Надломленный крест

Не удивлюсь, если в ближайшие годы Владимир со своим дядюшкой-советником будут аккуратно так отстранять Анну от наиболее важных государственных дел. Неспешно, со всей вежливостью, шаг за шагом. Им нужна не часть власти, а вся власть. Пусть даже империя и малость скукожилась из-за проигрыша в войне с Болгарией и отколовшихся провинций под властью Варды, но она все еще империя. Богатая, мощная, с громадными армией и флотом. И с этой империей нам еще предстоит столкнуться. Не сейчас и даже не в ближайшие годы, но однозначно придется.

Почему такая твердая уверенность? Ведь в той исторической линии, в которой я родился и вырос, Византия после Святослава Великого с Русью не воевала… Да, не воевала, ибо зачем воевать с той страной, которой ты исподволь и очень аккуратно так управляешь. Не светски, духовно, но это куда больше, чем может показаться. Сначала незаметное влияние на опасного врага, затем навязывание ему своей веры и… И вот уже спустя пару поколений на Руси и не мыслят о походах на ромеев, да и сама Русь из цельного образования дробится на множество княжеств. Нормально было бы, если б удельных князей назначали из Киева, как это делает император Священной Римской империи хоть из Рима, хоть из иного города, выбранного в качестве главной резиденции.

Гораздо хуже выглядел бы расклад, при котором уделы наследуются от отца к одному из детей, но также при главенстве того же Киева. Но ведь и этого не было… Реализовался самый жуткий вариант – «лествичное право». Сложное, вызывающее постоянные конфликты, а главное не дающее на сколь-либо долгое время любому из Рюриковичей находиться на «вершине пирамиды».

И что, кто-то вполне серьезно скажет, что это случилось само собой, из-за мифических «исторических закономерностей»? Как по мне, так классическая «мина замедленного действия», заложенная аккурат при смене веры ромейскими конкурентами. Цель? Раз и навсегда ликвидировать «русскую угрозу» для своей империи.

Ликвидировали, самки собаки! Византия получила передышку, которая была использована, причем весьма неплохо, с толком. Правда, потом все равно начались у империи проблемы, но не со стороны Руси. Это направление оставалось безопасным до самого конца. А напоследок издыхающая империя еще разок нагадила возрождающейся Руси с центром уже не в Киеве, а в Москве. Наверное, уже чисто инстинктивно, поскольку никакого смысла в том просто не имелось. Как? При помощи духовенства сосватав великому князю Ивану III Софью Палеолог – одну из последних к тому времени, в чьих жилах текла кровь византийских императоров. Только кровь была… откровенно гнилая. Что и было замечено уже в ее сыне, Василии, унаследовавшем от Ивана III по сути уже не великое княжество, а империю.

Результат? Печальный… Бледная тень великого отца, проваливающий почти все, за что ни брался. Ну а уже его сын, он же внук Софьи Палеолог – тот самый Иван Грозный, в веках гнуснопрославленный, абсолютно безумный психопат-садист на московском престоле. Именно он окончательно угробил все завоевания деда и его же достижения во внутренней политике, оставив после себя не царство, но руины. Кровь… Кровь гнилая, изрядно сдобренная вырождением и безумием, биологическое оружие. О котором не могли не знать те, кто протолкнул кандидатуру Софьи Палеолог в жены великому князю.

– Опять… – вырвал меня из раздумий голос побратима, не ко мне обращенный. – Не тормошите его, девицы-красавицы, Мрачный опять ушел внутрь себя, с богами беседовать. Скоро вернется, сказав что-то способное показаться странным, но на деле очень полезным. Не сейчас полезным, так позже.

– Хватит меня нахваливать, я не харалужный клинок и не драгоценный камень с лесной орех…

– Тогда говори, брат, чего там удумал?

– О ромеях думал.

– Сейчас? – откровенно изумилась Елена.

– У них хлопот не оберешься! – поддакнула Софья.

– Именно сейчас и именно по этой причине. Хлопот много, заняты своими делами, на нас еще очень долго клыки скалить не осмелятся. Но что будет потом, когда Владимир со своим дядюшкой войско восстановят и почувствуют себя сильными?

Девушки явно загрустили. Магнус призадумался…. И выдал:

– Война нам сейчас вредна. Из одной в другую… плохо.

– А войны не будет, – сразу поспешил я отмежеваться от подобного замысла. – Ты же знаешь, как я отношусь к войне, где потерь много ожидается, а пользы для Руси почти и нет.

– Тогда как?

– Нам более всего будет угрожать не Византия, а ее правитель, Владимир. А у нашего старого и недоброго знакомца со своими думами не очень хорошо, он заемными пользоваться любит. Дядюшкиными. Не станет Добрыни, опасность приугаснет. Что до того, кто нам поможет… Тут все ведают, кто такой Доброга. Да и его стоны насчет желания вернуться в Киев всем известны, равно как и его же опасения, что скоро он станет не таким нужным. Вот потому, пока он в силе, стоит его использовать к нашей пользе.

– Его руками устранить Добрыню, – хмыкнул жрец Локи. – Почему тогда не самого Владимира? Или не их обоих?

Хороший, вопрос, дельный. И ответ на него должен быть таким же. А еще понятным и принятым Магнусом и жрицами. До чего же приятно, что он сам собой напрашивается.

– Правители… они люди особые. Их можно убивать во время сражения или же захватив при завоевании их земель. Но при помощи подосланных убийц… Тоже можно, но вредно для восприятия тебя другими правителями. И хоть Владимир нам враг давний и злейший, но я предпочту ждать. Вдруг боги порадуют нас той или иной возможностью расквитаться за все, что он хотел с Русью сотворить.

– Добрыня – его родной дядя… – напомнила Софья. – Это же тебя не останавливает.

– Не останавливает и вот почему. Он уже не коронованная особа и не родич по «прямой линии», то есть не отец, не сын и даже не брат. Боковая ветвь, если понимаете, о чем я.

– Понимаем, Мрачный.

– Вот и хорошо, красавица. К тому же Добрыня уже много раз при всех грозился, что рано или поздно, но «все змеиное гнездо в Киеве выжжет дотла, даже детей малых не пощадив». Хоть и во хмелю это орал, но недавно, это и помимо Доброги люди подтвердили. Много на том пиру людей было, в том числе и из иных земель, не ромеев. Потому никто не удивится, если сей крикун помрет смертью быстрой или медленной, но неизменно лютой. Всем напоказ. Мы это даже скрывать не будем, приняв Доброгу в Киеве. Напоказ приняв, хоть и не говоря явно о его причастности, – помедлив, я добавил: – Но он у меня все едино ни на одном важном месте не будет находиться. Пользу приносить станет, но никакой власти! Нет у меня веры к этому человеку, и ни при каких условиях ее не появится.

Вот чего у Магнуса не отнять – так это его деловитость. Выслушал все, в том числе и к Софье обращенное, быстренько уложил в голове, после чего спросил:

– Когда?

– Если ты про болгар – то вот сегодня-завтра грамотку составлю и можно отправлять нашему посланнику. Ну а насчет Добрынюшки… Доброге-то можно сказать в самом скором времени, но чтобы сделал дело лишь после того, как у нас война закончится и мы все в Киев возвратимся.

– Когда возвратимся, тогда и Доброге приказывать, – поправил меня побратим. – Сам же говорил, что он себе на уме. Не нужно давать ему свободу действий по времени.

– А пожалуй.

Ну что? Похоже, что в ближайший год при удачном раскладе и толике удачи одним серьезным врагом у Руси станет меньше. Это я про Добрыню, если что. А у Владимира резко поубавится возможностей в будущем нам напакостить. Лишившись такого мощного и абсолютно верного советника, он станет уже не столь опасен. Еще больше злобен – это да. Размах же в интригах исчезнет. Злобу же свою пускай на ромеях срывает, их не жалко.

Я же хочу домой… Да только пока не получается. А хочется!

Интерлюдия

Сентябрь (руен), 990 год, венедские земли, Серпск

Герцог Саксонский смотрел на город, не слезая с коня, зная, что скоро придется оторваться от этого мрачного и величественного зрелища, вернувшись к делам. Город догорал. В нем горело чуть ли не все, что способно было гореть. И далеко не все пожары были делом рук имперского войска, которое все же разгрызло крепкий орешек. Серпск сопротивлялся долго и ожесточенно, его защитники понимали, что пограничная крепость – заслон на пути в глубь венедских земель. Пока город не пал – вражеское войско не сможет вольготно себя чувствовать, спокойно переправлять подкрепления через Эльбу… Да и ответных ударов можно будет не бояться, ведь внутри крепостных стен Серпска всегда было немало венедов. Не абы каких, а закаленных многолетними войнами с империей.

И все же Бернгард, герцог Саксонский, был не вполне удовлетворен событиями минувших двух дней. С одной стороны, наконец-то пала первая из по-настоящему важных для венедов крепостей. Теперь высвободившиеся силы можно бросить к Бранибору, падение которого ударит не только по войску венедов, но и по их духу. Бранибор для них не только город, но и символ.

Зато, с другой стороны, все было куда сложнее. Хорошо защищенные города венедов приковывали к себе войско империи. Пусть на него, Бернгарда, императрица-мать возложила лишь задачу отвлечь часть венедских сил, но ему-то хотелось большего. Громких побед, богатой добычи, возможности получить для своей Саксонии хотя бы часть земель бывших марок Северной и Биллунгов. А вместо побед – топтание войска под стенами крепостей, ожесточенное сопротивление венедов, большие потери… И почти никакой добычи.

Богом проклятый Серпск! Там войску достались скудная добыча и множество неприятностей. Поняв, что враги уже на улицах города, что они проиграли, эти идолопоклонники даже не думали сдаваться. Они предпочитали поджигать собственные дома и с безумными улыбками на лицах бросаться в свой последний безнадежный бой. Убеленные сединами старики, совсем еще юнцы, даже немногочисленные женщины… Немногочисленные, потому что большая часть ушла куда-то в глухие леса, захватив с собой детей. А искать их в лесах… Бернгард был наслышан о том, что такое поиск венедов в лесах. Занятие очень опасное и не обещающее успеха. Зато получить прилетевшую из зарослей стрелу, провалиться в волчью яму или ощутить, как на ноге смыкаются стальные зубы капкана – это завсегда. Лишь ближе к зиме, когда опадала листва, становилось легче. В заснеженных лесах и прятаться сложнее, и устраивать засады тоже. Сложнее, но не невозможно.

Но ждать до зимы… Невозможно. Зато двинуть освободившиеся войска к Бранибору – это да. И сделать это нужно было уже завтра. Тем более, что воины маркграфа Лаузицкого должны были усилить его поубавившееся после взятия Серпска войско. Да и немногочисленные пленники под пытками кое-что рассказали.

Стук копыт… Бернгард даже не подумал обеспокоиться, зная, что всюду сопровождающие его рыцари свиты способны защитить сюзерена от любой опасности. Ну, кроме нападения действительно крупного отряда, которому тут просто неоткуда было взяться.

Пленники… Палачам приходилось изломать большинство из них до вида, который уже мало общего имел с человеком. И то говорили далеко не все. Некоторые просто откусили себе языки, захлебываясь кровью. А с безъязыкого и спросить нечего. Хотя почти все местные венеды были грамотны, правда, разбирать эти фигурки, которые они называли рунами…. Мало кто был на это способен.

И все же кто-то из пытуемых заговорил, кто-то, мешая чернила с кровью, написал прыгающими и неровными строками то, что от них требовали. Все, кто сидел в Серпске, твердо верили, что вот-вот придет помощь. Венедские князья приказали держаться и верить.

Верить… Бернгард видел тех, кто воплощал эту самую веру. Жрецы, хотя их зачастую невозможно было отличить от обычных воинов. Разве что у некоторых доспехи были расписаны странными символами, да сражались они не просто ожесточенно и не чувствуя боли от ран, но как-то… по-особенному. Потом герцог Саксонский вспомнил, что ему рассказывали про таких жрецов. Правда, про тех, которые на подвластных Киеву землях, но эти язычники похожи друг на друга, отличаясь лишь незначительными мелочами. Это он понять успел.

Воины храмов… Храмовники. Жрецом некоторых богов у славян вообще нельзя было стать прежде, чем пройти через эту ступень. Сначала участие в войнах и набегах, а лишь потом полное посвящение в жрецы. Да и то до старости или увечья такие вот храмовники не прекращали воевать наряду с другими воинами. Что тут сказать, даже один из владык Киева, Олег Вещий, был по слухам не только правителем, но и одним из жрецов. Нынешний же придворный жрец постоянно сопровождает в походах князя Хальфдана Мрачного, а порой ведет в бой одну из частей его войска. И это среди них является нормальным, привычным. И кое-что из этого и церкви, чтящей единственно истинного бога, не мешало бы использовать. Тех же храмовников, но истинных, а не поклоняющихся нечестивым идолищам. Идолищам, которые в Серпске, к счастью, сгорели, оставив после себя лишь головешки и чадный смрад. Бернгард лишь немного жалел насчет того, что спалить идолов самим не получилось. Перед тем, как погибнуть от рук добрых христиан, жрецы сами запалили храм ложных богов.

– Ваша светлость, у меня дурные новости, – произнес, подойдя к герцогу, Клаус, один из рыцарей, личный вассал Бернгарда. – Дозоры заметили невдалеке отряды конницы. От боя они уклонились, зато обстреляли нас.

– Это ожидаемо, венеды и должны наблюдать за нами. Пусть, – отмахнулся герцог Саксонский. – Что с того, если они узнают, что мы двинемся к Бранибору?

– Наших дозорных обстреляли не из луков, из арбалетов, ваша светлость. У венедов нет конных арбалетчиков, они лишь у князя Хальфдана Киевского.

– Князь руссов прислал сюда часть своих войск, когда ему они нужны в Польше? Тем хуже для него…

– Или для нас, – процедил Клаус. – Даже нашей империи не всегда сопутствует удача на войне. Подумайте, что может случиться, если это авангард победившего войска. Я молюсь Господу, чтобы этого не произошло, но…

Клаус оборвал свою речь на полуслове, только все важное уже прозвучало. И отмахнуться от подобного герцог никак не мог. Хоть и считал победу Хальфдана Киевского чем-то вроде неудачной шутки.