Статьи по общему языкознанию, компаративистике, типологии

Аванесов 1956 – Аванесов Р. И. Фонетика современного русского литературного языка. М.: МГУ, 1956.

Аванесов, Сидоров 1945 – Аванесов Р. И., Сидоров В. Н. Очерки грамматики русского литературного языка. М., 1945.

Булыгина 1964 – Булыгина Т. В. Пражская лингвистическая школа // Основные направления структурализма. М., 1964. С. 46–126.

Вахек 1967 – Вахек Й. Фонемы и фонологические единства // Пражский лингвистический кружок. М., 1967.

Ельмслев 1960 – Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике. Вып. I. М., 1960.

Климов 1967 – Климов Г. А. Фонема и морфема. М., 1967.

Кузнeцов 1941 – Кузнeцов П. С. К вопросу о фонематической системе современного французского языка // Учен. зап. МГПИ. 1941. Т. V. Вып. 1.

Кузнецов 1959 – Кузнецов П. С. Об основных положениях фонологии // Вопросы языкознания. 1959. № 2.

Основные направления… 1965 – Основные направления структурализма. М., 1965.

Панов 1967 – Панов М. В. Русская фонетика. М., 1967.

Реформатский 1933 – Реформатский А. А. Лингвистика и полиграфия // Письменность и революция. Сб. 1. М.; Л., 1933.

Реформатский 1970 – Реформатский А. А. Из истории отечественной фонологии. М., 1970.

Шаумян 1962 – Шаумян С. К. Проблемы теоретической фонологии. М., 1962.

Якобсон, Халле 1962 – Якобсон Р., Халле М. Фонология и ее отношение к фонетике // Новое в лингвистике. Вып. 2. М., 1962.

Яковлев 1928 – Яковлев Н. Ф. Математическая формула построения алфавита // Культура и письменность Востока. Кн. 1. М., 1928.

Bazell 1956 – Вazell С. Е. Three conceptions of phonological neutralization // For Roman Jakobson. The Hague, 1956.

Buyssens 1949 – Buyssens E. Mise an point de quelques notions fondamentales de la phonologie // CFS. 1949. No. 8.

Martinet 1936 – Martinet A. Neutralisation et archiphoneme // TCLP. 1936. T. VI.

Ogden 1932 – Ogden Ch. K. Opposition. A linguistic and psychological analysis. London, 1932.

Pike 1955 – Pike K. L. Language in relation to a unified theory of the structure of human behavior. Pt. II. Glendale, CA, 1955.

Rеiсhling 1956 – Rеiсhling A. Feature analysis and linguistic interpretation // For Roman Jakobson. The Hague, 1956.

Reformatski 1957 – Reformatski A. A. De la neutralisation des oppositions // Travaux de l’Institut de linguistique. II. Paris, 1957.

Sрang-Hanssen 1949 – Sрang-Hanssen H. On the simplicity of description // TCLC. 1949. T. V.

Trubetzkoy 1936a – Trubetzkoy N. S. Die Aufhebung der phonologischen Gegens?tze // TCLP. 1936. Т. VI.

Trubetzkoy 1936b – Тrubеtzkоу N. S. D’une thеorie des oppositions phonologiques // J. de psychol. normale et pathologique. 1936. Vol. 33. No. 1.

Vernier 1959 – Vernier Ch. Introduction a la langue tahitienne. Paris, 1959.

Система, ее актуализация и описание[52 - Совместно с Е. Л. Гинзбург. Впервые опубликовано в: Системные исследования. М.: Наука, 1972. С. 93–102.]

0. При обсуждении вопросов, связанных с определением и описанием систем, представляется нелишним предварительное выяснение онтологической ценности самого понятия системы. В связи с этим разумно полагать, что всякой системе соответствует ее окружение (среда). Граница между системой и окружением достаточно подвижна и в абсолютном плане вряд ли определима. С одной стороны, система может быть редуцирована до одного элемента, и в этом случае обычно говорят о неразложимости системы. Можно также говорить о ее элементарности, если в указанном случае она есть часть другой системы. Система может быть редуцирована и до нуля, и если она является частью другой системы, то говорят о значимом отсутствии объекта, о его предсказуемости, хотя и ненаблюдаемости.

С другой стороны, редуцированным до нуля может быть и само окружение системы. В некотором смысле о такой системе можно говорить как о замкнутой. Для многих системных явлений существенно, наконец, и то, что система может быть сопоставлена одному из элементов среды – системе более высокого порядка. Относительная граница системы и среды фиксируется всякий раз той доминантой, тем аспектом организации системы, который важен для нее в данный момент. Отграничение системы от окружения – одна из задач исследования системы. Существенным вкладом в результат анализа системы должно быть признано установление условий и средств отделимости системы от ее среды.

1.1. Хотя объект описания системы – система в себе и для себя, цель анализа не должна быть сведена (и более того – не может быть сведена) к построению «действующих» макетов этой системы. Онтологическая ценность системных исследований, как можно думать, определяется гипотезой, которую можно условно назвать «гипотезой семиотической непрерывности». Согласно этой гипотезе, система есть образ ее среды. Это следует понимать в том смысле, что система как элемент универсума отражает некоторые существенные свойства последнего и находится в определенном отношении с другими системами, образующими ее окружение. Оперируя с системой, мы оперируем одновременно с ее окружением.

Можно продолжить семиологическое определение системы, допустив, что она может быть не только образом синхронного состояния окружения, но и образом его истории. Изменение системы есть одновременно и изменение окружения, причем источники изменения могут корениться как в изменениях самой системы, так и в изменениях окружения. Тем самым исследование истории системы позволило бы вскрыть кардинальные диахронические трансформации окружения. Внутренняя реконструкция системы есть одновременно реконструкция по крайней мере части ее окружения.

1.2. Хорошей иллюстрацией к сказанному служит система терминов родства, в которой находят отражение принципы организации семейно-брачных систем, рассматриваемых в данном случае как часть окружения лингвистической системы (терминологии). Так, если в некоторой системе терминов родства одно и то же название применяется для категорий «тесть» и «брат матери», т. е. в системе терминов нейтрализовано различие между категориями «отец жены» и «брат матери», то эта структурная особенность системы терминов родства является знаком языкового отражения социального института кузината (брак ego с его двоюродной сестрой).

В терминологиях родства находят также отражение и некоторые ключевые особенности миропонимания, свойственного тому или иному обществу. Так, одним из фундаментальных законов различных систем тотемизма является табу мертвецов. Система социальных запретов, связанных с этим табу, отражалась и в языке: в ряде тотемистических обществ принято переименовывать человека после его смерти. Этот обычай объясняет одну, на первый взгляд, странную особенность некоторых терминологий родства, имеющих два разных термина для одного и того же лица побочного родства: один термин употребляется в том случае, если данное лицо связано с говорящим через живущего коннектора, второй термин применяется, когда связующее лицо является покойным. Термины обычно намного переживают те внеязыковые явления, отражением которых они служили, так что по языковым данным можно восстановить предшествующие состояния социальных систем – окружения лингвистической системы.

В системах терминов родства индоевропейско-семитического типа встречаются коррелятивные термины двух видов: гетеронимические (образованные от разных корней), например отец – мать, и морфонимические (образованные от одного корня), например отец – отчим. Отличительной чертой указанной системы терминов родства является наличие шести терминов для шести категорий: «отец», «мать», «брат отца», «сестра отца», «брат матери», «сестра матери». Лучшим образцом такой терминологии считается латинская, где указанным категориям соответствуют следующие термины: pater, mater, patruus, amita, avunculus, matertera. Характер грамматических отношений между элементами этой системы позволяет говорить о противопоставленности двух групп терминов: с одной стороны, термины, связанные отношением гетеронимичности (pater, mater, amita, avunculus); с другой стороны, термины, связанные отношением производности, или морфонимичности (pater – patruus, mater – matertera). Нетрудно заметить, что морфонимические термины применяются к лицам изогнатных категорий («отец» – «брат отца», «мать» – «сестра матери»), тогда как неизогнатные категории («отец» – «сестра отца» и «мать» – «брат матери») обозначены гетеронимическими терминами.

Следовательно, в латинской системе терминов родства находят формальное выражение категориальные противопоставления «агнатность – неагнатность», или непрерывность – прерывность мужской линии (pater/patruus – pater/amita), и «когнатность – некогнатность», или непрерывность – прерывность женской линии (mаter/matertera – mater/avunculus). Но эти противопоставления – типичная и определяющая черта так называемой турано-ганованской системы родства, исторически предшествующей индоевропейско-семитической. Поэтому мы имеем основания заключить, что описанная система из шести терминов восходит к классификативной системе из четырех терминов с нерасчлененными категориями «отец/брат отца» и «мать/сестра матери». Их прежняя нерасчлененность выражается в поздней системе морфонимическим характером соответствующих пар терминов. Таким образом, латинская система терминов родства, будучи безукоризненным образом синхронного состояния своего окружения, отражает одновременно и его прошлое состояние.

2.1. Идеальной целью познавательной деятельности является описание универсума в его потенциально бесконечном разнообразии. Прагматическая ценность предложенной интерпретации системы как образа окружения состоит в том, что исследование конкретного предстает как исследование всеобщего. Потенциально бесконечное разнообразие окружения описывается в терминах конечного разнообразия системы. Система преобразует конкретную сущность, данную в наблюдении, в конкретную форму – форму выражения общего в частном. Иными словами, система есть инструмент познания окружения.

2.2. Общее направление описания системы можно определить как переход от дифференциации к идентификации. На первом этапе систематизации наблюдаемых фактов (объектов) задача состоит в различении, отграничении каждого объекта от любого другого объекта, входящего в данную систему. Это предполагает оперирование с дистинктивными признаками объектов. На данной ступени анализа мы лишь выдвигаем гипотезу о применимости к выделенной совокупности объектов атрибута «система». Этот этап связан с фиксацией актуальности данных объектов для системного анализа.

Дальнейшее исследование призвано верифицировать эту гипотезу и вывести следствия о ненаблюдаемом. Здесь нужно доказать однородность объектов относительно заданного набора признаков (показать, что различия объектов есть проявление их тождества) и установить, как в объектах данной системы воплощаются существенные свойства окружения, т. е. идентифицировать объекты системы как локус проявления более общих (пансистемных) характеристик. Это сопряжено с установлением опорных, ключевых точек системы, что предполагает оперирование с редундантными (интегральными) признаками входящих в систему объектов.

2.3. Пример. При описании слоговой структуры русского языка мы получаем систему различных типов слога, в которой ключевыми являются типы CVC, CV, VC (С – согласный, V – гласный). Все объекты системы четко разграничены по ряду дистинктивных признаков, таких как «открытость – закрытость», «прикрытость – неприкрытость», степень консонантной насыщенности и т. д.

Непосредственным окружением слоговой системы являются морфологические и, далее, синтаксические типы структуры. Последующий анализ позволяет установить, что отмеченные ключевые типы слогов соответствуют ключевым типам морфологической структуры слова PrRPs, PrR, RPs (Pr – префикс, R – корень, Ps – постфикс) и ключевым синтаксическим типам предложения SVO, SV (S – субъект, V – глагол, О – объект):

2.4. Следует подчеркнуть, что в общем случае отношение между системой и окружением не является изоморфизмом. Можно говорить лишь о гомоморфизме окружения и системы; изоморфизм возможен только как частный случай гомоморфизма. Это объясняется потенциально бесконечным разнообразием окружения, и отсюда следует, что направление предсказуемости задается не окружением, а системой. В общем плане предсказуемость должна считаться необратимой: можно по данной системе предсказать некоторые существенные свойства окружения, но не наоборот. Бесконечное проявляется в конечном, обозримое предсказывает необозримое. Между прочим, это означает, что описание окружения должно строиться как множество описаний системы. Множественность описаний системы – свидетельство включенности ее в окружение.

3.1. Говорить о системе можно в том и только в том случае, если выполняются следующие «условия наличия»:

(а) имеется набор наблюдаемых объектов;

(б) имеется набор признаков каждого объекта;

(в) имеется набор признаков набора объектов;

(г) имеется набор признаков наборов признаков объектов.

Каждое из этих условий является необходимым, но только совокупность всех четырех условий является достаточной.

3.2. Пункты (а) и (б) образуют условие актуальности описания системы, делая факты наблюдения претендентами на включение в систему. Пункты (в) и (г) образуют условие целостности системы, делая объекты системы претендентом на модель, которая существует, если можно показать гомоморфизм окружения и системы. Пункт (в) отражает наличие связей между объектами системы, пункт (г) – наличие связей между признаками системы.

3.3. В ином аспекте условия (а, б) можно соотнести с прагматикой системы как знака окружения, условия (в, г) – с синтактикой системы, условия (а, в, г) – с семантикой системы.

3.4. В связи с перечисленными условиями системности необходимо отметить, что понятие признака имеет более общее содержание, чем просто свойство объекта. Признак есть характеристика, обобщаемая для всей системы. Признак – это множество объектов с заданным на нем разбиением на п классов, и тогда говорят, что признак n-арен, n-значен. Принадлежность объекта а