Жизнь, нарисованная небом

Задумалась и кукушка.

– Пятнадцать?.. – переспросила Идэн, не то себя, не то кукушку, но ответа не последовало.

– Должно быть, её согнали… и, кукушка перелетела на другое место, чтобы продолжить добавлять мне годы, – успокоила она себя.

Но, неприятное состояние страха уже вселялось в неё. С каждой секундой тревога нарастала, все больше и больше. Ей захотелось вниз, к Аусту. Чтобы он успокоил её и вселил в неё, хоть какую-то часть своей могучей уверенности.

Идэн стала останавливать качели.

Ауст, видя, что движения замедляются, перестал играть и стал приближаться к ней. Всё ближе и ближе. По мере того, как уменьшалась, раз от раза, амплитуда качания уменьшалось и расстояние между ними. Она почувствовала, его приближение. Сердце не успокаивалось, а продолжало тревожно биться внутри. Словно загнанный в колесе бельчонок. Она в растерянности отпустила канат и полетела вниз. Её волнение передалось Аусту. Он, еле успел подхватить девушку у самой земли.

– Как, ты, меня напугала, – в сердцах выпалил «Мореход» и понёс девушку на руках. Он нёс её легко и непринуждённо, что ей показалось – это эльфы несут её на нежных крыльях. Ей хотелось смеяться от счастья. Безудержно, радостно и от всей души. Она, тут же, забыла про кукушкино гадание. И, даже, переборов стеснение, не стала вырываться из его объятий. Хотя сердце продолжал биться, по-заячьи колотясь о стенки её души. А наоборот, Форсет прижалась к нему ещё крепче. Сама не осознавая почему – ради подстраховки, чтобы не упасть или ради удовольствия?!!

Внутри Ауста напряжение, также росло. Игл прекрасно понимал: «Что разрешить это состояние, он сможет, лишь выразив, в своём признанием в любви к Идэн?!» Однако голос его не слушался. А подымающиеся из глубины чувства застревали, где-то в районе горла, встав комом. В этот самый момент, Идэн посмотрела на него, таким радужным, опьяняющим взглядом. Взором, такой притягательной силы! Обдав, из-под длинных, вспрыгнувших вверх ресниц, блеском обворожительных красивых глаз и располагающей взаимности, что он тут же выпалил:

– Я тебя люблю!

Сказав это, он, окончательно и навсегда, связал свою жизнь с ней. Прекрасно понимая, после этого шага, уже, не может быть обратного хода.

– Наконец-то, – подумала она. Услышанные слова признания радостно понеслось внутри неё.

После приземления, Идэн, в очередной раз, смутилась. Отвела свои глаза. Но от слов признания, она подняла вспыхнувшее азартом и радостью лицо и их глаза встретились и засияли.

– Я тебя люблю, – повторил он.

Сердце Форсет продолжало неистово колотиться, перерастая в дрожь. Она не осознавала, что происходит внутри. Откуда столько пляшущих, дурманящих сознание звуков. Девушка почувствовала нехватку воздуха. Она хотела сказать:

– Нет, – но внутренний голос почему-то молчал. Смутное состояние тревоги и сомнений куда-то исчезло. От набежавших ощущений и недостатка воздуха, у неё закружилась голова. Она машинально силилась выдавить это застрявшее: «Нет». Но воздуха не было в её груди, чтобы сказать это «Нет». Она глубоко вдохнула, глядя на Ауста. Глядя, в его, сияющие счастьем, голубые, бездонные глаза. Точно два глубоких озера. И вместе с воздухом, она вздохнула в себя ЕГО. Целиком и без остатка. Словно это и был её единственный воздух. Ради него, она родилась, жила на свете и будет жить дальше. Ради него одного и их безраздельного счастья вместе.

Поведение Ауста возымело своё действие. Идэн Форсет успокоилась и, положив голову на его плечо, закрыла глаза.

ГЛАВА III

О правителе Хальве Ирвинге можно сказать следующее: «Человек он был ветряный и не далёкий. Думал, лишь, о пирушках, викинг набегах и женщинах»

Когда-то, ещё в детскую пору, он мечтал жениться на красавице Идэн. И с сыновьями покорять новые земли! И страны!! И даже сам Рим!!! Всё возможно бы, так и было. По крайней мере, всё к этому шло. Но, из-за несусветной бедности, по настоянию отца, ему пришлось жениться на Изольде. Старой долговязой женщине по прозвищу «Верста Из». Изольда была дочерью богатого бонда Филиппа, которого за глаза все называли «Скряга». При личном же общении его величали – Филипп «Богатый», во избежание неприятностей. «Из» ни кто не хотел брать замуж, из-за её не складности и ужасного характера. Жизнь обделила её заботой и нежностью, зато с избытком наделила скупостью и ненавистью к окружающим. Жили Хальв и Изольдой, сжав зубы, в атмосфере взаимного призрения, обид и полного не понимания. Она осыпала мужа таким порывом ненависти. Причём, без причинной ненависти. С добавлением зубного скрежета и вулканической ярости, что казалось – вот-вот запахнет жареным, как у последней черты. Властная «Из», не желающая ни с кем и ни с чем считаться, жила по своим убеждениям и правилам, порою даже ей самой не понятным.

Младший Ирвинг, во избежание конфликтов пропадал на охоте и пирушках. И не заметил, как превратился в нервного, вечно пьющего и разгуливающего по ночам лунатика, где-нибудь у себя, на затерянной в глуши охотничьей избушке. После свадьбы, Хальву казалось, что все ярлы подтрунивают над ним. За глаза конечно. Но он думал об этом постоянно. Беспрестанные мысли о своей ущемлённой и убитой Из личной жизнью, переросли в ярость на всех женщин, какие только встречались на его пути. Чтобы, хоть как-то, компенсировать свою, как ему казалось, ущербность. Он, при дележе военной добычи, брал ни драгоценностями и прочими богатствами, а персонами женского пола, которых и расселял по своим резиденциям. Отчего и был прозван Хальв « Штаны Нараспашку». Пиры, походы и утехи любви – эти три столпа и стали составляющими его жизни. Порою перебор милых дам был настолько велик, что охватить всех ему было не под силу. Помимо основного своего предназначения, захваченные на войне особы, трудились на тяжелейших сельскохозяйственных работах и в кузницах, без каких бы на то привилегий. Редчайший случай, когда кто-то, из наложниц, выделялся в приближенную тиру. На которую, помимо всего прочего, возлагались ещё и обязанность ключницы – смотрительницы дома.

О морально-нравственной стороне конунга говорить не приходится. Её как таковой, и не было. Это был обычный образ жизни древнего скандинава. Яма, в которую Хальв свалился, благодаря времени. Смалодушничав тогда, он так и не нашёл в себе сил, прийти к Идэн и извиниться за содеянный обман. Пусть, даже, если этот обман и был совершён им по принуждению. Волнения, которые бушевали в нем, он подавил брагой и пивом, погружаясь в покой алкогольного забвения, как состояние равновесия, превратившиеся для него в пытку жизни. Он катился по наклонной, деградируя и теряя свой облик. И, что удивительно, даже не желал этому противиться и что-то менять. Он летел в пропасть, им самим же и уготованную.

Всё своё время, Ирвинг проводил в ничегонеделание. Это бездействие он удачно совмещал с бессмысленным пьянством и заполнял всю свою, никчёмную жизнь, лишь только этим. Застолье стало его единственным центром событий. Пирушки ничего не оставляли после себя, кроме головной боли. Время от времени, он пытался размышлять. Размышлять, конечно, о не возвышенном. А хотя бы, о думах приземлённых: «Не отправиться ли ему в поход?..»

Но, все потуги Хальв, по лабиринтам разума, замыкались на собственной же персоне. И приводили всё к тому же застолью. В начале пира он пробовал рассуждать. Блуждал по развалинам своих возведённых планов. Обозревал туманную даль, когда то торной дороги, а теперь зарастающую бурьяном и всё больше и больше погружающуюся в океан праздности и безмолвия. Праздник без праздника угнетал. Он, уже, даже, не осознавал, что для поднятия духа: «Необходимо что-нибудь сделать!.. Не обязательно полезное! Но, хоть что-нибудь, но сделать…» Но он, лишь, продолжал уповать на то, что жизнь—злодейка, сломала его целеустремлённость. И благодаря, своим не мысленным путам, связала его. И теперь, ему не выбраться, из её зловещего мешка.

Это повторялось из дня в день. И пока, конунг Хальв Ирвинг приходил в обычную, уже привычную для него, лежачую кондицию, он мямля толковал свои оправдательные доводы. И мирно засыпал.

ГЛАВА IV

– Что с тобой, дочь, моя? – гнусаво изрёк Филипп «Богатый».

Когда он начинал говорить, голос его звучал настолько громогласно – словно возглас из пустой бочки.

Он приехал навестить Изольду и своего внука, и был крайне удивлён, увидев её такой замкнутой и обескураженной. «Из» и раньше не слыла весёлкой, но такой подавленной он её не видел никогда.

– А, где внук?!! – радостно спросил он. Филипп не хотел поддаваться её хандре и сделал вид, что как будто ничего не происходит противоестественного и волноваться поводов, нет.

– Он с няней, – ответила она. Отец не стал уточнять: «Где и почему?»

На все его последующие вопросы она лишь молчала.

– Что с тобой происходит? – в очередной раз спросил он. – Какой смысл во мне, если, ты, не можешь мне открыться?.. Где твой муж?

– Где-то на охоте? – ответила она.

– И, ты не знаешь где?

– Нет. Мне это не интересно.

– А, как давно, его нет?..

– Давно, – беспечно добавила Из.

– Как давно, ты не видела его? – папаша, уже, негодуя, перешёл на резкий тон.

– Давно.

– Давно?! Это сколько времени?.. – отец создал свирепое лицо, от которого в своё время дрожали покойники.

– Не знаю, сколько!.. Я за ним дни не считаю!

– Два?.. Три дня или десять?

– Два, три месяца!.. – демонстративно выражая негодование, заявила дочь.

– Два?!! Три?.. Месяца?!! – родитель погрузился в глубокое недоумение, но радость предстоящего заиграла в нём живительным огоньком.

– А может даже и больше?!! А тебе что с того?!!

– Как, что с того?!! – радостно сияя, вскричал Филипп.

– А так!.. Если мне всё равно, то тебе что за забота?!! Когда, ты успел, его так сильно полюбить?!!

– А, вот в эту самую минуту и успел полюбить!!! – былой задор неугомонного скряги, потонул в хитроватой улыбке тестя.

– А может он в походе??? – засомневался отец.

– В каком, походе?!! Он уже давно не ходит в походы!.. Если только в пьяном – походе?!!