Посох царя Московии

– Брось… – поморщился Штаден. – Мне ты можешь верить. Выручить земляка – святое дело.

«Еще бы… – мелькнула мысль в голове Бомелиуса. – Ведь не бесплатно. К тому же иметь в ближайшем окружении царя заступника – что может быть лучше и надежней для карьеры? Пройдоха…»

– Да, ты прав… твоя помощь мне и впрямь нужна.

– Сколько? – опять повторил свой вопрос Штаден. – Сколько ты заплатишь за то, чтобы освободилось место царского лейб-медикуса?

– Ну не знаю… Сам назови свою цену. Надеюсь, ты не будешь обдирать до нитки своего друга?

– Так ведь дело-то непростое и опасное…

– Кто бы спорил. Но все же, все же…

Бомелиус и Штаден торговались полчаса. При этом они ни разу не назвали имени доктора Линдсея; все и так было понятно. Ударив по рукам, заговорщики допили джин и покинули жилище лекаря. Бомелиус торопился к одному боярину, которого мучила язва желудка, а опричник направил стопы в свою корчму – посмотреть, как там идут дела. От лекаря он ушел не пустым – за пазухой у него лежала золотая чарка, царский подарок Бомелиусу.

Глава 4. Дарья

Картина получилась как в финале «Ревизора». Девушка тоже узнала Глеба; на какое-то время от неожиданности она потеряла дар речи и оцепенела. Девушка смотрела на Тихомирова-младшего словно кролик на удава и не могла сдвинуться с места.

Глеб быстрым движением вырубил компьютер, чтобы снять с экрана монитора изображение утерянной девушкой карты, и сказал:

– Милости прошу, мадемуазель! Что с вами? Э ву коман тале ву[58 - Э ву коман тале ву – у вас все в порядке (фр.).]?

Тихомиров-младший, благодаря неумолимой настойчивости отца, выучил несколько языков, в том числе латынь и древнегреческий, и иногда, чтобы блеснуть своей нестандартностью и эрудицией, чисто по-мальчишечьи вставлял в свою речь где надо и где не надо иностранные фразы. Нужно сказать, что это иногда помогало сделать клиентов из буйного племени «черных» археологов более сговорчивыми. Тихомировы не только оценивали древние раритеты, но и кое-что (особо ценное) покупали – для своей коллекции и для перепродажи, на чем имели неплохой гешефт.

Девушка глубоко вдохнула воздух и ответила:

– Сёля ва сан дир[59 - Сёля ва сан дир – само собой (фр.).]. Все хорошо… Это вы?!

Теперь пришла очередь Глеба удивиться еще больше. Эта красотка знает французский язык! Вуаля! Интересно…

– Скорее да, чем нет, – сказал Глеб, приятно улыбаясь. – И потом, знаете ли, я не совсем понимаю, что значит «это вы»?

Он решил прикинуться валенком. Ничего не знаю, никакого конверта не видел, ничего не брал. Ему страсть как не хотелось отдавать этой странной девице древнюю карту. По крайней мере, до тех пор, пока он не исследует ее по всем правилам. Вдруг там есть какая-нибудь тайнопись, проявляющаяся, например, под воздействием тепла или химикатов. Такие вещи уже случались в его практике. И потом, зашифрованная надпись на карте…

Глеб был уверен, что девушка пришла за его находкой. Но как она так быстро смогла вычислить, кто взял карту, и узнать его домашний адрес?

– Не придуривайтесь! – сердито сказала девушка. – И, пожалуйста, не отрицайте, что это именно вы догнали вора, который украл у меня пакет.

Она уже успела взять себя в руки, и ее симпатичное загорелое лицо приобрело несколько надменное выражение. Судя по всему, девушка знала себе цену, но она была так высока, что не пришлась по карману ни одному молодому человеку – на руке гостьи не было обручального кольца.

Глеб про себя тяжело вздохнул – он терпеть не мог взбалмошных фифочек с их вечным недовольством и капризами. Увы, ради дела придется потерпеть…

– Да, это сделал я, – признался Глеб. – И должен вам доложить, раскаиваюсь в своем рыцарском поступке.

– Почему?!

– Я здорово рисковал (преступник мог иметь оружие), бил ноги, терял свое драгоценное время, а благодарности от вас так и не дождался.

Удивительное дело – девушка смутилась! Она вдруг залилась румянцем, что сделало ее еще привлекательней, покаянно опустила голову и ответила:

– Извините… Просто я была в шоке.

– Бросьте… Из-за каких-то бумажек… – забросил Глеб хитрую наживку.

– Для меня эти бумаги представляют огромную ценность. Так что большое вам спасибо.

«Лучше позже, чем никогда… А карта-то, оказывается, не простая. Бумаги представляют огромную ценность… Не исключено. Это обнадеживает. Теперь я не признаюсь, что карта у меня, и под пыткой. Но самое интересное – похоже, девушка еще не в курсе, что конверт с картой пропал. Иначе она говорила бы по-другому. Тогда что ее привело ко мне?» – Глеб терялся в догадках.

– Присаживайтесь, – сказал он, указывая на кресло. – В ногах правды нет. Кстати, как вы насчет кофе?

– Вы подслушали мои мысли. С большим удовольствием.

– Отлично. Тогда передислоцируемся на кухню. Заодно и подкрепимся. Мне почему-то кажется, что вы еще не обедали.

– Да. И не завтракала, – призналась девушка. – Я к вам прямо с вокзала.

– Так уж и прямо?

– Ну… не совсем. Сначала я зашла в адресное бюро…

– Во как… Я так понимаю, вы хотели узнать мой адрес. Зачем?

– Мои знакомые рекомендовали вас как одного из самых толковых экспертов по древностям.

– Так вы на консультацию? – спросил Глеб и с облегчением вздохнул.

– Вроде того…

– Ладно, все дела потом. Сначала нужно ублажить мамону. Прошу… – Глеб галантно пропустил девушку вперед, и они зашли на кухню.

Кухня в доме Тихомировых была очень просторной, с высоким потолком и готическими витражными окнами. Она походила на поварню средневекового рыцарского замка, только была гораздо чище, уютней и светлей. Развешанные по стенам медные тазы, начищенные до блеска, старинная серебряная посуда в резном посудном шкафу, массивный дубовый стол и расписные изразцы невольно вызывали в памяти столь милое сердцу каждого русского патриота патриархальное прошлое.

В особенности хорошо и уютно было на кухне, когда приходили холода и разжигался камин.

– Как у вас тут здорово! – воскликнула восхищенная девушка.

– Правда?

– Честное слово! Это не кухня, это мечта каждой женщины. Я бы тут жила.

– Так в чем дело? Переезжайте к нам. Мы поставим вам диванчик возле камина – и живите на здоровье.

– Вы делаете мне предложение? – В черных глазах девушка заплясали лукавые чертики.

– Не смею даже мечтать об этом.

– Почему?