Хроники Бальтазара. Том 2

– Я его помню, очень задорный бард! Только не платит за выпивку, – заявила Люция. – Сарват его вечно вышвыривает.

– Патриотичное… – призадумался вдруг Бальтазар. – Да, может быть ты и пригодишься. Есть одно порученьице, – отвёл он дворфа за плечо подальше. – Идём-ка, поболтаем кое о чём.

Вокруг раздавались кличи на жёстком выдохе – ополченцы тренировались владению оружием и боевому крику в ударе. Что справа, что слева были огорожены специальные площадки для занятий, где сейчас синхронно махали то мечами, то глефами. А в дальней части лагеря организовали стрельбище, помимо меткости ещё проверяя боеспособность взятых с собой луков: не рвётся ли тетива, не ломается ли древко при сгибе…

– С горки на бой посмотрю, впечатлюсь и сочиню, братан, про тебя что-нибудь! – обещал некроманту низенький бард. – Пожёстче, помрачнее, что б у всех волосы дыбом! Кронхольд всегда стоит под леденящим сводом тьмы… – начал он напевать.

– Мне нужен гимн для этого края, когда он будет принадлежать мне. Про свет, про тьму, помпезный и вдохновляющий. Не славящий мертвецов и некромантов, мой век не вечен, однажды я отправлюсь на покой, а гимн эти люди должны петь не только здесь, но и в Кронхольде, в Бастиане, – заявил ему Бальтазар.

– Что значит, не вечен?! – возмущалась Люция им вслед.

– Гимн?! Ишь ты орех-то какой! Ничего себе! – вскинул свои лохматые толстые брови Коркоснек. – Это мы покумекаем, такого с великим бардом ещё не случалось… Грог у вас есть тут, надеюсь? Должны же были что-то взять с собой на случай празднования победы и так, для духу бойцов. Гномы с собой всегда брали ядрёной медовухи и грог на мухоморах для состояния берсерка.

Кире и Дарине пришлось немного подождать Бальтазара, беседовавшего с гостем-гномом. Миранда, Морриган и Люция же отошли в тени деревьев, разговаривая на тему прочитанных книг, укрывшись от яркого света. В лагере продолжали возводить сараи и постройки, так что постоянно слышали голоса рабочих, стук молотка, звук натянутого брезента и парусины в навесах.

Гному выделили палатку позади территории, поодаль, чтобы мог репетировать свои произведения и быть в безопасности даже в случае налёта на лагерь. Из-за этого, правда, приходилось потом шагать почти через всю территорию к походным кухням или к ставке той же Киры. Но прямо сейчас лучница, а с ней и повариха, дочь одного из пленённых, и, как утверждали на пару что Бальтазар, что тот визитёр-генерал, казнённых купцов, наконец, вместе с некромантом зашагали к одному из поселений долины Червегора.

VI

По дороге в Черрикаш, огибая долину и поля, где местные фермеры выращивали зерно на продажу, троица пеших путников обнаружила весьма тревожные столбы-виселицы. Чем ближе к поселению, тем больше истерзанных хищными птицами трупов здесь попадалось.

– Невиновен, – говорил Бальтазар, оглядывая одного бедолагу. – Невиновен, – тыкал пальцем он в сторону следующего. – Виновен. Виновен. И вот этого по делу, – рассказывал он обескураженным женщинам, своим спутницам, слыша, что шепчут местные призраки.

– Какой кошмар! Ладно бы повесили и захоронили, когда болтаться в петле перестанет! Но оставить на глумление всякому зверью! На виду у странников, у караванов и торговцев! – негодовала Дарина.

– Довольно много ценной мертвечины, но ещё интереснее местные культы, – заявлял некромант. – Редко встретишь город, который поклоняется тьме.

– Не затеряется ли среди этих покойников след моего отца и остальных несчастных? – беспокоилась кухарка.

– Он ведёт в сам город или что там нас ждёт впереди, словно их казнили прямо здесь. Смотрите в оба, как бы засады не было, – предупреждал их Бальтазар и сам поглядывал по сторонам на подступах к первым постройкам.

Кира тоже с недобрым видом косилась на обглоданные лица с выклеванными глазами, на болтавшихся в петле казнённых в истрёпанной одежде, даже не представляя, каковы же местные нравы, раз тут на подходе вывешено столько тел на столбах.

Черрикаш оказался городом, немного похожим на Яротруск. Небольшой, с бревенчатыми избами, с колодцами на площадях, без вычурности фонтанов, без возведённых стен. С одной стороны кромка леса, с другой – свободный выход к возделываемой земле: пахотам, грядкам да огородам.

Молодые голоса повсюду затягивали веснянки – обрядовые песни заклинания тепла, хороших всходов, а также привлечения плодородного и урожайного лета. Пели, как птицы несут весну, возвращаясь с тёплых краёв, как подобревшая с таянием снегов Мара несёт хмурое небо и дожди на поля, как вороны вылавливают грызунов и змей, защищая колосья и крестьян. Как слёзы небес питают долину. В отличие от традиционных весёлых веснянок, местные были довольно мрачными. Редкие песни, которые действительно нравились Бальтазару.

Здесь воспевался покой кладбищ, лесные хищники, застланное серыми стаями небо, лишь на живописных кровавых закатах, приподнимающее свой занавес для красочных проводов солнца. В этом было что-то от поэзии Вискольта и Бошира с их тоской и печалью.

– Голос ветра прошуршит, он тишину нарушит… – звучал хоровод девичьих голосов.

– Волчий вой в ночной глуши и скрип надгробных плит, – напевно, полушёпотом протянула царица-тьма где-то в подсознании Бальтазара.

– Серебристый след луны ковёр листвы подсушит, – напевали девицы.

– Выбираемся в ночи… – шептала из груди некроманта царица-тьма.

– …чтоб голод утолить, – закончил он вслух, не столько пропев, сколько просто произнося своим рокочущим баритоном, хорошо зная эту веснянку о пробуждающихся мертвецах, призванную их усмирить, дабы не было набегов нежити на городок.

– Голод давит сердце, и мертвец идёт вперёд, – подхватывали и мужские голоса юношей.

– То, что пробудилось, больше не уснёт, – завершал общий хор своё песнопение, повторив ещё дважды последние строки.

Обрядовый хоровод вокруг чёрных женоподобных изваяний из камня и дерева молился о нерождённых детях, об убиенных на войне, о взятых в плен, о павших в бою, о замученных и истерзанных пытками. О восстающих гулях и упырях, дабы все они обрели мир и покой в сладком царстве тьмы. Некроманту хотелось слушать и слушать, он едва не забыл, очарованный на пару с живущей внутри темнотой, ради чего вообще заявился в этот город.

Но аура неупокоенных душ вела его мимо идолов и плавных хороводов разодетых в серо-чёрные и тёмно-синие ритуальные платья жителей Черрикаша. Наличники окон здесь напоминали зимние морозные узоры. Коньки домов изображали обычно волчьи головы оберегом от лесного зверья, а на крышах колодцев были выгравированы серпы – символ тёмной богини.

Несмотря на то, что густой лес по правую руку состоял по большей части из хвойных деревьев, в самом городе обильную тень создавали стоящие тут и там цветущие в эту пору конские каштаны. Но нередко встречалась и отцветавшие уже вишни.

– А вот и долгожданные гости, легки на помине, – на протяжённое крыльцо вытянутой одноэтажной ратуши вышагали из неё два человека, одному из которых принадлежал гудящий стальной голос.

Он был с гладким подбородком, но с бакенбардами. Одет побогаче своего спутника: вычурный кафтан с яркой вышивкой, красивые сапоги, плотная епанча на плечах цвета оленьего меха. Взор был властным, уверенным, таким, от которого можно и вздрогнуть, если б им глядели на робкого простолюдина.

Тот бородач, что шагал при нём – не то визитёр из местных, не то какой-нибудь помощник по службе – был в бурой подпоясанной рубахе и просторных, ещё более тёмных штанах, с обычной кожаной обувью, отличавшейся разве что уплотнённым округлым носком от простецких кожаных ботинок.

По обе стороны от них стояли пузатые и коренастые стражники. Из тех людей, которые в своём возрасте, со своей бородой, шириной плеч и комплекцией напоминали увеличенных дворфов едва ли не всеми чертами, просто если б тем изрядно взрастили пропорции. Молчаливые и мордатые, они, будто статуи, скрестив руки, наблюдали за подходившей троицей, а на поясе у них сверкало по мечу и крупному колуну.

– Долгожданные? – удивилась таким словам Кира, поглядывая не столько на них, сколько по краям ратуши, – нет ли ещё затаившихся воинов.

– Когда есть трупы, должны прибыть либо консулы, либо некроманты. А иногда и те и другие в одном лице. Мой отец был друидом, я хорошо чувствую магию, – проговорил тот, что постарше и одет побогаче. – Я Еким, здешний староста. А это Мергер, глава лесного хозяйства. Он и нашёл то, что эта тварь оставила от несчастных. Наконец-то лорд вспомнил и о нашем городке! Идёмте, всё расскажу по дороге.

– Я отнёс их на капище, чтобы отпели, но вам надо это увидеть, вы ведь некромант? – поинтересовался тот, что с широкой густой бородой.

– Есть такое, – отозвался Бальтазар, не называя ни имени, ни титула.

– Грамоты от лорда у вас ведь есть на работу в поселениях? – прищурился бородач с подозрением.

– А ну цыц ты, хряк невоспитанный! – ткнул его локтём Еким. – Кто так гостей важных встречает? А то ты по мундиру достопочтенного не видишь, что он не бандюган какой! В кои-то веки послал Мортимер благодать по наши души, дознавателей с чародеем! А ты свои выкрутасы начинаешь! – сплюнул он за порог да цокнул языком, покачивая головой с порицанием. – А куда же я ключи подевал… – зашарил он по всем возможным карманам с растерянным видом.

– Расскажите лучше, почему столько повешенных вокруг города!? Чуть ли не на каждом столбе скелет висит! – интересовалась Дарина, сообщая о том, что они видели.

– Пособники лесной бестии, который год её вытравить не можем, – фыркнул староста.

– Бестию? – не понимал Бальтазар.

– Идёмте, говорю же, что всё объясню, – вздохнул тот и двинулся вдаль по улице.

– Довешались покойничков, что некромант пожаловал! – раздался возмущённый высокий голосок незнакомца, выглядывающего на них из-за ближайшего дома.

Повернувшиеся туда путники увидели мужчину средних лет с блестящей на солнце лысиной абсолютно гладкой головы. Его крупные выпученные глаза отдавали густой синевой и недобро глядели из-под едва заметных бровей почти телесного цвета. Щёки были самую малость обвисшими, нос выразительной дугой с глубокими бороздами, окаймлявшими верхнюю губу. Поверх тела на нём была простенькая хлопковая рубаха оттенка мха с толстым канатным поясом крупного плетения и почти такого же цвета короткие штаны.

– О, нет… – хлопнул Еким себя по лбу. – Домой иди, нечего гостям докучать! Это Игор, наш травник. Вечно нос свой всюду суёт, – со вздохом сообщил он прибывшим.

– Это не нечисть! Здесь некромант не поможет! – заверял тот, перепрыгнув заграждение и засеменив по чужому деревянному крыльцу. – Заберите покойников с дороги, – умоляюще поглядел этот человек на некроманта. – Они её злят, раззадоривают, совсем не пугают!

– Папа, опять вы посреди дня маетесь, – девичий звонкий голос раздался по правую руку.

Со стороны хороводов вышла девушка лет семнадцати, а звучала так, словно была изрядно помладше. Тёмные косы сплетены венком, а часть прямых прядей отпущена сзади почти до пояса. В глазах, казалось, отражалось само небо, настолько они попадали в его нынешний тон. Отцовский крупный нос смотрелся изъяном, личико было пухловатым, румяным, а губки маленькими, совсем не похожими на широкий рот Игора.