Превратности судьбы

– Не принимайте близко к сердцу, это только для примера, – я и вправду увлёкся, представив Эстер рядом с собой, в постели… ну что-то в этом роде. – Итак, причём тут экономика, если срабатывает тривиальный физиологический инстинкт? А дело в том, что получается следующая цепочка: политика – экономика – материальный достаток – плотские удовольствия – надгробие за низенькой оградой.

Я перевёл дух и продолжал, не дожидаясь, пока Пьер переварит мною сказанное:

– Но может быть и другой вариант. Клиент к мужикам и бабам равнодушен. Тогда звено «плотские удовольствия» в этой цепочке заменяется чем-нибудь другим. Скажем, удовольствием от власти над людьми, иногда это доходит до садизма. Однако возможен и третий вариант! Представь себе, что претендент на властный пост уже достаточно богат. Тогда цепочка выглядит так: экономика – политика – удовольствие от власти над людьми – скромная могилка на кладбище под Лондоном или же в Сибири. Словом, тут такой набор возможностей, что на все вкусы хватит. Было бы желание.

– А у тебя оно есть? – Эстер задала вопрос с намёком, но я делаю вид, что не понимаю.

– Мои желания связаны с литературой. Ну, может быть, ещё с Катрин. А всё остальное по фигу!

– А, скажем, мировой кризис… Разве тебя это не волнует? – Пьер снова возвращается к любимой теме.

– Кризис – это естественное отправление либеральной экономики. Как это может волновать? Сами напридумывали чёрт-те что, а теперь мучайтесь, пока не надоест.

– Ну а свобода?

– Зачем нужна свобода, если есть права?

– А демократия? – кажется, Пьер уже вовсе выдохся, не находил аргументов для предметного спора и потому только задавал примитивные вопросы.

– Про демократию Черчилль хорошо сказал. Что-то вроде того, что ничего лучше человечество так и не придумало. А я бы уточнил – могли бы придумать, но не захотели. Тем же из нас, кто попытался, крепко дали по мозгам. Да что тут говорить, каждый из так называемых демократов мечтает лишь о том, чтобы у него была своя собственная демократия, для личного употребления. Это особенно характерно для тех, кто находится у власти.

– Нет, ты не прав! Демократия вполне приемлема для большинства людей из самых разных стран.

– Да, в основном, для сытых.

– Но выборы, всенародное волеизъявление… Неужели ты способен замахнуться на святое?

Не знаю, то ли он уже в стельку пьян, то ли и в самом деле его обуял дикий ужас, судя по глазам. Ну что ж, добивать, так добивать, мне это не впервой:

– Представь себе семинар по теоретической физике, где правильность некой теории решается голосованием. Абсурд! То же и в политике, и в экономике.

– Нет, подожди! Критерием теории всегда являлась практика.

– Это справедливо только в том случае, если эксперимент по проверке теории выполнен корректно.

– А разве не так?

– Тогда скажи, зачем тратят сотни тысяч долларов на предвыборную кампанию в какой-нибудь вполне цивилизованной стране? Для чего устраивают пышные предвыборные митинги, зачем обрушивают на наши головы мегатонны политической рекламы? Да только для того, чтобы промыть мозги. Чтобы избиратель принимал решение под влиянием эмоций, а не в результате размышлений. Причём промывают мозги как минимум два месяца, а на размышления оставляют день. Так где же тут свободное воле-изъявление? Да тут демократией и не пахнет!

Дальше я не стал продолжать, а Пьер только и смог произнести:

– Ну, я тогда не знаю…

Эстер загадочно молчала, размышляя о своём. Возможно, о предстоящем свидании со мной. А Пьер был явно потрясён нашим разговором. Я даже пожалел о том, что затеял этот спор. И с какой стати на меня нашло? Жил бы он себе и жил, верил бы в эти сказочки – тем более, если они доход приносят. А тут, здрасьте вам, явился я! Явился и попытался всё разрушить. Да ладно уж, какие ещё требуются разрушения, когда до сих пор разруха в головах…

Пусть так. Но что же останется в сухом остатке? Увы, тогда я этого не знал. Но вот теперь, вспомнив этот разговор, я вдруг представил себе Юрика, депутата и прокурора Бокина в роли Моисеев. Сидят себе в шикарном ресторане, закусывают, пьют вино и время от времени дают по мобильнику указания тем, кто бродит по пустыне в поисках земли обетованной. И набивая себе рот, депутат сокрушается по поводу того, что кто-то не выдержал трудностей пути. А прокурор требует от подчинённых списать очередную жертву как естественную убыль. И даже Юрик знает, чем себя занять – сочиняет текст постановления об объявлении траура по погибшим за последнюю неделю.

Однако же, господа, вы хорошо устроились!

Глава 47. Ну вот и всё!

Это даже удивительно – за последние дни я ни разу не вспомнил о Катрин. Словно бы она тут ни при чём, и вся эта суета исключительно ради Сержа. Вот так увлечёшься каким-нибудь сюжетным ходом, напишешь целую главу и напрочь забываешь – зачем, ради чего писал? Словно бы процесс для меня важнее результата. И тут примерно то же самое. По сути, я выполнил целое исследование, накопал массу фактов, даже сделал предварительные выводы. Но спрашивается, кому нужен этот компромат? Десять лет назад, слава богу, был какой-то прок – Лулу разумно распорядилась информацией, и кое-кого упрятать за решётку всё же удалось. Да просто они тогда слишком обнаглели! Ну а теперь? Всё то же, но под более приличным соусом. Так если надежда на удачу минимальна, стоило ли снова это дело затевать?

Отличие, пожалуй, в том, что они меня очень уж достали. Я их и тогда терпеть не мог, однако позже так решил, что будто бы смогу исправить кое-что своими книгами. Как это у поэта?.. Что-то такое он лирой пробуждал… Да, чувства добрые. Возможно, пробудил – так ведь на то и Пушкин! Но только в наше время и сотни Пушкиных не хватит, чтобы эти чувства разбудить. Слишком уж глубоко запрятаны, спят летаргическим сном, замурованы в подкорке. Я даже не исключаю, что кое-кто выставил их на продажу, чтобы с голоду не помереть. И вот пылятся они теперь на барахолке, стоят совсем не дорого – так всё равно никто их не берёт. Что тут поделаешь, неходовой товар! К тому же быстро портятся – ещё немного полежат и начнут вонять…

Ну ладно, нашёл время философствовать. Ясно лишь то, что иначе поступить не мог, даже если всё делал против логики. Видимо, так уж я устроен, и не мне это менять. И потом, остаётся шанс спасти хотя бы Сержа.

И вот я снова у Раис. Держится, как и положено популярной шоуменше – макияж в норме, одета по последней моде, даже немного вызывающе. Однако по глазам вижу, что порадовать меня ничем не сможет.

– Так что, куда пропал Сергей?

– Мне удалось выяснить, что он прилетел в Москву три дня назад рейсом Аэрофлота из Женевы, – говорит, заглядывая в свой блокнот, примерно так вот школьница на экзамене использует шпаргалку.

– Это я и сам знаю. Дальше!

– Дальше я опросила знакомых его покойного отца, потом обзвонила все гостиницы. Всё безрезультатно. Тогда решила подключить к поискам Артёма. Он прежде занимался криминальной хроникой, у него сохранились кое-какие связи.

– И что? – спросил я, всё ещё на что-то надеясь, хотя давно уже мучило нехорошее предчувствие.

– Да ничего. Ни в одном СИЗО, ни в Бутырках, ни в Матросской тишине…

– А морги? А больницы? Может быть, по дороге из аэропорта что-нибудь произошло, скажем, автомобильная катастрофа…

– Больницы, морги – все проверила. Ничего! В милиции сообщили, что за последнюю неделю неопознанных трупов у них не было.

Так я и думал, что похитили. Теперь выбивают показания на Леонида. Либо и того хуже… Да я не сомневаюсь, что они на всё способны, лишь б загрести «бабла». Только бы Серж выдержал, тогда ещё сохранялась бы слабая надежда.

В этот момент Раис включила телевизор.

– Я теперь все криминальные новости смотрю. А вдруг…

Даже в кошмарном сне я такого не испытывал! Даже когда летел с семнадцатого этажа! Даже когда санитары напяливали на меня смирительную рубашку!.. Словами это ощущение не описать. А всё потому, что диктор размеренным тоном и, как мне показалось, довольно равнодушно произнёс:

– Сегодня утром в лесу близ Киевского шоссе обнаружен труп. Как установили компетентные органы, это останки Сергея Фёдорова, историка, работавшего последние годы во Франции. Несколько дней назад он прилетел в Москву, однако затем его никто не видел. Согласно версии следствия, по дороге из аэропорта Сергей Фёдоров был убит с целью ограбления. Милиция разыскивает частное такси, которым мог воспользоваться погибший…

Ну вот и всё! Дальше можете не продолжать. А мне остаётся лишь одно – напиться! Догадливая Раис достаёт початую бутылку водки, а я даже не в состоянии себе налить – руки дрожат, тошнота подкатывает к горлу… Можно подумать, что стою над трупом и смотрю в его открытые глаза, а он мне и говорит: «Ну вот, Вовчик! Ты добился своего. Теперь Катрин твоя, я вашему счастью не помеха»… Он тяжело вздохнул, и всё… Нет, Серж, постой! Какое счастье? Как ты можешь это говорить? Серж, ты не торопись, подумай! Ну зачем мне убивать, если и без того Катрин моя… То есть была моей, а вот теперь наверняка меня возненавидит.

Раис! Нет, не рюмку, а стакан… Так хорошо… Ты спрашиваешь, отчего переживаю? Ну как ты не поймёшь! Ведь так всё просто. Ведь человека же убили!.. Нет-нет, не родственник, не друг и не товарищ по работе. Да мне бы его вообще не знать! Откуда он взялся на мою больную голову?.. Ты говоришь: при-лечь? Да-да, вот лягу, сложу руки на груди… У тебя дома свечки не найдётся?.. Жаль! Ну тогда налей ещё стакан… Да ты не бойся, я хоть и пьяный, приставать к тебе не стану – мне, видишь ли, теперь не до того…

Вот странно, вроде бы рта не раскрывал, а впечатление, будто что-то говорю и говорю… Да кто бы прекратил это безобразие! Разве так можно? Бутылка опустела, а у меня даже ни в одном глазу… Раис, гадкая, что ты мне подсунула?.. Ну ладно, вот не хватало ещё в чём-то обвинять Раис. Потом, чего доброго, дойдёт и до Катрин. А там ещё Светлана и Эстер… Да никому и в голову не придёт, что они в чём-то виноваты! Виноват лишь я один, даже доказательств никаких не надо. Не предусмотрел, не предупредил…

Так что же я наделал? Что натворил? Вот вроде бы после трудных лет можно было радоваться, наслаждаться жизнью. Иногда даже создавалось впечатление, что находишься в земном раю. Ну не совсем там, но где-нибудь поблизости. Причём заметьте, что добился этого своим трудом. И что теперь? Стоило ли тратить столько сил, чтобы в итоге убедиться – всё оказалось зря.

Послушай, господи! Хоть ты скажи, в чём я виноват? В том, что хотел всё сделать по-хорошему? Что избегал конфликтов? Вот вроде бы много чего в этой жизни понимал, но даже не пытался что-то реально изменить, только книжечки пописывал. И улыбался, и, сдерживая тошноту, обнимал тех, кого прежде обходил за километр. Так, может, прав был Он, и я самый что ни на есть типичнейший приспособленец, конформист? И то, что делал – исключительно для собственного блага, для удовлетворения гордыни? Кто мне теперь поверит, что не так?

Увы, теперь всё кончено. Надежды больше нет. И остаётся пустить пулю себе в лоб из наградного пистолета, либо надеть вериги и отправиться на покаяние куда-то в дальний скит. А толку что? Ну вот нашёл и снова потерял Лулу. Вполне закономерный результат. А потому что ничего другого я не заслужил. Только лишь боль и сознание того, что ничего мне в этой жизни не исправить!

И всё же, в чём причина? Что, разве я такой урод или же наш мир настолько отвратительно устроен? Ну почему всё так? Скажи мне, господи, ну почему алчность правит миром? Ну почему доброта и сострадание к человеку сегодня не в чести? И почему стремление обмануть, унизить ближнего своего – стало постепенно нормой нашей жизни? Я спрашиваю тебя, господи, и сам же отвечаю: всё потому, что нет любви…