Разведённый эксперт по семейным отношениям. Роман не без юмора

– Причём ценность содержания… сам понимаешь. Но подаётся так, будто перед читателем философский трактат Платона… Так вот, я обратил внимание на одну книгу. Знаешь, набор клише о менеджменте. Мало того, что шрифт гигантский, буквы как на крыше Главпочтамта, так еще и между каждым высказыванием по пять красных строк. Представляешь? На огромной странице даже слов мало, а уж мыслей вообще почти нет.

– В прошлом году у меня вышла книга афоризмов. Не видел? Так я вообще хотел, чтобы на каждой странице было по одному афоризму. Два-три предложения, не более. Издатель отговорил. Халтура, мол. Читатель почувствует себя обманутым.

– Жалеешь, что дал себя переубедить?

– Немного, – ответил Сашка. – Понимаешь, классика будет продаваться, даже если её напечатать на туалетной бумаге. А нам приходится имитировать ценность высокой ценой, качественной бумагой и крупным шрифтом. Иначе – никак. К тому же с чего ты решил, что человек, покупающий мою книгу, действительно собирается её читать?

Сашка повёл меня на экскурсию по своим арендованным угодьям, показывая, как тут всё у него устроено. Недолгая прогулка по однотипным комнатам закончилась в его кабинете. Сашка включил сплит-систему и уселся в кожаное кресло с гигантской спинкой. Он казался хоббитом, случайно занявшим место исполина.

– Чувствуешь себя Гулливером в таком кресле?

– Не важно, как я себя чувствую. Важно, как меня воспринимают, – сказал Сашка и достал из ящика стола несколько ярких папок.

Стены кабинета выглядели как китель северокорейского генерала. Вместо нескончаемых орденов – шеренги сертификатов в рамках. А вот на рабочем столе было вызывающе пусто, если не считать ноутбука, покрытого слоем пыли.

– Я вижу, ты ничего не хранишь в чулане. Даже повесил на стену сертификат оператора ЭВМ.

– Не только, – засмеялся Сашка. – Ещё и грамоту за примерное поведение в начальной школе.

– Ты её что, украл? Откуда у тебя такая грамота?

Я не решался задать прямой вопрос о том, что за таинственную работу он был готов мне предложить. Дело было не в смущении. Просто сыпать остротами мне всегда нравилось больше, чем разговаривать на серьёзные темы. Словосочетание «серьёзный разговор» никогда не предвещает ничего приятного, а я категорически не приемлю сознательного мазохизма. Нет такой темы, которую нельзя обсудить, не опускаясь до унылого выражения лица. И небеса не рухнут от улыбки.

– Необжитый какой-то у тебя кабинет, – сказал я. – Видно, что с документами ты работать не любишь.

– Ты же знаешь, Виталь, я не только с документами, я вообще работать не люблю.

К чести Сашки надо отметить, что человек он был идейный. С детства не хотел работать и своего добился. Бизнес-тренинги, выездные семинары, лайф-коучинг и онлайн-консультации. В общем, всё что угодно, но только не восьмичасовой труд с перерывом на обед. Тем не менее путь Сашки был тернист. Когда он окончил саратовский педуниверситет по специальности «учитель истории», то испытал огромное облегчение. Жизнь безработного пришлась Сашке по душе, но ровно до тех пор, пока родители не стали на него давить – мать деликатно намекала о необходимости устроиться на работу, отец в открытую угрожал, что не будет его содержать до старости. Чтобы Сашка быстрее проникся идеалами трудолюбия, родители совсем перестали давать ему деньги. Он храбро сопротивлялся обстоятельствам, но через пару месяцев кризис выпускника, немилосердно спровоцированный родителями, накрыл его с головой. Сашка начал думать о будущем, что было, в сущности, неприятно.

О работе по специальности не было и речи – даже голод не смог бы заставить его вернуться в школу. Когда Сашка учился в шестом классе, возникла проблема, из-за которой он редко появлялся на уроках. Стоило ему перешагнуть порог учебного заведения, как тело его опоясывала зудящая сыпь, которую врачи обозначили каким-то мудрёным латинским словом. Сашка впоследствии назвал эту болезнь «аллергией на школу», убеждая родителей в том, что она может вновь проявиться, если он пойдёт работать учителем. Поверил даже его строгий отец, отставной полковник с горячей точкой за плечами. «Психосоматическое заболевание – ничего не поделаешь», – разводил руками бывший вояка. Но денег по-прежнему не давал.

В итоге Сашка всё-таки устроился на работу. Репортёром в местную газетёнку. Вдохновлённый американскими сериалами, он надеялся вести богемный образ жизни, фланируя с «пати на пати». Есть канапе и бутерброды с красной икрой, запивая кулинарные изыски халявным шампанским. Оказалось, правда, что модные вечеринки в Саратове проводились не столь часто, но это было ещё полбеды. Никто на них Сашку не звал и, судя по всему, даже не собирался. Светская жизнь повернулась к нему широкой спиной охранника ночного клуба. Сашке приходилось освещать сельские праздники и писать очерки о борьбе за урожай. Он интервьюировал комбайнёров, удивительным образом повторявших ровно то, что он у них спрашивал. Зарплата была мизерная, почти незримая. Вдобавок выяснилось, что на удостоверение репортёра девчонки не клевали. В общем, не работа, а сплошные минусы. Вскоре он вышел из редакции с лёгким сердцем и трудовой книжкой в руках.

Сашка не торопился искать новую работу: у него вдруг появилась ненасытная тяга к эзотерическим знаниям. Аюрведа, йога, НЛП, тантра, гипноз, праноедение – ничто не осталось без его внимания. Целыми днями он торчал на каких-то семинарах, где улыбчивые гуру рассказывали о том, как они постигали мудрость у не менее улыбчивых гуру в Индии. В погоне за просветлением Сашка отказался от мяса и рыбы, а для пущей верности – ещё и от молока. Иногда он оборачивал своё худое тело в ярко-жёлтый саронг и в таком виде выходил из дома. «Балбес», – горько качал головой отец. На Пасху Сашка отказался не только от кагора, но и от куличей. «Непутёвого сына вырастили», – соглашалась мать.

Немного погодя Сашка осознал, что уже переполнен мудростью и готов щедро ею делиться со страждущими. Он понял, что ему нужны ученики. Желательно, платёжеспособные. Сашка обещал снять энергетические блоки и научить тантра-йоге. На заработанные деньги он хотел открыть первый в городе веганский бар, где за кружечкой морковного смузи собирались бы светлые личности и обсуждали духовный рост.

Сашкины семинары популярностью не пользовались, а вносить плату за аренду зала требовалось ежемесячно. Он влез в долги. Время шло, но ситуация не менялась. Желающих снять энергетические блоки по-прежнему было совсем немного, и от безденежья Сашка начал питаться праной. И вот тогда, в критический момент жизни, он встретил Ирину, свою будущую супругу. Она спустила его, бледного, исхудавшего и измученного мантрами, с небес на землю и сытно накормила. Прана оказалась не очень-то питательной.

– С кем у тебя теперь любовь-морковь? С помощницей? – спросил я.

– С Юлей? – округлил глаза Сашка. – Нет, что ты! Ты видел её нос?

– А что с ним не так? Нос как нос вроде.

– Коротковатый. Он её сильно портит и придаёт какой-то хищный вид.

Я фыркнул и закатил глаза:

– Тоже мне проблема – нос…

– Не в этом дело, – серьёзно ответил Сашка. – Она ведь очень привлекательная – фигура, грудь. Но раз я обращаю внимание на такую мелочь, как короткий нос, то, видимо, она не мой человек, и мне не подходит. Чужая душа, понимаешь? Ведь она человек со свойственными только ей чертами характера. Личность! А меня раздражает форма её носа.

Сашка невозмутимо смотрел на меня круглыми карими глазами. Я задумался, всерьёз ли он это говорит, но не решился развивать тему родства душ с губастыми помощницами и промолчал.

– Вижу, ты налегке, без чемодана, – сказал Сашка. – Где планируешь остановиться?

– Ничто не сможет меня остановить, – хмыкнул я.

– Понятно. Значит, у меня, – скорчил гримасу ужаса Сашка и воздел ладони к небу.

– Конечно, у тебя. Если только твоя жена не будет против. А то опять скажет, что я тебя спаиваю, способствую твоей деградации. Кстати, всё более заметной. Да и вообще такие друзья, как я, вредят карьере.

– Ничего она не скажет. Мы с Ирой уже полтора года не живём вместе. Разве я не говорил тебе? – спросил Сашка.

– Говорил, но прямо противоположное. Что у вас всё хорошо, – сказал я.

– У нас действительно всё отлично.

– Теперь это так называется. Ясно.

– Слушай, Виталь, ты обедал? Ну вот. Давай заглянем в какой-нибудь ресторанчик, выпьем, и я тебе всё расскажу про работу и про Иру.

От таких предложений я принципиально не отказываюсь.

III

Даже в провинции многим уже надоели заведения с итальянской кухней. Собственники почувствовали усталость публики и с лёгкостью пожертвовали криво понятой концептуальностью. Людям свойственно без сожалений расставаться с тем, что кажется им бессмысленным. В заведениях, названных в честь итальянских городов, задымились кальяны, а в меню появились бургеры и азиатские удоны.

– Восхищаюсь теми, кто владеет итальянскими кафешками, – сказал Сашка, когда мы вошли. – У них гости едят те же самые макароны с соусом, что и дома, но платят за них в пять раз больше. Ещё и называют это модным словом «паста».

– Мы поэтому пришли именно сюда?

– Нет, здесь бургеры вкусные. А ещё я знаю собственника. Жорик, отличный мужик. Такой, знаешь, бывалый, крепкий собственник. Сидел за растрату в советское время.

Мы заказали двойные бургеры с картошкой фри, бутылку водки и соленья. Официантка похвалила наш тонкий вкус и скрылась в недрах заведения. Пока ждали заказанное, Сашка рассказывал бородатые анекдоты, пользуясь тем, что у меня на них плохая память, и каждый раз я смеюсь от души. Более благодарного слушателя, чем я, не найти.

Мы звонко чокнулись, выпили и закусили черемшой. Потом закусывали исключительно бургерами с вишнёвым соусом. Две студентки, сидевшие за соседним столиком, притворялись, что делают селфи, а в действительности снимали наши кулинарные изыски.

– Ира заболела, – сообщил раскрасневшийся Сашка.

– Что с ней?

– Сделала аборт и впала в депрессию. Психологический кризис.

– Сочувствую вам… – потупился я.

– А мне-то чего сочувствовать? – удивился Сашка. – Я здесь ни при чём.