Жизнь, нарисованная небом

– В пьяном походе это было бы даже самое лучшее?!! – прежняя рассудительность, опять водрузилась на зловещем лике «Богатого». Он, не перебивая, принялся выслушивать, теперь уже разговорившуюся дочь.

В непринуждённой беседе она поведала отцу о совместной жизни с мужем, которого, как выяснилось, она уже давно не видела.

– Ты, должна с ним развестись!.. – заявил Филипп после долгих размышлений.

– Зачем?.. Он мне совсем не мешает!..

– Надо!..

– Не надо!.. Я не для того за него выходила, чтобы разводиться?! Или, ты забыл?!!

– Я ничего не забыл?!! Но ситуация изменилась! И складывается в нашу пользу, как нельзя к стати.

– Это отчего вдруг?!! Что такого произошло?!!

– Для нас лучше, чтобы его не было вообще.

– Это как?..

– А, так?!! Нет его?!! Пропал… – перешёл на шёпот отец.

– Как это – продал?.. – жена не столько волновалась за мужа, сколько её стало интересно. У Филиппа «Богатого» ничего просто так не бывает. Теперь любопытство вселилось в неё. – И зачем, ему пропадать?

– А, вот… зачем?.. – радость охватила Филипп. Он, уже, не мог сдержаться и ехидно улыбался. В его голове играла музыка неимоверных афер. Но отец решил не высказывать, ей всего плана действий. Вдруг, если, что-то пойдёт не так, она не сболтнула бы лишнего. За это можно лишиться не только головы, но ещё, прежде, угодить на кол.

– Как? – уточнила Изольда, после высказанных отцом предложений.

– А, вот… как?.. Садись и слушай дальше!

Затея по захвату власти к нему пришла не сразу. Изначально, планируя свадьбу дочери с сыном конунга, он намеривался – всего-навсего получить, титул своим потомкам. Выход к внешним границам, позволял полученной территории быть самостоятельной и считаться суверенным государством. А ему быть: фактически государем. Регентство при внуке, давало ему такие права. Заимка «Козла» была выбрана не случайно – она граничила по перевалам со шведами.

– И, где же мне взять, рано утром, трёх свободных людей в свидетели, подтверждающих отсутствие конунга ночью?.. Здесь, же, никого нет! – спросила дочь, выслушав план отца.

– Тогда возьми в свидетели, трёх рабов! И ступай на тинг, – отец подбадривающе добавил. – Пусть заседатели на «Холме Закона» решают твою судьбу!

– А где мне взять его рубашку, чтобы сделать на ней разрез на женский манер.

– А, что – в доме нет его рубах?

– Не знаю?.. Я не интересуюсь его одеждой.

– Тогда повесь свою распашонку, – посоветовал Филипп.

Скандинавские рубашки были длинные и широкие по покрою. Отличались: мужская рубашка от рубашки женской, лишь разрезом. На женской распашке был длинный разрез спереди, а мужская разреза не имела. Чтобы известить окружающих о разводе и своей свободе, надо было взять мужскую рубашку и сделать на ней длинный разрез – по аналогии с женской прорехой. После чего повесить её у входа в дом на все обозрение. Это и служило, извещением мужу, домашним и всей округе о предстоящем расторжении брака.

– Повесь у входа в дом, – наставлял отец, – но чуть на отдалении, чтобы видно было всем. Главное обзор!

Изольда, до конца не посвящённая в курс действий, опять принялась молчать. Слушала родителя в пол-уха, не понимая, зачем вся эта катавасия. А Филипп «Богатый» наполненный задором не унимался:

– Через четырнадцать дней. После оглашения Законоговорителем решения: «Ты будешь разведённой!..» Оставаясь при этом княгиней и с половиной имущества.

– Да?.. – глаза Изольды засияли.

– Во!! Я, узнаю свою Из!!

– А если тоди не вынесет нужного нам решения? – княгиня вновь погрустнела.

– Не имеет права!.. Ни кто, не может лишить женщину счастья! Муж, не желающий видеть свою жену, уже не муж?.. Женщина не должна страдать, если её муж где-то там пьёт!.. Тоди не может вынести другого решения. На то он и Законоговоритель, чтобы судить по справедливости!

Лицо правительницы ожило и повеселело.

Но, отец не договорил, о своих дальнейших планах. А планы были таковы – свести со света Инга Ирвинга. Смерть, отца Хальва, позволяла после развода владеть половиной государства. А не каким-то клочком в горах?!! А фактически иметь полный контроль над всей территорией Ирвингов. Отсутствие Ирвинга Младшего, давало Филиппу «Богатому» такое право и возможность.

Рабу, смотрящему за свиньями, «Скряга», под угрозами, велел убить конунга Ирвинга Старшего. И не где-нибудь, а в свинарнике!.. Получив такую позорную смерть – от рук раба, да ещё и в свинарнике. Это событие из всех сил будут стараться предать молчанию. А полное забвение, это как раз то, на что Филипп и рассчитывал. Раб должен был убить правителя вечером. Чтобы Инг за ночь истёк в хлеву кровью. Но исполнитель, напившись, для храбрости, перебрал с выпитой мерой и совершил задуманное под утро. Конунга почти, что сразу нашли, и остановили кровь. План сорвался, но не таков был Филипп «Скряга», чтобы отступать и сдаться на половине пути. Знахарь по просьбе Филиппа дал конунгу большую дозу обезболивающего средства. А заботливый родственник, находящийся при нём неотступно, лишь потом добавлял раненому и добавлял парализующий отвар, повышая норму. Старший Ирвинг впал в спячку. Замер. И точно усопший, уставил остекленевшие глаза в потолок.

Через четырнадцать дней, после развода, Филипп велел Изольде отправить все корабли: и торговые, и военные в море. За исключением флагмана конунга. Главный корабль страны должен был готовить к траурной процессии. «Скряга» жил понятием – капитал должен работать. А имеющиеся простои кораблей считал грехом неимоверной тяжести.

Отец Филиппа «Скряги» был бесерком. Но не тем бесстрашным воином, который для своего бесстрашия принимает перед боем дюжину взбадривающих настоев, из разных трав и грибов. Он и в поход то ни когда, ни ходил. А ратным занятиям нашёл достойную замену – промышлял раскапыванием могил погребённых конунгов и богатых ярлов.

Подкрепившись для храбрости воинственным, сильнодействующим настоем он хватал кирку и принимался ломиться в погребение усопших.

На этом он и сколотил своё состояние, приобщив к этому делу и сына. Вскрывая могилы, отец всегда напоминал отпрыску своему: «Не класть при своём захоронении в могилу, ни каких сопутствующих предметов!!!»

– Откуда у них такие богатство?!! – задавали себе вопрос соседи. Но не находили ответа. За жадность старшего звали – «Хап». Ни кто не помнил его настоящего имени. А младшего, не особо-то, не уступающего в жадности старшему – «Скрягой». Но, однажды, отец Филиппа пропал. Точнее сын оставил его в могиле очередного погребённого, которого они раскопали. Он испугался и обронил в яму верёвку, по которой ничего не боящийся папаша должен был выбираться обратно.

А дело было так?!

Похоронили бесстрашного воина бессерка по прозванию «Бесстрашный и Неуязвимый». Бесстрашного воина! Настоящего викинга. Который прошёл ни одно сражение. И всегда выходивший, из всех баталий, победителем. Для бесстрашия своего, он принимал, какой-то сильнодействующий отвар. Рецепт снадобья готовил сам. И ни кому состава того зелья не открывал. Благодаря этой тайне, ни у кого такого оружия не было, и превзойти его в доблесть ни кто не мог. Слыл «Бесстрашный и Неуязвимый» знатным воином и почитался в округе. О нём даже слагали песни. Готовил он снадобье всегда про запас. Хранил его у себя в подвале. Куда вход был строго-настрого запрещён. Даже, домочадцам. Он настолько пристрастился к своему напитку, что принимал его, уже не только перед боем, но и в обыденной ситуации. Закрывшись в подвале, он возливал в себя не малое количество, этого самого универсального приготовления из трав сильнодействующих и не меньшего количество грибов галлюциногенных. Одурманенный, он принимался громить всё, что попадалось под руку, в своём специально отведённом зальчике для пиров. Потом затихал. Мирно спал на лавке, уставившись остолбенелыми глазами в потолок. После одного, из таких пиров, он спал дольше обычного. Родственники приняли его за умершего. И, похоронили. Положили с ним в могилу, кроме богатств, украшений и оружия, ещё и эти самые сильнодействующие снадобья, которые он любил больше жизни.

В эту же самую ночь, чёрные старатели раскопали могилу «Бесстрашного». И, как, только «Хап» смахнул с гроба последнюю погребальную земельку, изнутри послышался стук. Филипп онемел. Мало того, что он испугался и нечаянно уронил верёвку вниз, он ещё и убежал.

Филипп, будучи по природе своей не только интриганом, но и человеком осторожным и предусмотрительным, в своё оправдание: «Куда пропал отец?», созвал тинг. На собрании он заявил: «Якобы погребённый и отец были давними друзьями. Но, держали это втайне от всех. И, вот теперь, когда „Бесстрашного и Неуязвимого“ не стало, отец не может перенести эту утрату. Он ушёл к нему в заупокойный мир, и будут они там теперь неразлучны».

Данная новость – «Дружба доблестного викинга и «Хапа» на сходе всех удивила. Но уход отца Филиппа никого не расстроил. Никто в селе «Хапа» не любил. Они даже всем собранием, перешёптываясь, попытались вспомнить его настоящее имя, чтобы правильно помянуть усопшего. Но не могли вспомнить: «Как его зовут?» А спросить у сына постеснялись – дабы не огорчать его дополнительно.

– Поминки справить бы надо?.. – предложили селяне Филиппу. Но сын решил сэкономить и не праздновать погребальной тризны. Чтобы избежать дополнительных вымогательств селян, он сослался на горе и покинул собрание.

После ухода Филипа кто-то предложил провести расследование: «Уж больно сомнительной ему казалась версия дружбы „Хапа“ с „Бесстрашным“? Один был викингом!.. Второй барыга!» Предлагаемого одёрнули. А предложение дознания не поддержали. Зато все как один были едины во мнении: «Поминки надо справить».

– Не по-человечески это?!! – все, как один, на тинге выражали своё мнение. – Может, соберём общую тризну и своими силами проводим ушедшего?!!

Все были не против поминок. И считали это обязательным и необходимым. Но конкретных организаторов не нашлось и данное предложение, само по себе, сошло на нет. Мало то, что «Хапа» никто в селении не любил, все ещё, и побаивались этого скрытного семейства, живущего на самом отшибе – на заимки.

А Филипп, как ни в чём небывало стал продолжать, жить поживать, как будто ничего и не произошло.

Но, как-то, его очень сильно заколотило. Затрясло всего-всего. И он услышал голос отца. От этого страшного ведения, ему стало холодно. Несмотря на то, что изба была, очень, даже, сильно протоплена. И, ещё, тлели в печи последние угли, но в помещении стало вдруг зябко. И что-то завыло. Загудело. И загуляло по дому. Подобно, как гуляет по двору, завывая, разбушевавшаяся метель.

– Семь дней же сегодня минуло, – подумал с ужасом хозяин и понял, что отец видно, в самом деле, погиб. Его должно быть задрал усопший бессерк. Ибо не зря он слыл воином бесстрашным и кровожадным.