Сильнее стен, опасней переулков,
Где стук сердец разносится так гулко,
Как звон колоколов тех городов,
В которых больше неистлевших тайн,
Чем голубей в тени корявых улиц.
И этот город… Мы к нему вернулись.
Как ты судьбу свою ни пролистай,
Как ни мудри… Мол, книга не моя…
Но стоит лишь раскрыть ее для вида —
И со страниц взметнется Град Давида,
Историю по-своему кроя…
Всегда при виде неприступных стен,
Крестов, йешив, мечетей, богаделен
Восторг бывает столь же беспределен,
Как безотчетен ужас вместе с тем…
О, этот город… Город палачей,
Царей, богов, пекарен и давилен.
В нем правы все. Он так жестоковыен,
Так горд и независим, как ничей.
Но он и есть ничей. Он смотрит строго
На всех глазами окон и бойниц,
Порочней прочих городов-блудниц,
И в то же время город-недотрога,
И неизменна Яффская дорога
Среди холмов в темнеющих садах…
Вот видишь… Я опять о городах.
Хотя об этом не бывает много.
NN
День умирает… Новый не рожден.
Ты гонишь свой видавший виды «Плимут».
В душе ноябрь. Этот гадкий климат…
Все дрянь, а тут еще и снег с дождем.
…Промозгло. Пробирает до костей.
Совсем взбесились Фаренгейт и Цельсий.
Скучает милый мальчик-полицейский.
Не затащить ли мальчика в постель?
…Мотель. Кровать. Распятие… Три «ха»!
Нет, этот мир определенно спятил.
Какого черта вешают распятья
В обителях дорожного греха?
…Однако… Время предъявляет счет,
Между бровей морщинкою ложится.
Но то, что скрыто тонкой тканью джинсов,
Довольно привлекательно еще.
…Смерч торопливых ласк. Шнурок. Торшер.
Привычная динамика постели.
Ты вовремя подумала о теле.
Пожалуй, поздно думать о душе.
…Изучен код теней на потолке.
Сосчитаны овечки и барашки.