«До сих пор всё шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, напёрла на постройки, и тут произошла страшная давка, причём, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!»
Замечу, что впервые я прочёл о Ходынской трагедии, рассказ Л. Толстого, в школьные годы, а потом, много позже, – у В. Гиляровского.
Добавлю, что для России «Ходынка» была таким потрясением, что упоминание о ней можно найти в толковых словарях нашего времени. Например:
«„ХОДЫНКА“, трагические события на Ходынском поле (в северо-западной части Москвы, в начале современного Ленинградского проспекта) во время раздачи царских подарков по случаю коронации Николая II. Из-за халатности властей произошла давка (См. фото 3.); по официальным данным, погибло 1389 человек, изувечено 1300».
Казалось бы, всё торжество коронации было обставлено самым должным образом, начиная с повсюду разосланного всенародного торжественного объявления о предстоявшей коронации, текст которого красноречив уже сам по себе:
«Всепресветлейший, Державнейший, Великий государь император Николай Александрович, восшед на прародительский наследственный престол Российской империи и нераздельных с нею Царства Польского и Великого княжества Финляндского, по образу благочестивых государей, предков своих, указать соизволил:
Священнейшему коронованию его императорского величества и от святого мира помазанию быть, при помощи Всевышнего, сего мая в 14 день. К священному сию действию его императорское величество указал приобщить и супругу свою великую государыню императрицу Александру Федоровну. О сём торжестве всем верноподданным чрез сие возвещается, дабы вожделенный оный день усугубили мольбы свои к Царю Царствующих, да всепомощною своею благодатию приосенить Царство его величества и да утвердить в нём мир и тишину, во славу свою святую и к непоколебимому благоденствию государства.»
Думаю, читателю небезынтересно узнать, с какой пышностью был обставлен весь ритуал «венчания на царство»:
О начале венчания возвестил могучий гул колоколов московских церквей. Обряд венчания проходил в Успенском соборе. С его паперти к государю обратился митрополит Московский Сергий, возвестив о тяжком бремени царского служения. А присутствовали при сём не только придворная знать в златотканых мундирах и расшитых жемчугом парадных платьях, но и специально доставленные из глубинки простолюдины в мужицких рубахах и скромных кокошниках.
В торжественной тишине государь и государыня прошествовали к тронам, воздвигнутым напротив алтаря. Император был облачён в преображенский мундир с красной лентой через плечо; на государыне были серебряно-белая парча и ожерелье розового жемчуга, а шлейф несли четыре камер-пажа.
Царский трон был украшен алмазами, которых было 870, рубинами и жемчугом. Наиболее приближённые сановники держали на бархатных подушках государственные регалии: корону, державу и скипетр, усыпанные бриллиантами, из которых особо выделялся бриллиант «Орлов».
Церемония завершилась выходом государя и государыни на Красное крыльцо, их троекратным поклоном всему народу, после чего прогремел 101 залп орудийного салюта.
Но весь этот коронационный блеск, по-видимому, только больше подчеркнул глубину случившегося затем непредвиденного бедствия. Да и во всём последующем царствовании, увы, не получилось провозглашённых в том послании ни «мира и тишины», ни «непоколебимого благоденствия».
А теперь настало время рассказать, что такое это было, – чтобы вы до конца представили и осмыслили, что такое была эта Ходынка, и могло ли это событие существенно повлиять на ход истории.
2. О «Ходынке». Что и как произошло
Сразу после катастрофы было начато следствие. Его заключение нам не известно. Но многие очевидцы оставили подробные описания. Основное из них – ниже.
Из ряда непредвиденных обстоятельств первым следует назвать неудачное расположение мест раздачи угощений. Это были буфеты, которые расположили цепью вдоль шоссе по направлению к Ваганьковскому кладбищу. Эта цепь буфетов начиналась шагах в ста от основной подъездной дороги. Буфеты были сгруппированы по нескольку – под одной крышей, а между группами были узкие проходы, через которые предполагалось пропускать людей на гулянье, вручая при этом каждому по узелку с угощеньем.
Другим пагубным обстоятельством было то, что параллельно буфетам, со стороны Москвы, т. е. откуда и ожидался народ, тянулась от начала шоссе до самых буфетов глубокая канава с обрывистыми краями; а напротив буфетов это уже был ров шириной более 30 метров, – бывший песчаный карьер; его глубина доходила до трех метров, а во многих местах были ещё и ямы. Его обрывистые берега тянулись как раз перед буфетами на всём их протяжении, так что площадка шириной 20–30 шагов, по которой должен был проходить народ, была между буфетами и этим обрывом. Кажется, хуже не придумаешь.
Разумеется, будь мало народу, и если бы проходили постепенно, всё бы и обошлось. Однако, на деле всё вышло иначе.
Народу набралось великое множество. Повалили все сразу, и естественно, не поместились на этой полосе. И даже если бы со стороны рва соорудили баръер, и это бы не помогло, – толпа его бы свалила, а он придавил бы людей.
Раздачу предполагали производить 18 мая с утра. А народ начал собираться с полудня предыдущего дня и шёл многолюдной массой, перекрыв все дороги в Москве и её окрестностях.
Уже к полуночи вся громадная площадь, и не только отведённая для этого площадка, но и прилегающие ямы, была буквально забита людьми, а они всё прибывали и прибывали…
На более гладких местах, подальше от места для гулянья, стояли телеги приехавших и – торговцев закусками и квасом. Кое-где горели костры.
К рассвету всё пришло в движение. А народ всё прибывал. И старались занять места поближе к буфетам. Лишь немногие успели занять узкую полосу у буфетов, а остальные переполнили громадный ров за ней, теперь превратившийся в живое, колыхавшееся море.
Уже к трем часам ночи всё было занято, все стояли на своих местах, а вновь прибывавшие всё более и более уплотняли эту человеческую массу.
К пяти часам сборише народа достигло крайней степени. Собралось, по отзывам, не менее нескольких сотен тысяч. Прижатые к обоим берегам рва не могли двинуться, даже пошевелить рукой. Вся эта масса сковалась, а головы людей не представляли собой ровной поверхности, а углублялись и возвышались, повторяя рельеф дна, усеянного ямами.
Многим от давки делалось дурно, некоторые стали терять сознание. Не имея возможности выбраться и даже упасть, многие, лишённые чувств, с закрытыми глазами, сжатые, как в тисках, так и колыхались вместе со всей массой. Слышались стоны, взывали криками о помощи.
Оказавшихся там же детей толпа кое-как выталкивала вверх и позволяла им ползти по головам. Некоторым так удалось выбраться на простор.
В специально построенном для увеселений театре находились два доктора. Они и смогли помочь только двум так переданным подросткам.
После пяти часов в бесчувственном состоянии были уже очень многие. А над миллионной толпой начал подниматься пар, похожий на болотный туман. Вскоре этой белой дымкой окутало всю толпу, так что сверху была видна только эта дымка.
К шести часам крики о спасении стали ещё громче. Наряду с этим стало заметным волнение основной массы: требовали обещанного угощения.
Когда в одном месте, в двух-трёх соседних палатках, действительно начали раздачу, огромная толпа с других мест, с криками «раздают», хлынула туда.
Страшные, душераздирающие вопли огласили воздух. Под напором задних тысячи людей были сброшены в ров; стоявшие ниже, в ямах, были затоптаны. Пробравшиеся раньше в поле лезли за угощением с противоположной стороны, не пропуская входивших снаружи. Напиравшая толпа прижимала людей к буфетам и давила… Повсюду продолжались стоны.
Объятая страхом от случившегося толпа начала отступать, и фактически уже отхлынула часов в шесть утра, задолго до назначенного времени гулянья.
Целый день было брожение по всем улицам. Многие, правда, возвращались, чтобы разыскать погибших родных. Явились власти. Груды тел начали разбирать, отделяя мёртвых от раненых. Первых разложили вокруг палаток, вторых отвезли в больницы.
Изуродованные трупы были ужасны. Повсюду слышались стоны и причитания родственников погибших. Транспорт отвозил трупы в город. Весь день шла уборка. Больницы и приёмные покои повсюду переполнились.
Трупы тех, кто успел отползти, находили далеко в поле. А многие даже попа?дали в колодец и там утонули.
Ваганьковское кладбище было переполнено тысячей трупов. Вокруг – масса народу…
[Такое ужасное стечение обстоятельств! И это – очень образный пролог для массовых репрессий! «Ходынка», блокада Ленинграда и репрессии! Одно ужаснее другого! Такого никто не смог бы и представить! – Авт.]
3. Что было после трагедии
Понятно, что такая беда не могла пройти бесследно для общества, как на то ни надеялись те, кто потом попал под «обрушившийся ледник» последующих событий, образовавших ту самую роковую цепь, которую и представляет собой история XX века.
И теперь, задумываясь над этим, мы понимаем, насколько чутко и внимательно относятся к трагедиям наши современные политики и как действительно неосмотрительно позволил себе запланированные празненства новоявленный царь, вместо того, чтобы отменить решительно всё, ранее намеченное. Но видимо, воспитанный с самого рождения в условиях неописуемой роскоши, сознания, что царь – «наместник Бога на земле», ждавший так или иначе восшествия на престол и теперь коронованный с такими почестями и головокружительными церемониями, новый самодержец не смог изменить ощутимым для простолюдинов образом этот так удачно начавшийся процесс, подумал, что и на этот раз всё как-нибудь обойдётся, образуется, загладится, и в истории только и останется значимость главного торжества… Но не обошлось, не образовалось, не загладилось… Хотя, с другой стороны, мы видим и понимаем, что сделано всё это было из самых благородных побуждений, и только очень убедительно показывает, насколько именно власть большевиков, которая объявила царизм «кровавым», разыграла эту карту в сознании народа и за счёт этого фактически сама пришла ему на смену, потом действичельно оказалась кровавой в масштабах, не идущих ни в какое сравение с царизмом, а уж сталинизм – и тем более, при этом умудрившись не потерять любовь народа. Всё, что можно сказать, так это то, что «мнение» и поведение толпы, народных масс, чаще всего далеки от объективной правды. И если ещё находятся такие лидеры, интересы которых специфичны, субъективны, а ловкость управлять толпой велика, то им и удаётся направлять толпу, народные массы по своему усмотрению, даже этим массам во вред. Так, кстати сказать, как видим, выглядит искажённым во вред народу и прошлое России, история её XX века.
А что было дальше? А дальше был XX век со всем тем, что в той или иной степени нам с вами предстоит проследить, пережить и понять, кому – ещё раз, а кому и впервые.
И конечно же, я здесь не утверждаю, что не будь тогда «Ходынки», вся история была бы намного иной, – и что не было бы в конце концов революции и сталинских репрессий, и гитлеровского фашизма, и Второй мировой войны, и блокады… Но что именно она, «Ходынка», в определённом смысле могла инициировать весь процесс, я считаю неопровержимым и постарался здесь показать. Ведь часто, при определённом стечении обстоятельств, бывает достаточно одного неосторожного шага… А «Ходынка именно так и выглядит. И есть все основания её значение именно так расценивать. И именно поэтому было правильным с рассказа о ней начать эту книгу.
Этого непреднамеренного и непредвиденного массового уничтожения людей, разумеется, не было бы, если бы не их катастрофически нищенское состояние. До этого они жили себе по своим „норам“. А тут съехались такой невероятной массой, да и подавили сами себя. И выглядело это в итоге, как будто кто-то расставил им ловушку. И без того несчастные, в то время как те, что, в достатке, наслаждались сверх меры, эти, собравшись из последних сил, наоборот, оказались опять же и вовсе в адском состоянии. И сами, наконец, увидели, поняли, очнувшись, до чего они доведены и – что так жить нельзя. Вот и не могло остаться, и не осталось, это бесследно, – послужило существенным толчком к осуждению и строя, и лично – царя. А тут как раз и большевики подоспели со своей идеей. Так что революция была – от безысходности русского простого народа. Его поманили близким счастьем. А потом, как оказалось, счёт жертвам пошёл уже не на сотни, и даже не на тысячи, а на миллионы жизней!.. Новая ловушка оказалась опять непредсказуемой и такой замаскированной, что до сих пор для многих кажется случайностью, недоразумением. А схема всей истории России в XX веке похожа на эту самую „Ходынку“: условия – идея – приманка – объединение – жертвы – провал… И невероятный, непостижимый, парадокс заключается в том, что непреднамеренная, по неосторожности, гибель менее полутора тысяч простых крестьян несмываемо запятнала и привела к свержению и преждевременной кончине царя России, и к гибели всей его семьи, а преднамеренное умерщвление нескольких миллионов (!) своих соотечественников, лучших из них, было так ловко обставлено, что его не только не осудили, как положено, и не обвинили по закону виновного, а многие ещё и доказывают, что так и надо было и что тот, кто был первым лицом, видите ли, „великий“, и находятся такие, кто этому верят.
[И можно полагать, что если бы такое преступление, – сталинские репрессии, – не осталось до сих пор должным образом не осуждённым, никто не осмелился бы совершить то, что было сотворено в конце 2014-начале 2015 годов в Украине, где были уничтожены несколько сотен ни в чём не повинных соотечественников и никто, в течение этого времени, не понёс наказания.]
Такое сопоставление особенно подчёркивает преступность сталинских репрессий и необходимость разобраться с ними в полной мере, если уж не сделали этого раньше. Пишу это здесь – по свежему рассказу о „Ходынке“, с идеей, что описываемое затем с такой же подробностью попросту не описать, а уже описанное о „Ходынке“ попросту ужасно, хотя по масштабам не идёт ни в какое сравнение с описываемым здесь.
[Всё дело в том, что „Ходынку“ или гибель „Титаника“ можно себе реально представить, а трагедии блокады Ленинграда и репрессии слишком масштабны и многогранны, и их описания выглядят надуманными, неправдоподобными. Вот я и попытался восполнить этот пробел, даже привёл здесь, в конце книги, ещё для большей убедительности, рассказ академика Лихачёва о блокаде. – Авт.]
* * *
После этой ужасной Ходынской катастрофы, в последующиеие дни, царь хотел, и попытался, загладить этот свой единственный и невольный грех, и посетил вместе с молодой императрицей больницу с несчастными жертвами „Ходынки“, а потом отправились и во вторую больницу… Но страна, народ, не простили случившееся. Припомнили ему и то, что, следуя мнению, что „коронация бывает раз в жизни, и ничего отменять не стоит“, последовали и торжества, начиная с бала у французского посла… Про этот бал рассказывали, что специально для него были привезены из Франции сто тысяч роз; если бал бы перенесли, розы бы завяли. Поэтому царствующие супруги бал посетили, но в знак траура танцевать не стали. Но среди простых людей распространился слух, будто бы они, наоборот, „лихо отплясывали“, да ещё и „радовались случившемуся“. [Ужасно! – Авт.]