Реабилитация

Рабский труд. Фото из открытых источников

Сотрудники управления НКВД по Свердловской области Варшавский, Ревинов и Парышкин, принимавшие непосредственное участие в расследовании дела С. П. Шубина в 37-м году, выбивавшие из него признание вины, впоследствии были осуждены судом за грубейшие нарушения социалистической законности и фальсификацию следственных дел.

Определением Военного Трибунала Уральского военного округа № 209 от 7 февраля 1956 года Семен Петрович Шубин был посмертно реабилитирован полностью. В определения сказано: «…С. П. Шубин был арестован и заключен в ИТЛ безвинно… Постановление Особого Совещания при НКВД СССР от 9 апреля 1938 года в отношении Шубина Семена Петровича отменить и дело о нем производством прекратить за отсутствием состава преступления».

Всегда считал, что реабилитация безвинно пострадавших не может ограничиться только юридическим актом (хранящимся где-то на полках архива, следовательно, в безвестности), удостоверяющим, что человек не совершал никакого преступления. Реабилитация должна носить комплексный характер, включая и восстановление общественно-политических и моральных прав личности. Свежий ветер перемен смыл в 90-е годы с названий улиц и городов имена многих, причастных к злодеяниям. Но не должны бесследно исчезнуть имена незаконно репрессированных граждан. В газетной статье я предложил тогда на доме, где жил Семен Петрович, установить мемориальную доску, и одну из улиц Екатеринбурга – города, где он так много успел сделать для Отечества за короткую и яркую жизнь, назвать его именем.

Лагеря и тюрьмы НКВД в те мрачные годы сломали судьбы миллионов людей. Они могли бы сеять хлеб для страны, варить сталь, уничтожать врагов на полях сражений. Рубили под корень и самых талантливых. Что это было за время?! И не будет ли возврата к старому? Вопросы кувалдами стучат в висках, не давая покоя.

В один из приездов в тогда еще Свердловск председатель КГБ СССР В. А. Крючков на совещании как-то обронил: «Я недавно прочел несколько таких дел. У меня остатки волос поднялись дыбом».

Это сказал опытнейший профессионал, руководивший советской разведкой, человек, умудренный немалым жизненным опытом. А что же мы, сотрудники госбезопасности молодого и среднего поколений?

Вышка охраны в лагере. Фото из открытых источников

Для нас кровавые страницы архивных дел полувековой давности также явились чудовищным открытием, перевернувшим душу. Читали и оставались один на один с собой… Надо было все вытерпеть, переосмыслить, сделать выводы на будущее, чтобы то, о чем сейчас лишь читаем, никогда не повторилось.

Сегодня в Екатеринбурге увековечены в названиях улиц имена многих ученых: академиков Сахарова, Вонсовского, Губкина, Семихатова, Бардина, Шварца, Павлова и других. Но улицы Шубина так и не появилось, хотя он много успел сделать для Отечества за короткую и яркую жизнь[11 - 10 августа 2016 года в Екатеринбурге на фасаде дома 19 по улице Шейнкмана был установлен мемориальный знак «Последний адрес» Семена Петровича Шубина].

На следующий день после выхода «Вечерки» с моей статьей о Семене Петровиче Шубине в кабинете раздался телефонный звонок. Звонил академик Вонсовский Сергей Васильевич, который назвал меня по имени и отчеству и пригласил на следующий день в 12 часов пообедать вместе, он на машине заедет за мной. Конечно, я согласился.

Следующим днем в 11–55 Сергей Васильевич позвонил и сказал, что подъехал на серой «Волге», номер, кажется, 00–98, и ждет у подъезда Управления КГБ Свердловской области на улице Вайнера, 4. Уселся я на свободное переднее сиденье машины, и мы направились в сторону озера Шарташ, где у академика была дача. За рулем сидел сухощавый, немолодой, как оказалось потом 80-летний мужчина, с ясным взглядом больших голубых глаз, который как-то по-молодому сразу рванул машину с места. На заднем сиденье находилась дочь Шубина – Зинаида Семеновна с маленьким внуком. Мы о чем-то с ней стали говорить, но я все время был напряжен: боялся, что мы попадем в ДТП, потому что Сергей Васильевич очень быстро разгонялся, лавировал между машинами впритирку, резко тормозил так, что между капотом «Волги» и задним бампером остановившейся впереди нас на светофоре машины оставался зазор не более 10 см. Так я ни с кем и никогда не ездил и каждую минуту с ужасом ждал, что мы врежемся в кого-нибудь… Подъехали на берег Шарташа к большому деревянному дому-даче. На лужайке у дома был накрыт стол. У каждой тарелки лежало по несколько ножей и вилок, я поначалу растерялся, но, глядя на других, начал обедать. Поразило, что арбуз, оказывается, надо разрезать на мелкие кусочки и вилкой отправлять в рот…

Зинаида Семеновна и Сергей Васильевич расспрашивали об архивном деле С. П. Шубина, хотели узнать детали, которых не было в статье, уточняли, по чьей инициативе статья была написана, просили рассказать о себе… Я рассказал о себе, своей семье, о том, что статью написал по собственной инициативе, считая это долгом уважения к памяти Семена Петровича и его загубленной моими бывшими коллегами жизни. Мой рассказ никак не комментировали, молча принимая информацию к сведению. Через час после обеда Сергей Васильевич доставил меня на работу живого и невредимого. Где-то лет через пять Сергей Васильевич пригласил меня в институт математики на улице Софьи Ковалевской и подарил свою книгу о Шубине С.П., который был в середине 30-х годов его научным руководителем. Вторую такую же книгу он подписал губернатору Свердловской области Росселю Э.Э. и попросил меня ее передать. Он не знал, что расстояние от рядового гражданина до губернатора, как до солнца… Книгу я передал А.Ю. Левину – пресс-секретарю губернатора.

Мало, кто знает, что Сергей Васильевич после гибели Шубина женился на его вдове – Любови Абрамовне и воспитал троих ее малолетних детей.

Академик С.В. Вонсовский. Фото из открытых источников

Сергей Васильевич Вонсовский умер через 7 лет после первой нашей встречи, до конца своей жизни он лихо управлял автомобилем к восхищению и страху знавших его людей.

Карпеко Кирилл Григорьевич

Виновным себя не признаю

Более восьмидесяти лет прошло с тех пор, как каток репрессивной машины прокатился от края и до края нашей огромной страны. В грозное предвоенное время нож репрессий рвал налаженные связи экономики, обескровливал армию, науку, транспорт. До сих пор не подсчитаны полные потери – политические и материальные. Но кто и когда смог бы подсчитать горе людское; слезы отцов, матерей, жен и детей, их искалеченные и сломанные судьбы, разбитое вдребезги человеческое счастье?

Нельзя забыть тех, кто стоял у истоков государства, кто не жалел сил и здоровья, целеустремленно шел сам и вел за собой других к великой цели – построению государства свободы, равенства и братства трудящихся, как бы мы сейчас к этой цели не относились… Нельзя забыть тех, кто сложил голову в трагические годы репрессий. Только в этом случае появится гарантия неповторения впредь прошлого произвола и беззакония.

Хочу рассказать о Кирилле Григорьевиче Карпеко[12 - Впервые опубликовано: Киеня В.А. Виновным себя не признаю. Начало. / Киеня В.А.//газета «Путевка» № 31 от 19.03.1991 года. Киеня В.А. Виновным себя не признаю. Окончание /Киеня В.А.//газета «Путевка» № 34 от 23.03.1991 г.], которого не сломили допросы, запугивания, который не признал абсурдных обвинений и никого не оговорил. Родился Кирилл Григорьевич в 1894 году в местечке Погорельцы Черниговской области в семье рабочего железнодорожника. Самостоятельно стал трудиться с тринадцати лет столяром-плотником. На военную службу был призван в 1915 году в железнодорожный полк. С декабря 1917 года служил в Красной гвардии, с ноября 1918 по 1921 год – начальником штаба, политруком батальона, комиссаром бригады.

Газета «Путевка» за 23.03. 1991 г. с материалом автора о К.Г. Карпеко. Фото из архива автора

После увольнения в запас, по призыву к бывшим железнодорожникам вновь вернуться на транспорт, Кирилл Григорьевич работал председателем Казатинского Учкпрофсожа (участковый комитет профсоюза железнодорожников – прим. автора), ответственным секретарем дорпрофсожа на Юго-Западной дороге, заместителем начальника южного округа путей сообщения и уполномоченным Народного комиссариата путей сообщения (НКПС). Год учился на курсах высшего комсостава железнодорожного транспорта в Москве. С октября 1928 года – заместитель председателя Белорусско-Балтийской, затем директор Рязанской железных дорог. С 1 мая 1937 года – ревизор НКПС по безопасности движения на Свердловской железной дороге. Член ВКП(б) с октября 1917 года, в 1936 году награжден знаком «Почетному железнодорожнику».

Кирилл Григорьевич Карпеко был арестован 13 декабря 1937 года в Свердловске, где по улице 8-го Марта, 2-й дом Советов, квартира 21 проживал с семьей: женой Еленой Никоновной и сыновьями Владимиром и Маратом, школьниками. Старший сын Николай в это время уже был самостоятельным и жил в Харькове.

Архивные документы скупы и не передают психологического и эмоционального состояния членов семьи в день ареста. Владимир Кириллович – средний сын – вспоминал: «В этот день долго ждали отца с работы. Поздно вечером он позвонил и сказал, что задерживается, будет партсобрание. Часов в одиннадцать, не дождавшись отца, мама уложила нас спать. Глубокой ночью мы все проснулись от долгого, настойчивого звонка. Мама бросилась открывать дверь, но это был не отец – пришли с обыском…

Я не мог поверить: мой отец – враг народа? Мой отец – активный участник революции, комиссар бригады в гражданскую войну, коммунист с 1917 года и враг?!

Свердловск 30-х годов, площадь 1905 года

Членский билет Учкпрофсожа. Фото из открытых источников

Через какое-то время мама получила письмо. На конверте не было обратного адреса. В нем лежали две махорочные обертки, исписанные карандашом. На одной слова: «Доброму человеку, если такой найдется, отправьте по адресу…» И наш адрес. Нашелся добрый человек, подобрал выброшенный из вагона пакетик, да обратный свой адрес побоялся по тем временам написать, так что и поблагодарить было некого. Я не помню всего отцовского послания, но одна фраза врезалась в память: «Леночка! Об одном молю, чтобы дети не вырастали в ненависти и в злобе». Вот о чем думал, о чем заботился коммунист, обреченный на смерть. И это стало заповедью, навсегда поселившейся в моем сердце».

О том, насколько объективно велось расследование по делу, о поведении следователей, свидетелей, судей, самого Кирилла Григорьевича красноречиво свидетельствуют материалы архивно-следственного дела, выписки из которого предлагаются вниманию читателя этой книги.

Свердловский вокзал 30-х годов. Фото из открытых источников

Вот извлечение из протокола допроса Кирилла Григорьевича Карпеко от 20 января 1938 года, вопросы задает следователь:

– Вам предъявлено обвинение в принадлежности к антисоветской правотроцкистской организации на железной дороге им. В. В. Куйбышева и в подрывной диверсионной деятельности. Признаете ли вы себя в этом виновным?

– Виновным себя в принадлежности к правотроцкистской организации и в контрреволюционной деятельности не признаю, ибо в антисоветской организации я не состоял и не знал о существовании таковой на железной дороге имени Куйбышева.

– Скрыть антисоветскую деятельность и уйти от наказания вам не удастся, ибо следствие располагает достаточным количеством материалов, уличающих вас как одного из активных участников троцкистской организации, существовавшей на железной дороге имени В. В. Куйбышева.

– Следствие не может располагать материалами, которые уличали бы меня в какой бы то ни было антисоветской деятельности, ибо я всегда стоял на позициях генеральной линии партии и принимал активное участие в борьбе с оппортунистами и контрреволюционерами всех мастей.

– Это ваше заявление следствие рассматривает как очередное двурушничество, как попытку продолжать борьбу с Советской властью и со следствием. Заявляю, что вам не удастся это, ибо в принадлежности к антисоветской правотроцкистской организации вы уличены не только проводимой вами практической подрывной деятельностью, но и показаниями арестованных участников антисоветской организации. Настаиваю, говорите правду.

– Двурушником я не был и не пытаюсь вести борьбу со следствием, ибо я не контрреволюционер, а преданный Советской власти и партии большевик-коммунист. Если следствие и располагает на меня показаниями, то это могут быть только клеветнические показания…

А вот извлечение из протокола допроса Карпеко К. Г. от 22 января 1938 года:

– На предыдущем допросе вы упорно пытались отрицать вашу принадлежность к антисоветской правотроцкистской организации, существовавшей на железной дороге им. В. В. Куйбышева. Сегодня вы намерены давать об этом правдивые показания?

– Я честно говорю следствию, мне нечего рассказывать о принадлежности к антисоветской организации, ибо я в ней не состоял.

– Вы продолжаете упорствовать. Материалами следствия вы изобличены в принадлежности к антисоветской организации и преступной деятельности на железнодорожном транспорте. Настаиваем говорить правду!

– Я и говорю правду. Не состоял в антисоветской организации.

– Прекратите запирательство. В принадлежности к антисоветской организации вы уличаетесь показаниями арестованных участников правотроцкистской организации. Следствие вынуждено будет изобличить вас очными ставками.

– Я согласен на очные ставки.

– Вам будет дана очная ставка с обвиняемым М.

Вероятно, в это время вводили обвиняемого М. После взаимного опознания и выяснения отсутствия личных счетов между обвиняемыми задавался вопрос обвиняемому М.

– Вы подтверждаете данные вами показания от 5 декабря 1937 года о вашей принадлежности к правотроцкистской организации и подрывной деятельности на железной дороге им. В. В. Куйбышева?

– Да. Подтверждаю (это отвечает арестованный М.).

– В этом же показании вами в числе других участников назван Карпеко Кирилл Григорьевич. Это вы тоже подтверждаете?