Посох царя Московии

Наверное, окажись в конверте инструкция по изготовлению миниатюрной атомной бомбы, и то он удивился бы меньше. На стол выпал кусок старинного пергамента, который при ближайшем рассмотрении оказался картой! Глеб едва не заржал, как боевой конь, услышавший звук трубы, призывающей начать атаку.

Карта! Не было ни гроша, да вдруг алтын! Кому везет на такие находки? Верно – дуракам и пьяницам. На дурака он вроде бы не похож, а что касается спиртного, то здесь все в точку, вспомнил Глеб про два коктейля, выпитые в баре. Неужто награда нашла своего «героя»?

Чтобы немного успокоиться, Глеб налил рюмку коньяка, выпил и закурил сигарету. И все равно руки, когда он начал рассматривать изображение на пергаменте, предательски подрагивали. Тем не менее он быстро определил, что карту изготовили не позже шестнадцатого века. Она была очень похожа на карты Меркатора[33 - Меркатор, Герхард (1512–1594) – латинизированное имя Герарда Кремера (и латинская, и германская фамилии означают «купец»), фламандского картографа и географа.] – почти такая же четкая прорисовка мельчайших деталей и грамотная компоновка без фантазий, присущих другим картографам.

И тем не менее карта явно вышла не из мастерской знаменитого фламандца; скорее всего, ее рисовал какой-то русский умелец, хотя текст внизу был сделан латынью. Однако прочитать его Глеб не смог. Скорее всего, текст был зашифрован.

«Что-то знакомое… – думал Глеб, сосредоточенно разглядывая тонкие линии на карте, прорисованные водостойкой тушью с помощью каких-то неведомых инструментов; гусиные перья, даже очень тщательно очиненные, которыми пользовались писцы и художники в шестнадцатом веке, оставляли за собой гораздо более толстый и не такой „шероховатый“ след. – Речка, леса, какая-то горушка, сельцо… Нет, точно знакомая местность! Но где это? Увы и ах, никаких названий на карте нет и в помине. Тогда, друг ситный, это уже не карта, а тайный план… Неужто?!»

Чувствуя, как во всем теле проявился до боли знакомый кладоискательский зуд, Глеб отсканировал карту, немного поколдовал над изрядно поблекшим изображением, добавив резкости, и ввел данные в свой мощный компьютер. Там у него была база картографических данных России, начиная с «Чертежа земель московских» 1497 года. Спустя минуту компьютер бесстрастно сообщил, что ничем помочь не может. Графическое изображение этой местности в его электронной башке, увы, отсутствовало.

– Вот сволочь! – злобно окрысился Глеб на металлический ящик, напичканный суперсовременной электроникой. – На кой ляд я за тебя сколько денег отвалил?! Совсем мыслить не желаешь, железяка хренова. Но если ты надеешься, что я так просто от тебя отстану, то сильно заблуждаешься…

Он продолжал ругаться сквозь зубы в том же духе, когда в кабинет вошел отец. Он был в отменном расположении духа.

Две недели назад Николай Данилович возвратился из Лондона, где его услугами как эксперта пользовалась весьма известная фирма «Сотбис»[34 - «Сотбис» – старейший в мире аукционный дом. Совместно с аукционным домом «Кристис» занимает около 90 % мирового рынка аукционных продаж антиквариата, предметов искусств и т. д. Основан 11 марта 1744 г. в Лондоне книготорговцем Самюэлем Бейкером.], и теперь с головой окунулся в отдых. То есть, днем рылся, как крот, в запасниках местного археологического музея, по собственной инициативе классифицируя старые и новые находки, а по вечерам навещал старых друзей, большей частью таких же сдвинутых по фазе кладоискателей из рядов старой гвардии «черных» археологов, в которой Тихомиров-старший числился как минимум полковником, и спорил с ними почти до утра.

– Ты чего бурчишь? – спросил Николай Данилович и плеснул себе в рюмку немного коньяку. – А где лимон?

– Батя, из-за той дурацкой темы, что ты навязал своему бедному сыну, мне некогда не то что в магазин сбегать, чтобы прикупить продуктов, но даже в кабак сходить – дабы расслабиться как следует.

– Почему дурацкой?

– А потому, что не верю я в твою идею, что при Иване Грозном в России существовал какой-то орден, наподобие рыцарского. Не верю!

– Вот те раз… А как насчет кромешников?

– Батя, сие что в лоб, что по лбу. Кромешники – это те же самые опричники, что и подтвердил в свое время князь Курбский[35 - Курбский Андрей Михайлович (1528–1583) – князь, боярин, писатель. В течение долгого времени был личным другом Ивана Грозного. Принимал участие в Казанских походах. В Ливонской войне (1558–1583) был назначен командующим русской армией. Когда в ходе войны Россия стала терпеть поражения, бежал в Литву, опасаясь репрессий. Польским королем Сигизмундом II был назначен членом Королевского совета, воевал против России на стороне поляков. После побега написал Ивану Грозному три послания, в которых осуждал репрессии против боярства и отстаивал древние боярские права. Иван Грозный в своих ответах отстаивал необходимость для России самодержавной власти.]. Слово «опричнина»[36 - Опричнина – 1) В XIV–XV вв. О. называли особое владение, выделенное членам великокняжеской семьи. 2) Название государева удела в 1565–1572 гг. (его территорий, войска, учреждений). 3) Внутренняя политика Иоанна IV Васильевича Грозного в те же годы.] происходит от слова «опричь», т. е. «кроме». «Кромешная тьма» – потусторонняя тьма, загробный мир, а ее адепты – тогдашние братки, рэкетиры. Их отличие от современных заключается лишь в том, что они действовали по указке сверху. Впрочем, не исключено, что и нашим отморозкам была поставлена определенная цель (пусть и опосредовано) и явно людьми, облеченными властью… вот только неизвестно кем. Эта цель лежит буквально на виду – создание в кратчайшие сроки прослойки злостных частников с приличными капиталами для построения «светлого» будущего человечества – капитализма. Ты ведь не будешь возражать, что опричнина и перестройки – это два сапога на один нога, по-грузински выражаясь.

– В какой-то мере, да. Но я считаю, что опричнина, созданная Иваном Грозным, в конечном итоге превратилась в военно-монашескую организацию. Поначалу так назывались владения великих княгинь, а уже при Иване Грозном это были владения «опричь» от любой государственной юрисдикции. В эти владения входило более двадцати городов и отдельные улицы (слободы) в Москве. Ты правильно сказал, что понятие «опричнина» имеет значение «вне», «кроме». Отсюда и происходит другое название опричников – «Орден кромешников», то есть орден, который «кроме, как все государство».

– Хорош орден… – фыркнул Глеб. – Если в западноевропейских рыцарско-монашеских орденах превалировали титулованные персоны и нобили[37 - Нобили – средневековые дворяне, а также часть городского патрициата, которую составляли выходцы из крупных феодальных семей.], то царь-батюшка Иоанн Васильевич набрал в свой «Орден кромешников» всякой шелупони, в том числе и иноземных авантюристов без роду-племени.

– Не в орден кромешников, а в опричнину. Как говорят в Одессе, это две большие разницы. Да, действительно, существовало такое мнение, что Иван Грозный набрал в опричнину всяких «безродных», чтобы бороться с боярской верхушкой, которую он хотел сломить и подчинить своей воле. Но это не очень соответствует действительности. Например, имя одного из главных руководителей опричнины Малюты Скуратова было монашеским. А его мирское имя – Григорий Лукьянович Бельский-Белозерский; он был из рода Гедиминовичей, правящей династии Великого княжества Литовского. Его предок приехал из Литвы в свите Елены Глинской, матери Ивана Грозного. Второй человек, возглавлявший опричнину, – князь Афанасий Вяземский. Он вел свой род от самого Мономаха! То есть, это природные Рюриковичи – не менее, чем сам Иван Грозный. Еще две личности, стоявшие во главе опричнины, – Федор и Алексей Басмановы. По роду Басмановы были бояре Плещеевы. Хочу напомнить тебе, что Суздальская Русь вышла из городка Клещеево, который стоял на Плещеевом озере. И князья Переяславль-Залесские, откуда был и Юрий Долгорукий, имели второе имя – князья Плещеевы. Так вот, Федор и Алексей Басмановы и были князьями Плещеевыми.

– И все равно твое утверждение, что кромешники – это рыцарский орден московитов, по меньшей мере безосновательно!

– Хочешь верь, хочешь нет, но я считаю, что это был орден, в который входили самые высокородные персоны на Руси. К примеру, возьмем Андрея Курбского, природного Рюриковича. И что он пишет в своих посланиях к Ивану Грозному? «Мы по роду с тобой одинаковы…» О чем это говорит? То-то… И потом, взять хотя бы Ваську Грязного. Уж его-то, казалось бы, Иван Васильевич нашел едва не на помойке, отмыл, приблизил и поставил опричным воеводой. Но вообще-то его имя было Василий Григорьевич Грязново. Его родственник приехал из Венеции и был правой рукой Великого магистра тевтонского Левантийского ордена. От них пошел знаменитый боярский род Ошаниных. По моему уразумению, опричнина делилась на три части. Первая – около трехсот человек, разделенных на сотни, которые жили в Александровской Слободе; как ты знаешь, Слобода длительное время была как бы запасной столицей Российского государства. Эти триста опричников, самых верных сподвижников Грозного, и принадлежали, судя по всему, к Ордену кромешников. Вторая часть (ближняя тысяча) сидела в Москве и близлежащих городах. И еще шесть тысяч опричников сидело по двадцати городам. Между прочим, промышленники Строгановы, владельцы соляных промыслов, – это опричники. И предки знаменитых Демидовых тоже были опричниками.

– Значит, ты утверждаешь, что кромешник – это звание…

– Да, кромешник – это как рыцарь-храмовник, вооруженный чиновник высшего разряда из ближайшего окружения магистра, в данном случае царя Иоанна Васильевича.

– Батя, но это же бред сивой кобылы! Не верю! Я не нашел ни в одной средневековой рукописи, ни в одной инкунабуле даже упоминания того факта, что на Руси были ордена наподобие рыцарско-монашеских, существовавших в Западной Европе.

– Плохо искал. Работай дальше, копай поглубже. И да обрящет ищущий. Действительно, такие организации на Руси никогда не называли орденами (тут ты прав – в книгах об этом нигде не написано), но есть все основания считать их структурами орденского типа. Однако в России все же были конкретные ордена, от которых нам достались нагрудные знаки. Орден – это название военизированной структуры и отличительный знак на груди кавалера ордена. Кавалер – это человек на коне, всадник; все ордена имели название «братство всадников». В России до 1917 года было 11 официальных орденов. Первый официальный орден, который был утвержден и имеет документальное основание, – это орден Андрея Первозванного. Его утвердил Петр I в 1698 году после своего посвящения в кавалеры шотландского ордена Андрея Первозванного. Вернувшись из Европы, он утвердил такой же орден на Руси. При Петре I в него входило всего 38 человек. Первым в ордене был знаменитый дипломат Федор Головин, вторым – Мазепа, который изменил Петру под Полтавой. Также в орден входили Шереметев, Меньшиков, Брюс, Лефорт, Гордон – практически все главные сподвижники Петра Великого.

– Ты хочешь сказать, что орден Андрея Первозванного – это некая организация?

– Именно. Это была организация, в которую входило при Петре I только 38 человек.

– Администрация президента… – Глеб иронично покривился.

– Нет, это общественная, а не государственная структура. Самое интересное, что внутри ордена Андрея Первозванного был еще один, более закрытый орден, в который входило всего 9 человек. Он назывался «Нептунов круг», и «мастером стула», сиречь магистров, в нем был Яков Брюс[38 - Брюс Яков Вилимович (1670–1735) – граф, российский государственный и военный деятель, ученый. Происходил из древнего шотландского рода, среди его предков были короли (Роберт I Брюс и Давид II Брюс). Уже при жизни Якова Брюса в Москве сложились о нем легенды, в которых его называли алхимиком, предсказателем и колдуном. Интересно, что такую же репутацию имели в Шотландии и Англии все короли из рода Брюсов.]. А в ордене Андрея Первозванного «мастером стула» подвизался Шереметев. Собирались они в голубом зале, соблюдая шотландский обряд масонства.

– Везде одни масоны… – буркнул Глеб. – Плюнешь – и попадешь.

– А ты не плюй. Губы будут целей. Масоны к кромешникам никакого отношения не имеют. Между прочим, я забыл сказать тебе, что в Лондоне мне удалось снять копию с одного примечательного документа. Это донесение сотрудника тайной королевской службы Альберта Шлихтинга. Так вот, в донесении (прочтешь) Шлихтинг жалуется, что ему сильно мешает работать некая тайная организация, члены которой именуют себя кромешниками.

– Минуту! Но ведь опричнина закончилась, если мне не изменяет память, в 1572 году.

– Неверно. Опричнина действовала до самой смерти Ивана Грозного в 1584 году. Только она стала называться «Государев двор». Какой же правитель так легко и просто расстанется с четко и безотказно работающим органом подавления инакомыслия, который к тому же весьма эффективно исполняет разведывательные и контрразведывательные функции? Что касается ордена кромешников, то он, судя по косвенным признакам, просуществовал вплоть до начала правления Петра Алексеевича. Само понятие «опричник» очень быстро вышло из употребления и стало заменяться словом «двор», а «опричник» стал «дворовым». Вспомни – вместо «города и воеводы опричные и земские» начали говорить и писать «города и воеводы дворовые и земские».

– Это я помню.

– Ну вот. Так что дерзай, вьюнош. Ты ведь не новичок в таких делах. Упорство и труд в нашей профессии всегда находят достойное вознаграждение.

– Тебе легко говорить… Вон, лето на носу, а я должен загибаться в архивах, вместо того, чтобы насладиться вольной волей на раскопках. У тебя есть жалость к единственному сыну?! Ну буду я доктором наук – и что? Что от этого изменится?

– Не скажи, Глебушка, не скажи… Многое изменится. Молодой доктор наук, профессор, а в перспективе и академик (я верю в тебя) – завидная пара для любой женщины.

– Я так и понял. Задача женить меня превратилась для тебя в манию. Давай договоримся: я прекращаю работу над рефератом и немедленно женюсь (на ком? какая разница!), а ты прекратишь тащить меня в большую науку. Ну что я там буду делать?! Мне моих знаний вполне достаточно, чтобы я мог выступать в качестве эксперта… пусть и не в английской «Сотбис», а в какой-нибудь российской аукционной фирме. Как-нибудь прокормлюсь. И потом, не забывай, что я должен поддерживать семейные традиции, иначе о клане Тихомировых вскоре забудут не только серьезные люди, но даже «жучки», разная кладоискательская мелюзга.

– Хватит тебе плакаться в жилетку! И вообще, мне недосуг выслушивать разные бредни. Работай. Вот ты так говоришь, но я же по глазам вижу, что моя идея тебе начинает увлекать, что она уже высекла искру, из которой возгорится пламя.

– Хоть ты и не был коммунистом, но лозунги у тебя, батя, вполне большевистские.

– Все, все! Я ухожу. Мне пора.

– Опять идешь к своим городским сумасшедшим, подвинутым на почве археологических изысканий?

– Не такие уж они и сумасшедшие… Бывай… – Николай Данилович вдруг покраснел и быстро вышел из кабинета.

«Эге! – весело подумало Глеб. – Вон оно что! Похоже, у моего ученого папули завязался очередной роман. Интересно, с кем? А я думаю, чего это он так быстро обернулся в Лондоне. Потянуло его, видите ли, на кислые щи. Овсянка надоела. А что, неплохо бы хозяйку в дом… Пыли у нас больше, чем в архивах».

Допив коньяк, Глеб закурил и снова сел за компьютер. Тихомирову-младшему не терпелось продолжить исследование клочка карты, подаренного ему ветром. В гостиной ударили большие напольные часы: «Бом-м… бом-м… бом-м…», и мысли Глеба вдруг вернулись к кромешникам.

«А что, если батя прав? Что, если на Руси при Иване Грозном и впрямь существовал рыцарский орден? Отец мыслит верно – ежели я сумею доказать существование ордена кромешников, то это будет научная сенсация… Господи, о чем я мечтаю?! Что за бред?! Мне с моей „профессией“ только и не хватало покрасоваться на телевизионных экранах, чтобы меня знала в лицо каждая дворняжка во всех городах и весях России. Засвеченный „черный“ археолог – это живой труп. Тогда на выходах в „поле“ придется поставить большой жирный крест. А дальше… дальше пойдет не жизнь, а существование, как у персонального пенсионера. А мне, между прочим, до пенсии еще ой как далеко. Да-а, перспектива…»

В кабинет заглянул Николай Данилович. Он уже был чисто выбрит и одет как лондонский денди.

– Тут к тебе пришли, – сказал он буднично. – А я убегаю. К сожалению. Смотри мне, не шали, мальчик…

«Пришли… Кто бы это мог быть? Почему я не услышал звонка? Наверное, задумался… И потом, что это батя так резко повеселел, а его взгляд стал очень уж хитрым и многозначительным?» Глеб с удивлением уставился на входную дверь. А когда в дверном проеме показался посетитель, градус удивления в организме Тихомирова-младшего вообще зашкалил.

На пороге кабинета стояла давешняя девушка.

Глава 3. Генрих Штаден