Искусство жить и жизни смысл. Сборник II. Сквозная линия

«метаморфоз этот происходил далеко не со всеми, скорее с меньшинством его воспитанников…, что мы живем в обществе личинок, невыросших людей, подростков, закамуфлированных под взрослых».

Но об этом нижe…

«V. «Последний бал»

«Это были лучшие годы Виктора Юльевича: увлекательная работа, поклонение учеников, временно счастливый брак…

Работал он очень много, но «люрсы» по-прежнему собирались у него по средам…

Именно в эту последнюю школьную зиму Виктор Юльевич начал писать книгу, к которой несколько лет готовился. Уже и название родилось – «Русское детство». Его не особенно заботил жанр книги: сборник эссе или монография…

Нравственное пробуждение, или «нравственная инициация», как он полагал, происходит у мальчиков в возрасте от одиннадцати до четырнадцати лет, обычно при наличии специальных неблагоприятных обстоятельств – несчастье или неблагополучная семейная жизнь, унижение достоинства личного или достоинства близких людей, потеря родного человека…

Почти обязательным в этом процессе, по мысли Виктора Юльевича, оказывается присутствие «инициатора» – учителя, наставника, старшего друга, а если родственника, то достаточно дальнего…

Общество опускается ниже нравственного минимума, когда число не прошедших в ранней юности процесс нравственной инициации превышает половину популяции, – такая точка зрения сложилась у Виктора Юльевича в ту пору.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219 (http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219)…

Комментарии

Часть 5

Здесь автор вновь возвращает нас к «нравственной инициации» подростков в интерпретации своего героя, Виктора Юльевича Шенгели. Попросим у них разрешение распространить концепцию «специальных неблагоприятных обстоятельств» в качестве предпосылки такой «инициации» на людей, находящихся за пределами подросткового возраста. Ведь, «у каждого человека имеется своя собственная «болевая точка», а именно с нее и начинается «персональная революция личности.» Да и «катастрофическая тенденция избегания инициации» характерна еще более для «заматеревших личинок», чем вновь свернувшихся «коконов». В любом случае речь идет о непрерывном процессе подавления столь присущего нам эгоизма не столь присущим альтруизмом. Не так уж просто это, казалось бы, простое «…осознание добра и зла… понимание любви как высшей ценности.» Все, вероятно, зависит от того по отношению к кому это осознается и понимается: к себе лично, к «близкому», к «ближнему» или «дальнему».

Как легко, как естественно любить себя, свою семью, даже своих соплеменников: не так уж трудно поверить, что их благополучие, их безопасность – это и твои личные. Гораздо тяжелее поверить в то, что над всем этим возвышается благополучие и безопасность мира, окружающего тебя, твой род, твое племя. Это не хотят «инициировать» вожди твоего племени, политики твоего государства, служители твоей церкви. Ибо если люди всех племен, народов, государств и религий начнут понимать любовь к другим «дальним» как высшую ценность на Земле и осознают веру в Единый Высший Разум ее создавший и охраняющий, то зачем нужны им будут все политики и служители всех государств и религий?

Не приближаемся ли мы с вами, друзья, к намеченной автором «инициации» индивидуальной веры в Разум Творения, в безусловную Любовь и Сострадание к любому «человеку разумному», достойному этого определения?

Пожалуйста, ваше мнение ожидается на сайте книги:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/ (https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/)

«VI. «Зеленый шатер»

Что в этом начале новой главы, содержит хотя бы намек на ее название, совпадающее с названием всего романа Л. Е. Улицкой? Если вы освежите в памяти оригинальный текст главы в целом, то, возможно, согласитесь, что и дальнейшее лапидарно отточенное описание жизни и смерти героини романа Ольги – «луковички шелковистой», казалось бы, никак не подтверждает названия ни главы, ни романа…

Вот «хорошая советская девочка», пионерка, искренне верующая в дело Ленина-Сталина, встречает салютом солнце Родины в Пионерском Лагере Артек…

Вот предельно честная и принципиальная комсомолка, «морально устойчивая и политически грамотная», избирается в бюро комсомола филологического факультета университета Московского Государственного Университета…

Вот юная Олечка, студентка первого курса, преданная семейным традициям, выходит замуж за «перспективного молодого человека, студента МАИ…».

Вот молодая мама чудесного мальчика Костика и успешная студентка университета уже заканчивает дипломную работу под руководством, как оказывается, «скрытогоантисоветчика и врага народа». Вся беда в том, однако, что она подписывает письмо в защиту своего руководителя…

Рушатся семейные узы – как сорванный цветок увядает любовь Оли к родителям… хлопает дверь за уходящим из дому мужем. Вскоре она вместе с другими подписантами оказывается за стенами университета, возле здания Краснопресненского суда.

Здесь и происходит встреча двух сердец, двух судеб – Ильи, пожизненного фотографа и бывшего секретаря ЛЮРСа, и Олечки, потерявшей себя «луковички шелковистой»…

И вновь как и много лет назад кружит Илья по незабвенным местам прошлого классической русской слвесности. На этот раз в качестве гида, скорее гуру, замещающего любимого Виктора Юльевича. И не с него теперь не сводит взор Илья, а на него смотрит с любовью и обожанием нашедшая себя Олечка.

Таким образом она, филолог с высшим образованием, по-настоящему впитывает убеждение Виктора Юльевича, что «литература – лучшее, что есть у человечества.» А его тезис —

«Поэзия – это сердце литературы, высшая концентрация всего лучшего, что есть в мире и человеке»

– Олечка усваивает, перепечатывая самиздатовские листки со стихотворениями Мандельштама, Пастернака, Ахматовой, Бродского и других властителей дум зарождающегося дисидентского движения…

Так пролетают наполненные любовью и радостью не только Олечкиными, но и ее сына, Костика, 10 лет семейной жизни с Ильей. Откуда ей было знать, что у него есть и другая жизнь – «на лезвии бритвы», куда загнал Илью полковник КГБ Чибиков. Илья оказался достойным партнером: оберегая себя от концлагеря и семью от преследований, он никого не выдал и не предал. Но в 1980 году Московские игры подходят к концу – теперь уже генерал КГБ Чибиков запускает свою жертву на заграничную орбиту. Обычно невозмутимый Илья нервничает: надо уезжать и уезжать немедленно всей семьей. Оля – в недоумении (что может она знать о «лезвии бритвы») и в отчаянии: отец Костика категорически отказывается дать разрешение на выезд ребенка. Развод неизбежен – какой-то нелепый, несерьезный, ненастоящий. Илья и Оля клянутся друг другу в вечной любви и преданности совсем как в мелодраме…

Но жизнь предпочитает драму. Пока Илья ходит по «лезвию бритвы» за рубежом, Оля сгорает у себя дома от воспылавшей ревности и немыслимой ненависти к мужу-изменнику. Сгорает не только ее душа, но и тело от горечи и злобы. И в момент, когда раковые «узлы» готовы окончательно ее задушить, приходит письмо от Ильи: он просит его извинить, он любит ее еще сильнее, их встреча неминуема…

Впервые за последние годы открывает Олечка косметичку, чтобы посмотреть на себя в зеркало… Дом заполняется травницами и травами, подоконники – поддонами с прорастающей пшеницей, одни настои сменяют другие.

Приезжает врач – поражается:

«Такие опухоли не рассасываются!…Куда девается интоксикация?»

Вместе с болезнью уходит и безнадежность – если не она, Оля, приедет к Илье, то Илья вернется к ней. Ведь наступают другие времена – все может стать возможным…

И вдруг этот звонок из Мюнхена, где Илья работает на радиостанции «Свобода». Голос в трубке обычный, но какой-то «спекшийся»:

– «Олька! Я все время о тебе думаю! Я люблю тебя! Всю жизнь только тебя. Я тебя догнал и перегнал. У меня нашли рак почки, операция будет на следующей неделе.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219 (http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219)…

Теперь мази и настои любыми возможными оказиями перелетают с Олиного подоконника в Мюнхен… Илья продолжает звонить Оле, но все реже и реже. И вот раздается его последний звонок из больницы:

«Олька!..А я весь в проводах и трубках, как космонавт. Кажется скоро дадут старт, и я улечу…» И тихо засмеялся своим захлебывающимся, немного визгливым смехом. Через два дня Ольге позвонили из Мюнхена и сообщили о его смерти.

– Ага, значит, так, – сказала Ольга загадочно и замолчала…»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219 (http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219)…

(Ремиссия заканчивается так же внезапно как и началась. Напрасно доверенная подруга, Тамара, пытается уговорить ее срочно начать химиотерапию…)

«…Однажды вечером Ольга рассказала Тамаре сон, который приснился накануне: на огромном ковровом лугу стоит большой зеленый шатер, а к нему тянется длиннющая очередь, целая толпа народу, и Ольга становится в самый хвост, потому что ей непременно надо войти в этот шатер.

Тамара, с ее прорезавшимся мистическим чутьем, вся обмерла:

– Шатер?

– Ну да, вроде цирка-шапито, но очень большой. Осмотрелась и вижу, что очередь – все сплошь знакомые лица: какие-то девочки из пионерского лагеря, я их с детства не встречала, школьные учителя, и университетские лица, и доцент наш… Просто демонстрация целая!..

И еще много-много людей… И вдруг, представляешь, вдалеке, возле самого входа, замечаю Илью, и он из самого начала очереди машет мне рукой: «Оля! Иди ко мне! Иди! Я занял тебе место!»…

– Чертог, – одними губами прошевелила Тома.

– Да ну тебя, Бринчик! Какой еще чертог? Черт-те что несешь.