на поставленный вопрос. – Нет! Не нужно! Вот я и советую вам похлопотать перед церковным начальством, что в городе нашем Омске обосновалось, чтобы дьякона у нас совсем не было. Если вы согласны, чтобы дьякона в нашем селе вовсе не было, сбавлю я с молебнов по 5 копеек, с крестин и венчание рублик уступлю, да ещё и угощу сейчас же.

– Что ж не согласны. Нам дьяк без надобности, от него одни расходы. Ты, батюшка, у нас молодой, без дьякона управишься, – громко заговорили мужики.

– Коли так всё вышло, без заминки и задоринки… не нужной, то сейчас вот прямо и подпиши?те бумагу. Я уже и подготовил её, чтобы не задерживать вас на долгое время. Подпи?шите, отошлю её в Омск и живите с миром и в радости. Денежки ваши сохраннее будут и в рост пойдут.

– То, что сохраннее, это понятно, – сообразили крестьяне. – Только не понятно, отчего же они в рост идти будут? Али банк у нас в карманах? Дак они у нас дырявые, в них деньги не удерживаются.

– Смешные вы люди, как погляжу на вас, – покачал головой Фотий. – Денежки, что от дьякона останутся, лишние у вас будут. А зачем, спрашивается, им зазря лежать? Незачем! Вы их мне сейчас передайте, а я их с бумагой в город отвезу и в городской банк покладу. Вот они в рост-то и начнут расти. А как год пройдёт, вы проценты ваши заберёте, а оставшиеся денежки, с новыми поступлениями, вновь расти станут. Года через три – четыре каждый из вас новый дом, али скот какой-либо купит. Богато жить станете, не то, что по нынешним временам.

– Почесали мужики, кто затылок, кто бороду, а кто всё вместе, посовещались и сказали:

– Ты, батюшка, молодой и учёный, оно, конечно, хорошо, если бы оно так, только откель же у нас деньги? Не куём и не печатаем их. Так что повременим до лучших времён. Как насобираем на дьяконе, вот тогда и речь вести об этом зачнём.

– Эх, не получилось! – мысленно ругнулся себя отец Фотий. – Видно, не правильно речь держал. – Ну, Бог даст, доживём до праздников, а там что-нибудь придумаю.

Подписали мужики бумагу, достал Фотий из кармана деньги на три ведра вина, отдал им и удалился.

– Вот же, окаянные. Хитры, не полностью удался мой план, но ничего, придумаю что-нибудь. И придумал.

Наступили праздники, отправился батюшка по приходу с молебнами. Отслужил у первого крестьянина, стал деньги за свою службу требовать. Подаёт ему мужик на 5 копеек меньше прежнего, а Фотий спокойно и говорит:

– В рост отдал бы свои деньги, ни копеечки с тебя не взял, а высчитал в конце года из твоей прибыли, а так, будь добр, плати, как и прежде. Тебе пять копеек ничего не стоит, а мне убыток.

Пришлось мужику раскошеливаться.

– Э-хе-хе! Задарма пропили дьякона! – сказал мужик уныло.

Отец Фотий в ответ:

– Не понимаешь ты, серая твоя душа, что это благость для тебя, тёмный ты человек. Чем хуже здесь, тем лучше там, – вскинул голову вверх. – Чем тяжелее здесь, тем большей сторицей будешь награждён на небесах.

На следующий день в село прибыл новый дьякон. Не утвердило омское епархиальное начальство бумагу с просьбой крестьян села Дурново не назначать нового дьякона.

Отец Фотий был взбешён.

– Лживые вы, бессовестные, пьяницы и развратники, – потрясая кулаком, кричал он. – Следовало бы взять золотые цепи на шеях ваших, свернуть их петлёй и удавить всех. Буду громить вас во всех моих проповедях, пока не сгинете, как упал с высоты своего поста, благодаря мне, молитвам моим, неугодный судья Баламутов. Доит коров и разводит кур сейчас, будь он проклят, так ему и надо, злыдню окаянному! А только не оставлю я так дело, всё одно изведу нового дьякона, сам убежит… только сверкать пятки будут. Ишь, что удумали, пируют, пьют, развратничают, а я хочь по?миру иди… с рукой протянутой. Не быть ентому! – крикнул Фотий и погрозил всем своим врагам кулаком.

Из прошлого отца Фотия.

Служил отец Фотий в церкви города Омска. Хорошо служил, нареканий ни от прихожан, ни от начальства не имел, хитёр был, но до определённой поры. Случилась у него ссора с псаломщиком. Проведал тот, что отец Фотий чёрен на руку, решил вывести его «на чистую воду», но не задарма.

– Вы, батюшка, деньги из церковной казны воруете, сам видел, – сказал псаломщик Фотию. – Не хорошо это, надо бы делиться. Не дай Бог, кто прознает, беды не оберётесь.

– Пошёл прочь, пёс паршивый, – закричал на псаломщика Фотий.

– Я могу и пойти, – спокойно проговорил псаломщик, – только смотрите, батюшка, как бы Бог не разгневался на вас. Большая беда может приключиться.

– Ты ещё здесь, поганец! – ещё сильнее возмутился отец Фотий и замахнулся на псаломщика массивным крестом, что свисал с его шеи на толстой цепи до объёмного живота.

– Подожду до завтра, а потом сообщу, куда следует, – спокойно проговорил псаломщик и, отвернувшись от разъярённого батюшки, пошёл прочь.

– Ну, погоди у меня, поганец! Я покажу тебе как против меня идти! Со свету сживу! – негодовал Фотий.

На следующий день во время богослужения между отцом Фотием и псаломщиком вновь произошёл крупный разговор. Желая наказать и принизить псаломщика перед прихожанами, батюшка поставил его на колени перед царскими вратами.

Псаломщика это нисколько не смутило. Стоя на коленях, он продолжал поносить Фотия нелестными словами, называл его вором.

Священник, видя, что наложенная на псаломщика епитимия нисколько не действует, и что дальше продолжать службу нет никакой возможности, преспокойно снял с себя ризы и вышел.

Псаломщик видя, что остался полным господином в церкви, преспокойно встал с коленей, по-театральному раскланялся с мирянами и произнёс:

– Господа, окончание будет завтра!

После этого вышел из церкви и пошёл в известном только ему направлении. Через неделю докладная на Фотия лежала на столе омского епархиального начальства.

А ещё через месяц псаломщик ликовал.

– Не хотел делиться, получай, что заслужил! – мысленно восклицал он, поглядывая с ехидной ухмылкой на отца Фотия, отбывающего к новому месту службы – в село Дурново.

Но радость псаломщика была преждевременна. На следующий день он был уволен со службы без объяснений.

…

Жизнь в селе Дурново шла своим чередом. Крестьяне работали, отец Фотий нёс службу, дьякон помогал ему в богослужении – читал Евангелие. Всё было чинно и благопристойно, не спокойна была только душа Фотий, его тяготил пустой карман. А всё из-за нового дьякона, которого он пока не мог понять. И всё же природная жадность изредка брала своё, лишняя копеечка появлялась в его кармане.

– Сегодня всего пять копеек, а могла бы быть полтина, – горестно вздыхал он, перебирал в кармане пятак, и проклинал дьякона. – Что за человек, – жаден или щедр, спесив или кроток, злобен или добр. Всё это следует выяснить, а для этого требуется время, которым я не располагаю, – говорил он себе, мысленно расставляя силки на дьякона.

– А приглашу-ка я его к себе и выставлю на стол вино. С вином язык быстро развязывается. Глядишь и выясню, кто он таков, и что из себя представляет. Решено! – Поставив точку в своих мыслях, несколько успокоился. – Сейчас главное не торопиться, всё провернуть обдуманно.