– Когда при мне кто-то декламирует, – продолжал Сашка, – мне до сих пор становится ужасно стыдно. Причём не за себя, а за говорящего.
– Я знаю о твоей рифмофобии с детства, но у меня выбора не было. Ты больше никому об этом не рассказывай! Держи своих демонов при себе. Либо обратись к экзорцисту.
Сашка недоумённо пожал плечами:
– В безумном мире каждый имеет право на сумасшествие. Быть сейчас нормальным – вызывающе.
Вскоре он по-хозяйски скомандовал:
– Всё! Пора спать.
Мне выделили наверху комнату с отдельным санузлом. Знак особого расположения Сашки. Для меня загадка, почему возможность использовать персональный унитаз столь высоко ценится? Не в брезгливости же дело.
Приноравливаясь к ортопедическому матрасу, я слышал, как загремела входная дверь. Похоже, вернулась Ксеша, не нашедшая пока себя в этом мире.
Я отправил бывшей жене сообщение: «Как дела у Егорки?» Ответа не было так долго, что я успел изучить потолок в мельчайших подробностях. Маленькая трещина в углу притягивала мой взгляд как магнит.
Наконец телефон завибрировал:
«Хорошо».
«Вам нужна какая-нибудь помощь?» – не унимался я.
Молниеносное ответное сообщение: «Ты пьяный, что ли?» Привычное хамство Светы меня как-то умиротворяло. Привык за восемь лет и теперь воспринимал как норму.
«Скоро нам будет нечем за квартиру платить», – говорила Света, ложась в постель. Или: «Уже неделя как поломался кондиционер, я скоро в обморок буду падать на кухне». Я в ответ желал ей спокойной ночи и добрых снов.
Теперь без упрёка на ночь мне плохо спалось.
Скучал ли я по сыну или просто хотел узнать, не появился ли у него новый папа? Трудно сказать. Разобраться в себе сложнее, чем просто забыться сном.
V
Ближайшие дни мы жили шведской семьёй: я, Ксеша и Сашка. Я, разумеется, был её платонической частью. Моя роль заключалась в том, чтобы по ночам, со второго уровня, слушать их любовные игры. Для элитного дома у них были слишком тонкие стены. Мне следовало бы сказать об этом Сашке, но я боялся выдать крепнувшую во мне зависть.
Сашка уходил рано утром. Мы даже не успевали вместе позавтракать. Он вёл мастер-классы в каком-то банке, называя это «типовой шабашкой», и радовался тому, как устроился в жизни.
– Банк даёт мне деньги, но я им ничего не остаюсь должен. И никаких тебе процентов и платежей по основному долгу!
К обеду просыпалась Ксеша и варила в турке ароматный кофе с пенкой. Потом самозабвенно занималась йогой. В нелепой пижаме тигровой расцветки – даже небольшой хвост присутствовал! – она с сосредоточенным видом делала десять любимых асан. Фоном играла заунывная мелодия: тягучая флейта изредка прерывалась ударами гонга. Взбодрившись, Ксеша бралась за дело.
Сашка поставил перед ней амбициозную цель – сделать из меня человека, как он выразился. То есть подобрать одежду и парфюм.
– Лук у него будет топовый, – заверила Ксеша.
Чёрт дёрнул меня за язык пошутить, что я буду, как Джулия Робертс, а она – как Ричард Гир. Так с лёгкой руки Ксеши я получил прозвище «красотка». Весьма солидное для мужика под сорок.
Даже не знаю, что хуже – быть «пирожочком», как Сашка, или «красоткой». Хотя у Сашки имелась уважительная форма обращения. Когда он радовал Ксешу своим поведением, то становился «пирожочком с яйцами». Мне о таком оставалось только мечтать.
Ксешина страсть к раздаванию кличек направо-налево не знала границ. Одарив кого-либо прозвищем, она, казалось, забывала его настоящее имя. Виталиком с того момента она меня ни разу не назвала.
Я проводил с Ксешей много времени, всё лучше узнавая её. Первоначальная куцая характеристика, звучавшая как «красивая девушка со странностями», обрастала занимательными подробностями. Я заметил странную Ксешину манеру смотреть не в глаза собеседнику, а в область переносицы. Первое время я по наивности думал, что её смущают мои густые брови. Может, как-то эстетически не соответствуют представлениям Ксеши о прекрасном. В общем, я малодушно и, как оказалось, совершенно напрасно подстриг брови.
Нет, Ксеша не искала изъянов на лице говорившего. Взгляд её был направлен внутрь. Мне представлялось, что Ксеша оценивала не слова, а пыталась прочесть мысли. Заглянуть, так сказать, за ширму без ведома собеседника. Судя по тому, как много вопросов она задавала, проникнуть ко мне в голову Ксеше не удалось.
Первый шаг на пути к «топовому луку» я сделал самостоятельно: решительно сбрил всю растительность на лице, чем изрядно обрадовал Сашку. Похоже, список его фобий расширился за счёт неприязни к бородам. Где-то в начале списка располагалась старая добрая рифмофобия.
Ксеша завершила работу над моим обликом всего за два дня. Мы посетили с десяток магазинов, где я терпеливо, даже стоически, вёл себя в примерочных. Мой гардероб пополнился водолазками, джинсами, тремя костюмами и приблизительно килограммом модных футболок. Широкий ассортимент купленной обуви напомнил мне о благословенных временах семейной жизни. В прихожей у нас стояла тумба, набитая до отказа туфлями, балетками и кроссовками Светки. Мои единственные всесезонные полуботинки торчали с краю, как затычка. Каждый раз, когда я их с усилием впихивал, я опасался, что тумба лопнет.
Ксеша предоставила в моё распоряжение пять образов. Выбирать я мог любой по настроению, но самостоятельно вносить изменения не рекомендовалось. Каждому образу соответствовал определённый аромат. Чтобы не перепутать, я даже законспектировал Ксешины слова. Вообще, выяснилось, что иметь собственного стилиста весьма удобно. Думать не надо совершенно.
– Красотка полностью упакована, – Ксеша любовалась мной, щёлкая от удовольствия языком. – То, что надо. Именно так должен выглядеть семейный эксперт.
Целыми днями мы гуляли с Ксешей по городу, с упоением предаваясь праздности. Часто и без какой-либо надобности катались кругами на трамвае. Это была Ксешина блажь. Она, к моему удивлению, относилась к поездке на трамвае как к какому-то священнодействию. Ксеша заблаговременно, ещё на остановке, отключала звук телефона, чтобы никто не мог её отвлечь. Едва мы входили в вагон, как она замолкала и уходила в себя, тихонько покачиваясь под стук колёс. Ксеша с блаженным видом смотрела по сторонам, будто впервые попала в Эрмитаж. От попыток разговорить её в трамвае я вскоре отказался и тоже молча глазел на пассажиров. Мне вспомнились слова Сашки о том, что Ксеша совсем не алчная. Действительно, чтобы произвести на неё впечатление, многого не требовалось. Её нужно было катать на трамвае и уступать место у окна. Прямо-таки травоядные желания для симпатичной девушки.
Я понял, что небрежный вопрос о стоимости проезда – это понты высшего порядка в общественном транспорте. Кондукторы в синих манишках, утомлённые чужой самореализацией, в ответ неодобрительно цокали языком. Половина пассажиров трамвая, особенно молодые, делали вид, что впервые едут в трамвае. Случайно зашли, пока их голубой мазератти на ремонте. Просто так вышло.
Обедали мы с Ксешей в кафешках, и ещё обязательно брали с собой еду на вынос. Готовить Ксеша не умела совершенно. История её запросов в ютубе говорила сама за себя: «Как разбить яйцо?», «Нужно ли чистить морковь?», «Как определить, что вода закипела?»
Мы забегали в вегетарианское кафе, где Ксеша как-то раз уговорила меня попробовать овощной смузи, приготовленный из свёклы, сельдерея и болгарского перца. В густой напиток ещё и добавили каких-то специй. Я выпил его, не теряя присутствия духа и стараясь не морщиться. Не хотелось огорчать Ксешу. Однако вкус полезного смузи пришлось долго заедать мороженым без добавления молока и сахара.
Алкоголь Ксеша почти не пила. Единственное исключение – сухое розовое вино. Её друзья, с которыми мы иногда встречались, также не проявляли особого интереса к выпивке. Видимо, соцсети заменили им почти все нехитрые удовольствия в мире. Многие из них забыли, как держать голову прямо, застыв в вечном поклоне своему телефону.
Я с интересом рассматривал её подруг, внешне разительно отличавшихся от тех девушек, с кем я столь активно общался пятнадцать лет назад. Короткие, ненакрашенные ногти, огромные очки с маленькими диоптриями, в руках – научно-популярная книга о работе кишечника. Вся одежда в стиле «унисекс». Они не выставляли себя напоказ и не провоцировали. Никаких тебе мини-юбок, оголённых пупков и густо намазанных лиц. Вместо босоножек на высоких каблуках – невзрачные балетки. А ещё говорят, что прогресса нет. Что молодёжь, мол, всё хуже и хуже. Чушь! В облике Ксешиных подруг не было даже намёка на пошлость. Вульгарность осталась в нулевых. Но, надо отметить, пошлость ушла, прихватив с собой сексуальность.
Глядя на друзей Ксеши мужского пола, я вспоминал слова бывшей жены:
– Откуда у таких сладеньких мальчиков в подвёрнутых джинсах и цветных носках появляются девушки? Как вообще можно в носках с Дональдом Даком обзавестись второй половинкой?
– Наверное, цвет носков не главное в мужчине, – возражал я.
Света, дитя поздних 80-х, смотрела на меня, как на идиота.
Интересы Ксеши и её приятелей были довольно широки: от неизвестных мне рэперов до творчества Достоевского. Они обсуждали какие-то клипы, альбомы, скандалы на концертах. В их речи встречалось много терминов, значение которых вызывало у меня недоумение. Например, флоу. Мне приходилось натужно молчать и терпеливо ждать шанса что-нибудь сказать. Поэтому, когда заговорили о том, что творчество Фёдора Михайловича до сих пор весьма популярно на Западе, я поспешил вставить свои пять копеек:
– В Европе любят Достоевского, потому что там много сытых и довольных жизнью. Нужно быть очень счастливым человеком, чтобы зачитываться Достоевским и не впасть от этого в депрессию.
мысль не оценили. Похоже, что никто ничего не понял. То ли они были ещё слишком молоды, то ли мало читали Достоевского.
Мы часами бродили с Ксешей по центральной набережной, недавно пережившей масштабную реставрацию. Близость реки остужала дневной зной, свежий ветер придавал сил. Ксеша заваливала меня вопросами о бывшей жене, семейной жизни и, разумеется, о причинах развода. Что ни говори, для любой женщины, даже молодой и творческой, эта сфера представляет особый интерес. Поэтому к её любопытству я относился с пониманием.
– Когда ты понял, что у вас с женой всё пошло наперекосяк? – спрашивала она, вперившись взглядом в мою переносицу.
– Когда – точно не помню, зато хорошо помню где. За рулём в припаркованной машине.
Я рассказал Ксеше, как приезжал домой с работы, парковался во дворе и долго, иногда по часу, сидел за рулём. Я просто сидел и смотрел перед собой. Время шло, но я не мог себя заставить подняться на шестой этаж и поужинать с любимой женой. Мне требовалось всё больше времени, чтобы заставить себя выбраться из машины. И я задумался: а что же, собственно, мне мешает? Почему организм, всё моё естество, протестует? Ведь вообще-то я должен был радоваться. Жена, сын, светлая комфортная квартира. Но я чувствовал себя обманутым. Сперва я страшился этой мысли, игнорировал её, загонял в закоулки разума, но всё без толку. Думаю, многие в браке чувствуют себя обманутыми, но боятся в этом признаться.
Света становилась всё более нервной и разочарованной. На любой мой поступок или даже слово она реагировала с недовольством. Я даже шутить перестал в её присутствии. По мнению Светы, с моими доходами вообще шутить было нельзя. Какое-то время меня сдерживала мысль о будущем сына, но какой смысл размышлять о том, будет ли приемлемым будущее, когда не можешь обеспечить нормальное настоящее?