как круг полководцев, готовых подставить плечо и одернуть когда-то.
Черствеют забытой лепешкой в пиру августейшие взгляды,
и проще казнить заговорщиков мнимых, чем взять и поверить,
что Ливия, кроткая Ливия пробует новые яды
на пленных германцах, венец ожидая примерить
на собственных отпрысков… Солнце застигнутым вором
застыло на грани заката, и воды подернулись серым,
и где-то в садах так невовремя, слишком некстати раскаркался ворон,
как будто воскрес Цицерон, и из гроба промолвил: «Vixerunt». *
*vixerunt (лат.) – они свое отжили
Райли
Настоящая радость, Райли, может быть только в Дельте.
Помнишь? Пусть гитара проста и штаны холщовы,
догорает закат за оградой твоей трущобы,
ты играешь «Блюз Миссисипи», аншлаг, еще бы,
на лужайке все белозубы, все веселы, как дети,
золотистая туча в лучах тяжела, космата,
воскресенье кончается, в поле идти с рассветом,
ничего еще не получится этим летом,
ни Чикаго, ни Мемфиса, но разве дело в этом?
Нет, у дома тебя давно поджидает Марта,
ночь короткая вспыхнет яростней фейерверка,
поцелуем останется на неподъемных веках,
ты не знаешь, что быть тебе саундтреком века,
весь твой мир – гитара, Марта, гремящий трактор,
ни пластинки не снятся, ни радио, ни контракты,
ни одышки нет, ни диабета, ни катаракты…
Блюз взлетает над полем, берите, мол, все, владейте!
Настоящая радость, Райли, останется только в Дельте.
L.N.C.
Февраль на Идре. Из висящих туч
все время льет и льет, как будто мало
воды на мили долгие вокруг.
Туристов нет. В таверне рыбаки
измаялись от узо и безделья.
Хозяин в сотый раз уже протер
нетронутые с осени бокалы.
На фото за спиной смешной канадец
в нелепых шортах. На другой стене
канадец тот же через сорок лет,
седой и в темной шляпе. Этот взгляд…
Конечно, время старит и глаза,
но взглядом цвета выцветших небес,
глубоким, мудрым, несколько порочным,
с налетом грусти, с искоркой на дне
он смотрит на столы, на рыбаков,
на небо, яхты, скалы и лагуну,
и убеждает лучше всех икон,
что смерти нет ни в феврале на Идре,
ни в ноябре промозглом монреальском,